Вопрос на тему «Священство»
Из книги — Лапкин И.Т. «...открытым оком», том 31
Вопрос 4158:
Когда же приедет к нам о.Геннадий Фаст?
Ответ И.Т. Лапкина:
В Интернете нашли о нём и не мало и про его книги. Приехать может в любое для него удобное время – он всегда желанный гость здесь. Его заочно знают в нашей общине.
Пришелец... но свой (Путь к Православию протоиерея Геннадия Фаста). «Как и всем молодым, особенно людям ищущим, Генриху были интересны встречи с близкими ему по духу людьми. К такому-то человеку они и ехали, но впечатления от встречи превзошли все ожидания. …Это был Игнатий Лапкин. Простой сторож, но необыкновенный человек. Он впервые разрушил все представления Генриха о Православии. Меннонит - патриот, он был уверен, что православие — это мёртвая, погрязшая в обрядах религия. Сами же православные - люди невежественные, плохо знающие Библию, а и то и совсем к ней не обращающиеся. И вдруг Игнатий – огненный взгляд пророка, колоссальное знание Библии, резкие точные, основанные на святоотеческой литературе суждения. На толкование пришедшей молодёжью притчи о десяти девах отреагировал однозначно: «Ересь!». Молодые, уверенные в знании Святого Писания, были мгновенно биты собственным оружием. Озарение пришло сразу: у меннонитов знания - из сердца, у православных - от Бога - и потому вечны. Знания нужно черпать из святоотеческой литературы. Они там и только там. Обратился в богатейшую томскую библиотеку и был поражён: все есть - и Златоуст, и Киприан, и Иоанн Златоуст. Вот где был кладезь. Мир святоотеческой литературы поглотил. Это был период горения сердца, всё остальное уже не имело значения. Книги, оказавшиеся в руках у Генриха, оказались в его руках чудом. В связи с кратковременной педагогической практикой пришлось их сдать, а когда, возвратившись, решил взять снова, был крайне удивлён: «Молодой человек, это книги из закрытого фонда литературы и получить их в пользование Вы не можете». Но главное уже было сделано. И посланная свыше встреча, и чудом попавшие в руки книги - всё это определило давно предназначенный, но теперь ставший явным путь.
Общение с Игнатием, его толкование таких знакомых, казалось бы, и таких неизвестных, на самом деле, библейских историй настолько потрясли Генриха, что и сам он решил на таком же уровне познать святоотеческую литературу. Результат сказался не скоро. Но какой результат!
«К православию я пришёл уже студентом, учась на пятом курсе Томского университета. Пожалуй, ещё и раньше, когда встретился в Барнауле с Игнатием Лапкиным, который и священником не был – простой сторож, – но встреча с ним меня перевернула. Весь океан моего разномыслия, протестантского многоверия разбился о православие, как вода о скалу. Я вдруг ясно понял, что в мире существует Церковь, которая незыблемо стоит от Самого Христа, а не от людей, которые во все времена читали Библию и во все времена пытались жить по ней… Политика была такая: разделяй и властвуй. И власть никогда не была заинтересована в том, чтобы священник приобретал авторитет в приходе, делал что-то полезное. Тем более что и священники – тоже люди разные. Есть быстрые, есть - не очень. Я, например, замечал, что мне нужен год, чтобы узнать людей. Не умею резко входить в среду. А тут не успеешь познакомиться, а у тебя уже указ о переводе. Как говорится, знакомьтесь дальше. Что впереди...
