Слово 5. На книгу Бытия.

СЛОВО 5

О том, что не за Адама мы наказываемся и что мы получили больше благ, чем привнесено им зол, если внимательны к самим себе, и против невнимательных к бедным.

Почему за грех одного или нескольких наказываются все? Путь к освобождению от рабства - добродетель, изгоняющая всякий страх пред людьми и пред зверями. Христианину нет нужды сетовать на предков и потому, что Христос обещал большие блага. Увещание к милостыни бедным, с сильным изображением их униженных просьб, их безвыходного положения и божественного наказания за жестокость к ближним.

Вы, может быть, думаете, что слово о господстве совсем окончено нами; я же усматриваю в нем еще много плодов. Не утомитесь же, прошу, пока не соберем всех их. И трудолюбивые из земледельцев, когда видят, что виноградные лозы покрыты множеством листьев и обременены плодами, не только срезывают наружные кисти, но проникают внутрь, загибая ветви и поднимая листья, чтобы под ними не укрылось и малого количества виноградных ягод. Не окажитесь же менее рачительными, чем те [т.е. земледельцы], и не остановитесь, пока не получите всего, и это особенно потому, что (здесь) труд – мой, а плод – ваш.

Вчера обвинили мы жен, а лучше сказать – не жен, но Еву в том, что она своим грехом ввела рабство. Но жены могут сказать нам: почему же осуждены мы, когда согрешила она? Одно лицо пало, а обвинение сделалось общим всей природе? И рабы могут сказать то же: почему, когда Ханаан оскорбил отца, подверглось наказанию все потомство? И боящиеся начальников могут также возразить: почему это они отданы под иго власти, когда другие жили порочно? Что же скажем всем им? Первое решение всех этих вопросов будет состоять в том, что согрешили предки и своим преслушанием ввели рабство, потомки же своими грехами укрепили введенное рабство. Если бы последние могли навсегда сохранить себя чистыми от грехов, то, по-видимому, с успехом могли бы возражать; но если и сами они подлежат многим наказаниям, то напрасно такое оправдание. Я, ведь, говорил не то, что грех уже не производит рабства, а то, что всякий грех соединен с рабством, и указывал причину в природе греха, а не в различии только греха. Как все неизлечимые болезни ведут к смерти, но не все болезни одинакового свойства, так и все грехи производят рабство, но не все имеют одинаковое свойство. Ева согрешила, прикоснувшись к дереву, и за это осуждена. Поэтому ты не совершай опять другого греха, может быть, более тяжкого, чем ее грех. Это же нужно сказать и о рабах; это же – и о подчиненных, т.е., что первые люди ввели грех, а потомки их своими грехами укрепили силу господства. Можно привести и другое объяснение [т.е., сказать в защиту правильности предложенного объяснения], состоящее в том, что многие, обратившись к добродетели, освободились от господства. И, во-первых, если угодно, поведем речь о женах, чтобы видеть тебе, как блаженный Павел, наложивший на них узы, сам же снимает их. «Жена, – говорит он, –которая имеет мужа неверующего, и он согласен жить с нею, не должна оставлять его» (1Кор.7:13). Почему? «Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа» (ст. 16)? Но как, скажешь, жена может спасти? Уча его, наставляя, приводя к пониманию благочестия. Но вчера ты, блаженный Павел, говорил: «Учить жене не позволяю» (1Тим.2:12). Как же опять делаешь ее учительницей мужа? Делая это, я не противоречу себе, но совершенно согласен сам с собою. Послушай же, почему он и свел жену с учительской кафедры, и снова возводит на нее, чтобы понять мудрость Павла. Пусть учит, говорит он, муж. Почему? Потому что он не был обольщен: «Не Адам, – говорит, –прельщен» (ст. 14). Жена, говорит, пусть учится. Почему? Потому что прельстилась: «Но жена, –говорит,– прельстившись, впала в преступление». Здесь же наоборот: если муж будет неверный, а жена верная, пусть учит, говорит, жена. Почему? Потому что она не в обольщении – она верная. Следовательно, пусть учится муж, потому что он в обольщении, – неверен. Обратно изменился, говорит, порядок учительства, пусть так же изменится и порядок господства. Видишь, как (Писание) везде показывает, что рабство есть следствие не природы, но обольщения и греха? Жену вначале постигло обольщение, за обольщением последовало подчинение; перешло затем обольщение к мужу, перешло и подчинение. И как вначале спасение жены (Бог) вверил мужу, потому что он не обольстился, говоря: «К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою»,. так и здесь, когда верная жена имеет мужа неверного, спасение мужа вверяет жене, говоря: «Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа?». Что яснее этого может показывать, что рабство есть следствие не природы, а греха? То же нужно сказать и о рабах. «Рабом ли ты призван, не смущайся» (1Кор.7:21). Видишь, как и здесь (апостол) показывает, что рабство есть пустой звук, когда при нем будет добродетель? «Но если и можешь сделаться свободным, то лучшим воспользуйся», – то есть, тем более оставайся в рабстве. Почему? «Ибо раб, призванный в Господе, есть свободный Господа» (ст. 22). Видишь ли, что рабство (остается) только по имени, на деле же свобода? Но для чего попустил (верующему) оставаться рабом? Чтобы ты познал превосходство свободы. Как сохранение тел трех отроков невредимыми среди печи было гораздо более удивительным при оставлении печи (разженною), чем при погашении ее, так гораздо большим и удивительным свидетельством о свободе служит продолжение рабства, чем уничтожение его. Поэтому (апостол) говорит: «Но если и можешь сделаться свободным, то лучшим воспользуйся», – то есть оставайся рабом, потому что обладаешь истиннейшей свободой.

