Беседа 6. На книгу Деяний Апостольских.(на Деян.2:14).

БЕСЕДАVI

"Мужи Израильские! выслушайте слова сии" (Деян.2:22).

Достоинство Петра. – Что значит – любить Христа. – Чем отличается незлобивая душа. – Вред, причиняемый гневом.

Не из лести это сказано (апостолом): но, так как выше он сильно обличил иудеев, то теперь делает им послабле­ние и благовременно напоминает о Давиде. Он опять начи­нает вступлением, чтобы они не пришли в смятение, так как он намерен был напомнить им об Иисусе. До сих пор они были спокойны, потому что слушали пророка; но имя Иисуса тотчас вооружило бы их. И не сказал: поверьте, но: "выслушайте", – что было не тягостно. И заметь, как он ничего не говорит высокого, а начинает свою речь с крайне уничи­женного. "Иисуса", говорит, "Назорея", – сейчас же упоминает об отечестве, которое считалось презренным. И ничего пока еще не говорит о Нем великого, даже и того, что иной сказал бы о пророке. "Иисуса", говорит, "Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога". Заметь, как много значило сказать, что он по­слан от Бога. Это всегда и везде старались доказать и сам (Христос), и Иоанн, и апостолы. Послушай, например, что говорит Иоанн: "сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым" (Ин.1:33). А сам Христос даже и по преимуществу внушает это, говоря: "Я не Сам от Себя пришел, но Он послал Меня" (Ин.8:42). Да и везде в Писании об этом преимущественная забота. Потому-то и этот святой вождь в блаженном лике, приверженец Христов, пламенный ученик, которому вверены были ключи небес, который при­нял духовное откровение, смирил их страхом, показал, что (апостолы) сподобились великих даров, и сделал их достоверными, а тогда уже беседует и о Иисусе. Ах, как он осмелился среди убийц сказать, что Он воскрес! Впрочем, не тотчас говорит: Он воскрес, а сначала: Он пришел к вам от Бога. Это же видно из того, что Он сделал. И не говорит: Он (сделал), а: Бог через Него, – для того, чтобы скромностью лучше привлечь их, при чем их же самих призывает в свидетели и говорит: "Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете" (ст. 22). Потом, когда дошел до того их ужасного преступления, – смотри, как ста­рается освободить их от вины. Ведь, не смотря на то, что это было предопределено, все же они были душегубцы. "Сего", гово­рит он, "по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили" (ст. 23). Говорит почти теми же самыми словами, как и Иосиф, кото­рый также говорил своим братьям: не бойтесь; не вы меня продали, но Бог меня послал сюда (Быт.45:5). А так как он сказал, что на это была воля Божия, то, чтобы не сказали: значит, мы хорошо поступили, – он предупреждает эту мысль тем, что присовокупил: "пригвоздив руками беззаконных, убили". Здесь намекает на Иуду и вместе с тем показывает им, что они не в силах были бы это сделать, если бы Бог не по­пустил и сам не предал Его. Это и значит слово: "преданного". Таким образом, всю вину слагает на голову Иуды предателя, так как он предал Его лобзанием. Или это означают слова: "руками беззаконных", или он говорит здесь о воинах, выра­жая такую мысль: не просто вы убили Его, а чрез посредство беззаконных людей. Заметь, как повсюду (апостолы) заботятся о том, чтобы, прежде всего, были признаны Его страдания. Что же касается до воскресения, – так как это было дело великое, – (Петр) до времени прикрывает его и уже потом выставляет на вид. Страдания, именно крест и смерть, были всеми при­знаны, а воскресение еще нет; потому-то он и говорит о нем после, присовокупляя: "но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его" (ст. 24). Здесь он указал на нечто великое и высокое. Слова: "невозможно" – показывают, что Христос сам и позволил (смерти) удержать Себя, и что сама смерть, держа Его, мучилась как бы болезнями рождения и тяжко страдала. Известно, что болез­нью смертною Писание повсюду обыкновенно называет