- Будут книги о вере нужней и важней,
Чем поэтов безбожных кривлянья.
Пишут глупости все о жене,
На себя указуя: вот, гляньте!
При страданьях своих столько стону,
Столько скорби вселенской напустят.
Так и видишь, в постели утонут,
А за каждой строкою так пусто.
Пишут все, как один к одному,
Заковыристей и потуманней.
Только видишь, увы, с пузырями ко дну,
Их из жизни в могилу так тянет.
То дуэль, то лихой самострел,
С пустотою такою Есенин.
Сморишь, лучший Высоцкий бесовски сгорел,
Вспыхнул, словно навильник из сена.
И никто и нигде не вопит о беде,
Что остались в аду добровольно.
Нужно всем попоститься, в молитве побдеть,
Отчего ж неприятностей столько.
Оттого, что не небо, а землю избрали,
Слово Божие, Библию, вовсе забыли,
Наступаем на те же российские грабли,
А Писание Божье засыпано пылью.
Русь, Россия, нагая в своей слепоте,
Ты беднее вчерашних своих голодранцев.
Чтоб исправить беду, умудрись попотеть, –
Покаянье должно быть у белых и красных.
Наворочали горы из трупов по-свойски,
Блудодейством и ложью с экрана залило.
От былого богатства мышиный лишь хвостик,
И куда ни шагни – окаянство и гибель.
Только в Библии вечной сакральный ответ,
Примиренье с Иисусом – Голгофскою Жертвой.
И тогда будешь истинно здрав и одет,
Беснованье закончится – свет не померкнет.
24.03.2008. ИгЛа (Игнатий Лапкин) - ***
- Бушует океан с богатством из глубин,
Безмерна живность в недрах, на плаву,
Всё от Творца, создал и дивно сохранил,
Среди китов гигантов и торпед-акул.
Во впадинах земли где осьминог прилип,
Неимоверное количество опасностей, страшилищ.
Запасом щедрым хвалится прилив,
Вы в пользу Бога это отправить не решили?
Не зря Писание глаголет, что озёра,
Собранье вод любое, пусть и мелких
Морями прозовутся, одно лишь Мёртвым,
Неубывающие, будто дно без щелки.
Всё из воды произошло когда-то,
Но что есть вечер, что есть «было утро».
Сто миллионов лет шипели гады,
И к одному из них подходим с дуру.
В какой же день вода произошла,
Стоявшая как зеркало без ветра?
Была от Ангелов тогда Творцу хвала?
Ведь третья часть отпали, стали черти.
Что было там, внутри подводной суши,
Алмазы, нефть, гремучий газ и уголь.
Огонь вулканов той водой потушит,
Оставив с дыркой усечённый куколь.
Вода когда сумела разделиться
На пресную, солёную, курорты?
Из самой грязной возвратиться чистой,
Дистилированная в голубой реторте.
У моря звери страшные в заначке,
Козёл и овен воцарялись прежде.
То Божий план, нельзя переиначить.
И чудище еврейское, за ним зубовный скрежет.
Там море, океан, озёра и пруды
Несут в себе прообразы на пользу.
Народы все есть море с Голгофой посреди.
Дождь охлаждает пыл, на поворотах скользко.
09.08.2009. ИгЛа (Игнатий Лапкин) - ***
- Быв в сентябре зачат, рождён в июне.
Десятого, по метрикам, числа,
На эту дату кто-то сходу плюнет:
«Да лучше б не было такого вот осла!»
И мне тогда, в году тридцать девятом,
Незадолго до мировой войны.
Пришлось напакостить троим дядьям-ребятам,
В чугун спроворить мыло, не признав вины.
Всегда хотелось рослым быть и сильным,
Всем коммунистам отомстить за беды.
Нахлынули с небес несчастья-ливни,
И жизнь прожил среди отбросов вредных.
Теперь за склоном отведённых лет
Смотрю на прошлое неприземлённым взором:
Меня охаживала из несчастий плеть,
Гнала от общего российского позора.
Познавши истину Евангельских сюжетов,
Поверив искренно в спасенье во Христе.
Что всех спасает Кровь Голгофской Жертвы.
И воскресение во след Его страстей.
Не сомневайтесь – только Дух Святой
Влагал издетства память о кончине.
В жару гонений не засох росток,
Корабль не опрокинулся в пучину.
Врагов различных тучи нанесло,
Ломало мачту и борта трещали,
Из рук не выбило штурвал мой и весло,
Чтоб не к пустой гробнице смог причалить.
Но и друзьями Бог не обделил,
И не ракушками облеплен корпус судна.
Сестёр и братьев, кто для сердца мил,
Свёл на меня неимоверно чудно.
Наш детский лагерь, община и хутор
Со мной росли, мужали и старели.
От бед ни разу не залёг я в ступор,
Рассыпал клёкот, миролюбья трели.
26.06.2008. ИгЛа (Игнатий Лапкин) - ***
- Бывают женщины острей намного мужа,
Решительней, смелее и активней;
И мыслями за юбками не кружат,
Перед напастями стоят горой, плотиной.
Ей не коня, а зло остановить,
Рожать, воспитывать для Бога – так сподручно,
В горящей похоти телес суметь остыть,
Тому же научить и дочерей и внучек.
Встречались особи особого настроя,
Умеющие хижину для Бога предназначить,
Без головокружения суметь пройти по кромке,
Стыдливые, на похоти не скачут.
Каким-то образом в пророчицы вошли,
Умели битвы выиграть у грозных супостатов,
Снять голову с врага, в запасе есть мешки,
Развеять извергов и не найдёшь останков.
Всё это есть, бывало, не убудет,
Но только там, где Иегову чтут,
Молитвой и постом, а не искусным блюдом.
Ходатаи, по истине, за первую чету.