Хочешь ли видеть это и на начальниках? Навуходоносор был царем; он разжег печь весьма сильно, и бросил в нее трех отроков, которые были юны, одиноки, беззащитны, рабы, пленники, не имевшие отечества. И что он говорит? «С умыслом ли вы, Седрах, Мисах и Авденаго, богам моим не служите, и золотому истукану, которого я поставил, не поклоняетесь» (Дан.3:14)? Что же они? Смотри, как добродетель сделала их, пленников, царственнее царя и показала их возвышеннейший дух? Они отвечали с такою смелостью, как будто говорили не с царем, а с подданным. «Нет нужды нам, –говорят,– отвечать тебе на это» (ст. 16). Мы представим доказательство не на словах, а на деле. «Бог наш, Которому мы служим, силен спасти нас от печи» (ст. 17). Они напомнили о благодеянии Даниила, произнесши те же слова, которые сказал тогда пророк. Что он сказал? «Тайны, о которой царь спрашивает, не могут открыть царю ни мудрецы, ни обаятели, ни тайноведцы, ни гадатели. Но есть на небесах Бог, открывающий тайны» (Дан.2:27,28). Так об этих словах (отроки) напомнили ему, чтобы сделать его милостивее. Затем говорят: «То да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся» (Дан.3:18). Замечай мудрость этих юношей. Чтобы присутствующие не усмотрели слабости Бога в том, если случится, что они умрут, будучи брошены в печь, они наперед исповедали Его могущество, сказав: «Бог наш, Которому мы служим, силен спасти нас от печи». Но чтобы, с другой стороны, когда они спасутся от огня, не подумали о них, будто они служат Богу за награду и воздаяние, они прибавили: «То да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся». Таким образом они и возвестили силу Божию, и показали твердость своей души, чтобы и об них не сказал кто того же, что диавол клеветал на Иова. А что диавол говорил об Иове? «Разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него?» (Иов.1:9,10). Так, чтобы и о них не мог кто сказать этого, они наперед заградили бесстыдные уста.