опасность. Вместе с тем здесь выражается мысль, что Он воскрес так, что больше уже не умрет. Или словами: "потому что ей невозможно было удержать Его" – (апостол) показывает, что воскресение Христово было не таково, как воскресение прочих людей. Затем прежде, чем в уме их могла родиться какая-нибудь мысль, он выставил им Давида, отстраняющего всякий помысл чело­веческий. "Ибо Давид говорит о Нем" (ст. 25). И смотри, какое опять уничиженное свидетельство! Для того он и привел его сначала, сказав то, что более уничиженно, чтобы показать, что смерть (Христова) не была событием горестным. "Видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался. Ибо Ты не оставишь души моей в аде" (ст. 25, 27). Затем,докончив свидетельство пророческое, присовокупляет: "мужи братия!" (ст. 29). Когда намерен говорить что-нибудь особенно важное, всегда употребляет такое вступление, чтобы тем воз­будить их внимание и привлечь в себе. "Да будет позволено", говорит, "с дерзновением сказать вам о праотце Давиде" (ст. 29). Какая великая скромность! Так он всегда снисходит, когда это было безвредно. Потому и не сказал: это сказано о Христе, а не о Давиде; напротив, весьма благоразумно выказывает глубокое уважение к блаженному Давиду, чтобы тем тронуть их; и о том, что всеми признано, говорит так, как будто это было дерзко сказать, стараясь расположить их в свою пользу теми похвалами (Давиду), какие незаметно вводит в свою речь. Потому и не просто говорит: о Давиде, но: "о праотце Давиде". "Что он и умер и погребен". Не говорит пока: и не воскрес; но другим образом сейчас же высказывает и это, говоря: "и гроб его у нас до сего дня" (ст. 29). Теперь он дока-зал то, что желал; но и после этого не перешел еще ко Христу, а снова говорит с похвалою о Давиде: "будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему" (ст. 30).

Так говорит он с тою целью, чтобы они, по крайней мере, хоть из уважения к Давиду и к его роду, приняли слово о воскресении, – так как будто бы в противном случае пострадает пророчество и их честь. "И зная", говорит, "что Бог с клятвою обещал ему" (ст. 30). Не сказал просто: обещал, но, что было сильнее: "с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его" (ст. 30). Смо­три, как опять указал на высокую истину. Так как он смягчил их своими словами, то смело предлагает это изре­чение пророка и беседует о воскресении. "Что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления" (ст. 31). Это опять удиви­тельно; отсюда видно, что воскресение (Христово) не было похоже на воскресение прочих людей. Смерть держала Его и в то же время не сделала того, что ей свойственно делать. Таким обра­зом, о грехе (иудеев) Петр прикровенно сказал, а о наказании ничего не присовокупил; показал, что они умертвили (Хри­ста), и вслед затем переходит к знамению Божию. Но, когда доказано, что умерщвленный был праведник и друг Божий, то, хотя бы ты и умолчал о наказании, грешник сам себя осудит еще больше, чем ты. Итак, (Петр) все приписывает Отцу, для того, чтобы они приняли его слова. Затем приводит из пророчества выражение: "невозможно". Поэтому, посмотрим снова на то, что сказано выше, "Иисуса", говорит (Петр), "Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога", т.е., Человека, о Котором не может быть никакого сомнения, но за Которого говорят дела. Так и Никодим говорил: "таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить" (Ин.3:2). "Силами", говорит, "и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас" (Деян.2:22); значит, не тайно, если – "среди вас". Сначала говорит о том, что им известно, и потом уже переходит к неиз­вестному. Затем словами: "которые Бог сотворил" – показывает, что не они могли (это сделать), но что это было делом премудро­сти и смотрения Божия, так как было от Бога. И что было для них неприятно, то он прошел скоро. Апостолы везде ста­рались показать, что (Христос) умер. Хотя бы вы, говорит (Петр), стали отрицать, – они засвидетельствуют. А Кто привел в затруднение саму смерть, Тот, конечно, гораздо больше бед мог причинить тем, которые Его распяли. Однако, Петр не говорит ничего такого, например: Он мог вас умерт­вить, а просто только дает им понять это. Между тем, из этих слов узнаем и мы, что значит то, что смерть держала Его. Кто мучится тем, что держит что-нибудь, тот уже не держит и не действует, а страдает и старается скорее бро­сить (что держит). Прекрасно также сказал (Петр): "Давид говорит о Нем", – чтобы ты не отнес этих слов к самому пророку. Видишь ли, как он, наконец, объясняет и разобла­чает пророчество, показывая, каким образом Христос воссел на престоле Своем? Ведь царство духовное – на небесах. Заметь, как вместе с воскресением он указал и на цар­ство, сказав, что (Христос) воскрес. (Далее) показывает, что пророк был поставлен в необходимость (говорить так), по­тому что это было пророчество о Христе. Почему же он не сказал: о царстве Его, но: "воскресил" (ст. 31)? Это было слишком высоко (для них). Но как Он воссел на престоле? Будучи царем над иудеями. А если – над иудеями, то тем больше над теми, которые Его распяли. "И плоть Его", говорит, "не видела тления" (ст. 31). Это, по-видимому, меньше воскресения, но на самом деле это – одно и то же. "Сего Иисуса Бог воскресил". Смо­три, как (всегда) не иначе называет Его. "Чему все мы свидетели. Итак Он, быв вознесен десницею Божиею" (ст. 32, 33). Опять обра­щается к Отцу, хотя довольно было и того, что сказал уже прежде; но он знал, насколько это важно. Здесь он намек­нул и на вознесение, и на то, что Христос пребывает на не­бесах; но ясно и этого не высказывает. "И приняв от Отца обетование Святаго Духа" (ст. 33). Смотри: вначале сказал, что не Христос послал Его (Святого Духа), но Отец; а когда напомнил им об Его чудесах и о том, как поступили с Ним иудеи,когда сказал о воскресении, то уже смело начинает говорить и об этом и опять их самих приводит в свидетели, ссы­лаясь на то и другое их чувство (т.е., на зрение и слух – ст. 33). И о воскресении упоминает часто, а об их преступле­нии только однажды, чтобы не быть для них тягостным. "И приняв", говорит, "от Отца обетование Святаго Духа". Это опять – (истина) вели­кая; и я думаю, что он говорит теперь о том обетовании, ко­торое было до страдания. Смотри, как, наконец, все это он усвояет Христу, делая это очень незаметно. В самом деле, если Он излил (Святого Духа), то, очевидно, о Нем сказал пророк выше: "в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши" (ст. 17 и след.). Смотри, какие (истины) он незаметно влагает в свои слова! Но так как это было дело великое, то он опять прикрывает его, сказав, что Христос принял от Отца. Он сказал об оказанных Им благодеяниях и о чудесах; сказал, что Он – Царь и что Он пришел к ним; сказал, что Он дает Свя­того Духа. Но ведь что бы кто ни сказал, – все будет напрасно, если он не будет иметь в виду пользы. Подобно Петру по­ступает и Иоанн, когда говорит: "Он будет крестить вас Духом Святым" (Мф.3:11). Вместе с тем (Петр) показывает, что крест не только не умалил Христа, а напротив, еще более прославил Его, так как, что издревле Бог обещал Ему, то теперь даровал. Или иначе: Петр говорит здесь о том обе­товании, которое Он нам дал. Таким образом, Он наперед уже знал о будущем обетовании и после креста даровал нам еще большее. "Излил". Здесь (апостол) показывает Его до­стоинство, равно как и то, что Он не просто (даровал Духа), но – в изобилии. Отсюда, чтобы сделать и это (достоинство) оче­видным, – присовокупляет дальнейшие слова. Сказав о даро­вании Святого Духа, он теперь уже смело беседует и о вознесении (Христовом) на небеса, и не просто, но опять приводит свидетеля и напоминает о том самом лице, на которое и Христос указывал. "Ибо Давид не восшел", говорит, "на небеса" (ст. 34).