Но даже им, в сказаниях воспетым,
Железным леди под триумфальной аркой,
Быть в послушании у мужа – в тесной клетке,
Чей муж довеском к праздничным подаркам.
Закон повелевает быть безмолвной
И мужа не учить без ведома его;
Учить лишь житием, овцой соделать волка,
Одеть своим смирением, когда он нищ и гол.
Учить жене не позволяет Павел,
Решительно осаживает жаждущих учить,
Не знаю, многих ли на этот путь наставил,
Тем возвеличив голову – мужчин.
Кто верит Библии, послушней мусульманок,
Неописуемая им награда в небесах;
Их красота телесная не станет лишь приманкой,
Но вызовет раскаянье и неподдельный страх.
30.12.2005. ИгЛа (Игнатий Лапкин) - ***
- Был Даниил противником пленён,
Успешный Вавилон в плену достатком мучил.
И там скорбящий испытал поклёп,
Через донос его Бог Иегова учит.
И там в провале между двух огней
К нему лавиной странные виденья:
Зверьё клыкастое, и в них Едемский змей,
И рог козла барана там подденет.
Все царств мира жуткой чередой,
Один другого с яростью истопчет,
Потом последний нехристь, лютый зверь,
И страшный-страшный, даже в книге очень.
А мы, последние, уже почти достигли
До зверства жуткого – воссядет иудей.
Столичный город мыслится незыблем,
Из моря выходцы, зачатые в воде.
Ни персы, ни мидяне и не Рим
Не вызывают в нас подобный интерес.
При завершенье мира царство то сгорит,
На небе явится ярчайший солнца крест.
Но Даниил увидел, в общем даже нас,
Воскресших в страшном воскресенье общем.
Там по делам Бог каждому воздаст,
Не на других , а на себя возропщем.
И книги некие раскроются тогда,
По ним судимы голые предстанем.
Вселенная расколется на чудный рай и ад,
И звери жившие насильем и обманом.
При завершении видений в книге Даниила,
Сам Ветхий днями явится внезапно,
Очистят свитки от Вавилонской пыли,
Узрим войны грядущей всполохи и залпы.
И не седмины брать на пересчёт,
Они окончились – последние песчинки.
Готовность в страхе Сын Царя учтёт,
Двадцать четвёртую главу Матфея изучили?
08.07.2007. ИгЛа (Игнатий Лапкин) - ***
- Был Иосия, царь в Иудее когда-то,
Семилетним мальчишкой его воцарили.
Мог спокойно прожить, утопая в достатке,
Не расправить богатством опутанных крыльев.
Но он начал крушить иноземных богов,
Посвящённые рощи отдал лесопилкам,
До окраин выискивал лютых врагов,
И парторгов Ваала, картавого ВИЛа.
Даже кости жрецов испоганивших память
Пережёг на кострах и развеял по ветру;
Пусть не наш коммунизм, но свободу достанет.
Иегове отары приносятся в жертву.
И затем на пустом строить храм порешили,
Ремонтировать крышу, проломы заделать.
Серебро потекло, фронт работ станет шире,
За гигантскую стройку берётся он смело.
И под грудой тогдашних даров-векселей
Обнаружили книгу закона внезапно,
Получается, строят не храм – мавзолей,
Лишь один экземпляр для тогдашних кацапов.
Донесли и царю… тот наслушавшись, пал,
Слышал гнева раскаты, угрозы из свитка,
Раскаянье взрыв и тревоги был залп,
И под утро страна оглашается криком.
Сверхмечта – не грешить… Завалили гроши,
Поучение нам из словес Иеговы.
Книгу жизни сумели запорошить,
Как могли ревновать без святейшей основы?
Будут пасхи справлять, Рождество и Покров,
Но обрядность с язычеством дружно схлестнулись.
А без слова Христа наломали же «дров»,
Баррикады дымятся вдоль разрушенных улиц.
Об Иосии рано погибшем восплачем,
А из дел, самым главным – находка сей Книги.
Ничего нет приятней, полезней и слаще, –
Благовестье возвысить торжественным криком.
30.06.2007. ИгЛа (Игнатий Лапкин) - ***
- Былых времён встречаются осколки,
Не только черепки больших корчаг,
Стоят в музеях, много ли в них толку.
Глаза мозолят, из витрин торчат.
Лишь манускрипты из Библейских строк
Тревожат, пользуются спросом наивысшим.
Исследуют те свитки вдоль и поперёк,
И не считают йоты с чёрточки в них лишней.
Как отзвук некогда звучавшего глагола,
Оживши, стоном души потрясают.
Себя увидишь нищим, весьма больным и голым,
Чтоб распоясавшегося зреть в себе Рабсака.
Не в ту одежду облекались люди,
Не тем питались, чем богаты мы,
Но души те же, выразимся грубо,
В неменьшей мере так же спятил мир.
Бог прерывал пророческую цепь,
Эпохи целые ни звука, ни словечка;
Народ и мир тогда был тёмен, слеп,
Греху создать преграду было нечем.
Из прошлого тогда слова пророков жгли,
Слова ожившие лупили, сея ужас,
Там лжепророк вихлялся, как налим,
Свою теорию оправдывал он, тужась.
Святых святые свитки – жатвы поле,
Гремят от гнева Божия, оживши,
И мы главы свои смирением приклоним,
Поспешно скидывая жалкие пожитки.
Музейной редкостью настрой переиначив,
Иным сойду по каменным ступеням;
Слепец становится тогда духовно зрячим.
Без слова Божия неистово тупеем,
Не обязательно платить музейным стражам,
Нам только стоит Библию с молитвою открыть,
С Христом на вечере доверчиво возляжем,
Разоблачительства едва смиряя прыть.
07.07.2009. ИгЛа (Игнатий Лапкин)