Но, как сказал я, пленник ли кто, раб ли, странник ли, живет ли на чужой земле, если он ведет добродетельную жизнь, будет царственнее всех царей. Видишь ли, как разрешается рабство и жен, и слуг, и подчиненных? Вот я покажу тебе, наконец, как прогнан и страх пред зверями. Бросили некогда Даниила в ров в том же Вавилоне, но львы не смели коснуться его. Они увидели сиявший на нем древний и царственный образ, усмотрели те отличительные черты, которые видели у Адама до грехопадения. С такою же покорностью они пришли к Адаму и получили тогда имена. И это было не только здесь, но и с блаженным Павлом. Он, попав на варварский остров, сидел у горящего костра и грелся, потом, из хвороста выскочила ехидна и повисла на руке его. Что же было далее? Животное тотчас свалилось; так как не нашло греха, то не могло и ужалить (Деян.28:3-6). Как мы, когда хотим взойти на скользкую скалу, не находя ничего, за что можно ухватиться, падаем вниз, будет ли внизу море, или пропасть, так и это животное, когда внизу был горящий костер, не найдя места, где грех открывал бы ему возможность ухватиться и куда бы вонзить зубы, упало в горевший костер и погибло. Если хочешь, то укажу тебе и третий способ объяснения. Первый состоит в том, что согрешили не только предки, но и потомки, второй – в том, что добродетельные, еще и в настоящей жизни, испытывали более легкое рабство, лучше же сказать, – совершенно освобождались от него, как это показали мы относительно жен, подчиненных и зверей. Третий после этих способов состоит в том, что Христос, пришедши, обещал нам ныне блага большие тех, которых лишили нас согрешившие вначале. О чем плачешь, скажи мне? О том, что Адам, согрешив, лишил тебя рая? Исправься, поревнуй о добродетели, и я отворю тебе не рай, а самое небо, и не дам тебе потерпеть никакого зла от преступления первозданного. Ты плачешь о том, что (Адам) лишил тебя власти над зверями? Вот я подчиняю тебе и демонов, будь только внимателен. Наступайте, говорит (Христос), «на змей и скорпионов и на всю силу вражью» (Лк.10:19). Не сказал: «обладайте», как относительно зверей (Быт.1:28), но: «наступайте», давая усиленную власть.

Поэтому и Павел не сказал: «Бог покорит сатану под ноги ваши», но: «Бог же мира сокрушит сатану под ногами вашими» (Рим.16:20). Уже не как прежде: «Оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт.3:15), но полная победа, совершенное торжество, всецелое уничтожение, сокрушение и гибель врага. Ева подчинила тебя мужу; но я сделаю тебя, если хочешь, равночестною не только мужу, но и самим ангелам. Она лишила тебя настоящей жизни, а я дарую тебе будущую, не стареющуюся и бессмертную, исполненную бесчисленных благ. Итак, пусть никто не думает, будто он потерпел вред ради предков: если мы захотим достигнуть всего, что (Христос) обещал дать, то найдем, что дано гораздо больше, чем мы потеряли. Из сказанного ясно и остальное. Адам ввел жизнь исполненную труда: Христос обещал такую жизнь, в которой нет ни скорби, ни печали, ни воздыхания; Он обещает дать и царство небесное. «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; … в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф.25:34-36).