Здесь (апостол) говорит уже без стеснения, одушев­ляясь тем, что сказал выше; уже не говорит: "да будет позволено" (ст. 29) или что-нибудь подобное; но говорить ясно: "сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих" (ст. 34, 35). А если Он – Господь Давида, то тем более – их. "Седи одесную Меня". Этим высказал все. "Доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих". Этими словами воз­будил в них великий страх, подобно тому, как и в на-чале показал, как Бог поступает со Своими друзьями, и как – с врагами. А чтобы они лучше ему поверили, он опять власть приписывает Отцу. И так как он сказал истину вы­сокую, то теперь опять низводит слово свое к уничиженному. "Итак твердо знай", говорит, "весь дом Израилев" (ст. 36), т.е., не сомневайтесь и не возражайте. А затем говорит уже со властью: "что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса" (ст. 36). Это он припомнил из псалма Давидова (Пс.2:2). Ему следовало бы сказать: "итак твердо знай, весь дом Израилев", что Он седит одесную; но так как то было слиш­ком высоко, то он, оставив это, приводить другое, что го­раздо уничиженнее, – говорит: "соделал", т.е., поставил. Следовательно, он здесь ничего не говорит о существе, но все об этом предмете (т.е., о воплощении). "Сего Иисуса, Которого вы распяли" (ст. 36). Прекрасно этим заключил свое слово, что­бы чрез то потрясти их ум. Сначала показал, как велико это преступление, и потом уже открыто сказал о нем, чтобы лучше представить его важность и преклонить их страхом. Ведь люди не столько привлекаются благодеяниями, сколько вра­зумляются страхом. Но дивные и великие мужи и друзья Божии ни в чем этом не нуждаются. Таков, например, был Па­вел: он не говорил ни о царстве, ни о геенне.

Вот это значит любить Христа; это значит не быть наемником, не смотреть (на благочестивую жизнь), как на промы­сел и на торговлю, а быть истинно добродетельным и делать все из одной любви к Богу. Каких же достойны мы слез, когда на нас лежит такой великий долг, а мы не стараемся, как бы купцы, приобресть царство небесное? Так много нам обещано, а мы и при всем том не слушаем? С чем срав­нить такую неприязнь? Люди, одержимые безумною страстью к деньгам, кого бы ни встретили, врагов ли, или рабов, или самых злых своих противников, самых негодных людей, – если только надеются получить чрез них деньги, – решаются на все, и льстят, и услуживают, и становятся рабами, и счи­тают их самыми почтенными людьми, лишь бы что-нибудь по­лучить от них: надежда получить деньги производит то, что они ни о чем таком не думают. А царство не имеет того значения у нас, какое имеют деньги; или лучше, – не имеет и ничтожной доли того значения. Между тем, и обещано оно не каким-нибудь обыкновенным лицом, а Тем, Кто несрав­ненно выше и самого царства. Если же и обещано царство, и дает его сам Бог, то, очевидно, уже много значит и полу­чить его от такого Лица. А теперь, между тем, происходитто же, как если бы царя, который, после бесчисленного множе­ства других благодеяний, хочет сделать (нас) своими наслед­никами и сонаследниками собственного своего сына, мы стали презирать; а начальнику разбойников, который был причиною весьма многих бед и для нас, и для наших родителей, ко­торый сам исполнен бесчисленного зла и посрамил и нашу славу, и наше спасение, – стали кланяться, если он покажет нам хотя один овол. Бог обещает нам царство, и мы пре­небрегаем Его; диавол готовит нам геенну, и мы чтим его! То – Бог, а это – диавол! Но посмотрим на самую разность их заповедей. Ведь, если бы даже ничего этого не было, – если бы, то есть, то не был Бог, а это – диавол. если бы первый не уго­товлял нам царства, а последний – геенны, – самого свойства их заповедей не довольно ли было бы для того, чтобы побудить нас быть в союзе с первым? Что же заповедует тот и другой? Один – то, что покрывает нас стыдом, а другой – то, что делает нас славными; один – то, что подвергает бесчи­сленным бедствиям и бесславию, другой – то, что доставляет великую отраду. В самом деле, посмотри: один говорит: "научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим" (Мф.11:29); а другой говорит: будь жесток и суров, гневлив и раздражителен, будь лучше зве­рем, чем человеком. Посмотрим же, что полезнее, что бла­готворнее. Но не это только (имей в виду), а помысли о том, что один из них диавол. Тогда в особенности обнаружится то (что полезнее), да и торжество будет больше. Ведь не тот заботлив, кто дает повеления легкие, а кто заповедует полез­ное. И отцы дают приказания тягостные, равно как и господа своим слугам; но потому-то именно одни из них – отцы, а другие – господа; а поработители и губители заповедуют все противное.

