Письмо к Олимпиаде. Письмо 13-е.

Письмо к Олимпиаде 13.

Наконец то мы едва-едва перевели дыхание, придя в Кукуз, откуда и посылаем письмо; наконец то едва-едва увидели свет, (избавившись) от дыма и облака разных бедствий, постигших нас на пути. Теперь, когда скорби миновали, рассказываем о них твоему благочестию. Я не желал этого сделать в то время, когда находился в них, чтобы особенно не опечалить тебя. Почти ведь тридцать дней, а то и больше, я боролся с жесточайшими лихорадками, и в таком состоянии шел этим длинным и трудным путем, будучи осаждаем и другими тяжкими болезнями, происходившими от желудка. Представь, что отсюда происходило, когда не было ни врачей, ни бань, ни необходимых вещей, ни других удобств, когда отовсюду осаждал нас страх перед исаврянами и остальные бедствия, какие обычно рождают неудобства дорог, забота, беспокойство, уныние, отсутствие тех, кто услуживал бы. Но теперь все это кончилось. Придя в Кукуз, мы сбросили с себя и остатки всякой болезни, и находимся в безукоризненнейшем здоровье, равно как освободились от страха перед исаврянами, так как здесь есть много воинов, которые вполне приготовлены к бою с ними; отовсюду к нам в обилии притекают необходимые вещи, так как все принимают нас со всякой любовью, хотя местность чрезвычайно пустынна. Но здесь случайно оказался господин мой Диоскор, который и отправил с этой целью в Кесарию своего слугу, приглашая и прося не предпочесть его дому другого; то же делали очень многие и другие, но я счел необходимым предпочесть этого остальным, и мы остановились в его доме. Он делается для нас всем, так что мы постоянно даже упрекаем его из-за большой его щедрости и довольства, которое он желает доставить нам. Так из-за нас он даже удалился жить в поместье, чтобы всячески услужить нам, и устраивает нам жилище, удобное для зимы, совершая и предпринимая все ради этого дела; и вообще в услугах относительно меня нет никакого недостатка. Многие и другие поверенные и экономы, получив письменные приказания от своих господ, постоянно являются, готовые всячески успокоить нас. Обо всем этом я сказал тебе, и одно, более раннее, я оплакал, а другое приятное изложил, чтобы кто-нибудь необдуманно не перевел нас отсюда. Если, в самом деле, желающие оказать нам милость предоставят на нашу волю быть там, где мы желаем, и не задумают назначать нам опять другое место, какое сами пожелают, то прими эту милость. Если же они, насильно переселяя нас отсюда, намерены послать нас в другое место, и нам будет предстоять опять дорога, опять путешествие, то для меня это будет весьма тяжело: во-первых, (надо бояться), чтобы они как-нибудь не послали нас в более отдаленную или в более неприятную местность, а потом (надо знать), что путешествование для меня тяжелее бесчисленных изгнаний. Трудность этого путешествия свела нас к самым вратам смерти. Живя теперь в Кукузе, мы опять собираемся с силами, благодаря постоянному сидению и покою, и при посредстве спокойствия врачуем бедствие, которое случилось с нами в течение продолжительного времени, и наши разбитые кости, исстрадавшуюся плоть. В тот же самый день, в который явились и мы, пришла и госпожа моя диаконисса Савиниана^[1], разбитая и исстрадавшаяся, так как она находится в таком возрасте, когда и двигаться трудно, но юная по усердию и не чувствующая никаких печалей. Она сказала, что готова отправиться даже в Скифию (потому что такая молва была сильна), когда мы будем отведены туда. Она готова, как говорит, никуда больше не возвращаться, а жить там, где будем находиться и мы. И сыны церкви приняли ее с полным расположением и любовью. И господин мой Констанций^[2], богобоязненнейший пресвитер, давно здесь был бы. Он даже писал мне, прося, чтобы я позволил ему придти сюда, так как без моего согласия он не осмелился бы прибыть, хотя и сильно желает этого и, как говорит, не имеет возможности оставаться там, потому что ищет убежища и скрывается: столь великие, как говорит он, теснят его бедствия. Итак прошу: не поступи иначе относительно места (моего изгнания). Если же опять попробуешь испытать их намерение, то сама от себя ничего не говори, а сообразно с твоим благоразумием испытай, где они решили (поселить меня): ведь ты можешь сделать это. И если заметишь, что где-нибудь там вблизи в приморском городе – или в Кизике, или поблизости от Никомидии, то прими это. Если же где-нибудь дальше тех местностей или дальше настоящего места, или так же далеко, как и это место, то не соглашайся, потому что для меня это весьма обременительно и тяжело. Здесь мы пока наслаждаемся большим отдыхом, так что и в два дня мы могли удалить от себя всю неприятность, происшедшую с нами вследствие дороги.