Услышим ли и мы этот блаженный глас? Не могу очень настойчиво утверждать это, потому что мы слишком пренебрегаем нищими. (Вот теперь) время поста, такие наставления и поучения о спасительных догматах, непрерывные молитвы, ежедневные собрания, а какая польза от всего этого назидания? Никакой. Выходя отсюда, мы видим ряды нищих, чинно стоящих по ту и другую сторону, и так безжалостно проходим мимо, как будто пред нами столбы, а не человеческие существа. Мы так спешим домой, как будто видим бездушные статуи, а не живых людей. К этому побуждает голод, скажут. Но голод-то пусть заставит остановиться: ведь сытые желудки, по пословице, не разумеют голодного, а голодные по собственной потребности способны понимать и чужую нужду; лучше же (сказать) – и при этом не могут вполне понять всю эту нужду? Ты бежишь к готовому столу и не можешь потерпеть и немного. А бедный стоит до самого вечера, спеша и стараясь собрать насущный хлеб и видя, что день окончился, а денег еще не собрано столько, сколько нужно на насущный хлеб, скорбит, волнуется и вынуждается делать то, что выше его сил. Вот почему вечером (нищие) налегают на нас сильнее, клянутся, божатся, плачут, рыдают, протягивают руки и по неволе делают без стыда весьма многое другое. Они боятся того, чтобы, по удалении всех в дома, не пришлось блуждать им в городе, как в пустыне. Как потерпевшие во время дня кораблекрушение, ухватившись за доску, стараются до вечера приплыть в пристань, чтобы с наступлением ночи, оставшись вне пристани, не потерпеть окончательного крушения, – так и бедные, боясь голода, как кораблекрушения, спешат до вечера собрать столько денег, сколько нужно им на хлеб, чтобы, по удалении всех по домам, не остаться им вне пристани. А пристань для них – руки помогающих.

Но мы не трогаемся их несчастьями, ни на площади, ни возвратившись домой. Напротив, и тогда, как приготовлен для нас столь, часто наполненный бесчисленными благами (если можно назвать благом то, что мы съедаем в осуждение своего бесчеловечия), когда (говорю) приготовлен для нас стол, мы остаемся бесчувственными, несмотря на то, что слышим, как они ходят внизу по узким переулкам, громко кричат на перекрестках, страдают в глубочайшей тьме и совершенной пустоте. Да и насытившись, и отходя ко сну, и в это время слыша опять, что они громко стонут, оставляем без внимания, как будто слышим лай собаки, а не человеческий голос. И не обращаем внимания ни на время – как в позднюю ночь, когда все уже спят, один он скорбит, ни на маловажность просьбы – как он просит у нас хлеба или несколько денег, и ничего больше, ни на тяжесть его несчастья – как он борется с непрерывным голодом, ни на скромность просителя – как он, будучи угнетаем такой нуждой, не осмеливается подойти к дверям и стать близко, а выражает свою просьбу внизу, на большом расстоянии. Если получит, то воссылает бесчисленные молитвы; а если не получит, то и при этом не произносит жесткого слова, не бранит и не ругает тех, которые могли бы подать, и не подают. Напротив, как ведомый палачом на жестокую казнь, хотя просит и умоляет всех проходящих, не получает однако никакой помощи и без пощады приводится на казнь, так и этот, выводимый голодом, как палачом, на ночь к тяжкому бодрствованию, протягивает руки и громкими криками упрашивает сидящих на верху, в домах, но, не встречая никакого человеколюбия, отвергается безжалостно и с большою жестокостью. Но ничто это не трогает нас. И после такого бесчеловечия мы осмеливаемся простирать руки к небу, просить Бога о милости и молить о прощении наших грехов! И не боимся того, что после такой молитвы упадет на нас молния, после такой жестокости и бесчеловечия! Как, скажи мне, мы идем ко сну и на покой, и не боимся того, что этот самый нищий приснится нам худой, грязный, одетый в рубище, печальный, плачущий и обвиняющий нас в жестокости? От многих часто слыхал я, что, отказав во время дня в помощи бедным, ночью видели себя связанными веревками, влекомыми руками нищих, терзаемыми и терпящими многие страдания. Но это только сон, призрак, временное мучение. А мы не боимся, скажи мне, того, что этого печального, вопиющего, плачущего нищего придется увидеть нам на лоне Авраама, как видел Лазаря тот богач? (Лк.16:23). Что следует отсюда, предоставляю (почувствовать) вашей совести, – те горькие и неумолимые наказания, – то, как (богатый) просил воды, как не получил и капли, как горел язык его, как, несмотря на великую просьбу, не получил помилования, и как мучился бесконечно. Дай нам Бог не испытать этого, услышав угрозу на словах, избегнуть ее на деле, и, явив себя достойными любви праотца Авраама, достигнуть одного с ним места, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, честь, слава, держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.