Впрочем, что (заповеди Божии) доставляют и удовольствие, это ясно из следующего. Каково, по твоему мнению, состояние человека раздражительного, и человека незлобивого и кроткого? Не правда ли, что душа последнего похожа на некоторое уеди­ненное место, где царствует великая тишина, а душа первого – на шумную площадь, где страшный крик, где погонщики вер­блюдов, лошаков, ослов кричат изо всей силы на проходя­щих, чтобы их не задавить? Или еще, не походит ли душа последнего на средину городов, где сильный шум то с той стороны от серебренников, то с другой – от медников, и где одни обижают, а другие терпят обиду? А душа первого похожа на некоторую вершину горы, где веет легкий ветер и куда падает чистый луч (солнца), откуда льются прозрачные струи потоков и где встречаешь множество прелестных цве­тов, как на весенних лугах и в садах, красующихся ра­стениями, цветами и струящимися ручейками. Если здесь и бы­вает какой звук, то это – звук приятный, доставляющий большое удовольствие тому, кто его слышит. Здесь или певчие птицы сидят вверху на ветвях дерев, и кузнечики, соловьи и ласточки стройно воспевают какой-то один концерт; или тихий ветер, слегка касаясь ветвей дерев, часто производит звуки, похожие на звук флейты или на крик лебедя; или луг, покрытый розами и лилиями, которым склоняются друг к другу и отливают синевою, представляет как бы синее море в ми­нуту легкого волнения. Одним словом, здесь всякому можно найти много подобий: когда посмотришь на розы, – подумаешь, что видишь радугу; а посмотришь на фиалки, – подумаешь, что видишь волнующееся море; посмотришь же на лилии, – поду­маешь, что видишь небо. И не зрением только наслаждаешься здесь при виде такого зрелища, но и самим телом. Здесь человек по преимуществу находит для себя отраду и отдых, так что скорее считает себя на небе, чем на земле.

Есть здесь и другой звук, – когда вода непринужденно катится с вершины по расселинам и, слегка ударяясь о встре­чающиеся камешки, тихо журчит и такую разливает сладость по нашим членам, что скоро и сон, от которого невольно опускаются члены, нисходит на глаза наши. Вы с удоволь­ствием слушали мой рассказ и, может быть, даже пленились пустынною местностью? А ведь душа великодушного человека еще несравненно приятнее, чем эта пустынная местность. И я не с тем коснулся этого подобия, чтобы описать вам луг, или чтобы похвалить это красноречием, но, чтобы вы, увидев из описания, как велико наслаждение людей великодушных, – увидев, что и обращение с человеком великодушным до­ставляет несравненно больше и удовольствия, и пользы, чем жизнь в подобных местностях, старались подражать таким людям. В самом деле, если от такой души не выходит и дыхание бурное, но одни кроткие и приветливые слова, истинно подобные тихому веянию легкого ветра, одни убеждения, в ко­торых нет ничего грубого, а напротив слышится нечто по­хожее на пение птиц, то неправда ли, что это лучше? Веяние слова ведь уж не на тело падает, а оживляет души. Не так скоро врач, какое бы он ни прилагал старание, освободит больного от горячки, как человек великодушный дуновением слов своих охлаждает человека и раздражительного, и пламенеющего гневом. Но что я говорю о враче? И раскаленное железо, опущенное в воду, так скоро не потеряет своей те­плоты, как человек вспыльчивый, если встретится с душою терпеливою. Но как певчие птицы на рынке не имеют почти никакой цены, так точно и наши убеждения считаются пустыми словами у людей раздражительных. Итак, кротость приятнее, чем гнев и ярость. Но не это только (нужно иметь в виду), но и то, что одно заповедано диаволом, а другое – Богом. Ви­дите, – я не напрасно сказал, что, если бы то не был диавол и Бог, сами заповеди были бы уже достаточны для того, чтобы отвлечь нас (от диавола).

Человек кроткий и сам себе приятен, и остальным по­лезен: а гневливый – и сам себе неприятен, и прочим вре­ден. Действительно, ничего нет хуже человека гневливого, ничего нет тягостнее, ничего несноснее, ничего постыднее; равно как и наоборот, – нет ничего приятнее человека, кото­рый не умеет гневаться. Лучше жить со зверем, чем с таким человеком: зверя только раз укротишь, и уж он на­всегда остается таким, каким его приучили быть; а этого, сколько ни укрощай, он опять ожесточается, потому что только на один раз смирится. Как отличен ясный и светлый день от времени ненастного и крайне печального, так и душа че­ловека гневающегося от души человека кроткого. Но мы те­перь еще не будем рассматривать тот вред, который происхо­дит (от людей раздражительных) для остальных, а посмо­трим на вред, какой они причиняют самим себе. Конечно, и то уже не маловажный вред, если мы сделаем какое-либо зло другому; но на это мы пока не будем обращать внимания. Какой палач может истерзать до такой степени бока? Какие раскаленные рожны могут так исколоть тело? Какое сумасше­ствие может настолько лишить нас здравого смысла, сколько (лишают) гнев и бешенство? Я знаю многих, которые сдела­лись больными от гнева; и жестокие горячки всего более бы­вают от гнева. А если (эти страсти) так вредны для тела, то подумай, (как вредны) для души. Не бери в соображение того, что ты этого не видишь; но подумай, что если и то, что воспринимает зло, терпит такой вред, – какой же вред полу­чит то, что его рождает? Многие (от гнева) потеряли глаза, многие впали в самую тяжкую болезнь. Между тем, человек великодушный легко перенесет все. Но, не смотря на то, что (диавол) дает нам такие тягостные повеления и в награду за то предлагает геенну, не смотря на то, что он – диавол и враг нашего спасения, все же мы больше слушаем его, чем Христа,хотя Христос – наш Спаситель и благодетель, и предлагает нам такие заповеди, которые и приятнее, и полезнее, и благо­творнее, которые приносят величайшую пользу и нам, и тем, кто с нами живет. Нет ничего хуже гнева, возлюбленный; нет ничего хуже неуместной раздражительности. Гнев не тер­пит дальнего отлагательства; это – бурная страсть. Часто слу­чается, что в гневе иной скажет такое слово, для вознагра­ждения которого нужна целая жизнь; или совершит такое дело, которое ниспровергнет всю его жизнь. Ведь то-то и ужасно, что в короткое время, чрез один поступок, чрез одно даже слово, (эта страсть) часто лишает нас вечных благ и де­лает напрасными бесчисленные труды. Поэтому умоляю вас, употребите все меры к тому, чтобы обуздывать этого зверя. Это я сказал о кротости и гневе. Но, если кто станет рассу­ждать и об остальных (качествах), напр., о любостяжании и презрении богатства, о распутстве и целомудрии, о зависти и добродушии, и сравнит их одно с другим, – тот узнает, что и здесь есть различие. Видели вы, как ясно из одних только заповедей открывается, что один – Бог, а другой – диавол? Бу­дем же повиноваться Богу и не станем ввергать себя в бездну, но, пока есть еще время, постараемся омыть все, что оскверняет душу, чтобы сподобиться вечных благ, по благодати и чело­веколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.