Впервые Генрих услышал о нём опять же от подруги его будущей жены Кати. Поначалу он интересовал только как человек, владеющий уникальной библиотекой святоотеческой литературы. К тому времени администрация томской библиотеки, обнаружив «нездоровый» интерес дотошного студента к литературе подобного жанра, отказала ему в пользовании этими книгами. Но, прикоснувшись к этому источнику однажды, Генрих уже не мог иначе. Поиски истины стали для него истинной потребностью. И вот в он отправляется в Новосибирск, где о.Александр служил тогда секретарем у архиепископа Гедеона. Приехал - и впервые попал на Православную службу. Шла ранняя литургия. Священник выносит и поднимает над головой Святую Чашу. На чаше красный плат. В тишине голос священника, как голос самого Господа: «Сие есть Тело Моё…». Первый порыв: подойти и причаститься. Хотелось, сказав, что я тоже христианин, подойти к Чаше... Сдержало благоразумие. Служба кончилась. Священники разошлись, но тут же стали снова собираться. Как представиться? Кто из священников о.Александр Пивоваров? Наконец, при помощи прихожан определился, подошёл к одному из священников, представился и, как пароль, произнес: «Знаю брата Игнатия». Ответ ошеломил: «Игнатий не нашей веры». Началась архиерейская служба. Генриха это действо поразило своим великолепием: круг архиерея - множество священников, митры, облачения, пение, речитатив, слово Гедеона. Рациональным умом всё, что услышано и увидено, понять было невозможно, сказанное нужно было прочувствовать. Для этого нужны были какие-то особые знания, нужен был опыт православной веры, а его не было. Но вот когда Гедеон заговорил о вреде сектантов, Генрих ощутил беззаконие и самочинность протестантов, ощутил, а не услышал слова, которые его поразили: «Я не благословлял их собираться». Ранняя и поздняя службы шли семь часов, а когда закончились, Генрих уже не мог не искать о.Александра Пивоварова. И нашёл. Нашёл в Новосибирске епархиальное управление, увидел невозмутимого и, казалось, недоступного секретаря и выпалил всё, что было на душе. А потом было такое же спокойное приглашение подождать в приёмной. Оказался среди целого собора священников и услышал вопрос, который был очень похож на вопрос, обращённый к нему когда-то на экзамене по атеизму: «Скажи, Гена, что тебе не нравится в православии?»
Молодость иногда спасает от смущения. Бодро и с энтузиазмом Генрих начал говорить о несоответствии православной Церкви идеалу, о том, что есть среди православных священников даже и неверующие. Удивительно, но священники слушали спокойно. Какая-то доброжелательность от них исходила, а о.Александр сказал: «Всяких батюшек видел, но вот неверующих не встречал». А потом он отвез Генриха к себе домой, завел в свою келью и сказал: «Молись и читай…» Осталось только обратиться за благословением к людям, которых Генрих считал своими духовными наставниками. Игнатий по-прежнему был в Барнауле. О.Александр переведен настоятелем храма в Прокопьевск. Такие разные по характеру и такие единые в своем стремлении познать истину, они должны были решить судьбу Генриха: священство или монашество. Сам же он был готов со смирением принять любое их решение. Благословили на священство. Значит, нужно было жениться. На ком? Такой вопрос перед Генрихом не стоял. Конечно же, это была Лида Трофимова. Когда она встретила Генриха Фаста, ей было всего двадцать два года. Если не верить в Промысел Божий, этой встречи просто не должно было быть. И вот почему. После исключения Генриха из Карагандинского университета он решил продолжить обучение в Одессе. Лида к тому времени уже уехала к родителям в Киргизию. Как это ни странно, её студенческая жизнь тоже не удалась. Нет, никаких разногласий у верующей девушки и, конечно же, не комсомолки, с руководством института не было. Она просто не могла, да и не хотела жить по законам советского общежития. А когда пришлось сделать выбор - оставила институт. Духовной поддержки семьи в этом Лида не ощутила. Как только отец узнал, что дочь не студентка - домой возвращаться запретил. И еще год она жила, училась на бухгалтерских курсах и работала в Томске. А потом, когда гнев родителя сменился на милость, мытарства Лиды закончились, и она вернулась в родную Киргизию. Но не суждено ей было жить одной в семье. В 1976 году её младшая сестра заканчивает школу, но, в отличие от Лиды, не отличавшаяся самостоятельностью, отказывается одна ехать поступать в чужой город. Тогда Лида готовит сестру к предстоящим экзаменам и уже вместе с нею возвращается в покинутый Томск. Но и это еще не всё. Желание учиться, студенческое прошлое сделали свое дело. Занимаясь с сестрой, она восстанавливается в родном институте, но на этот раз на вечернее отделение, и там же устраивается на работу. Всё это происходит в августе 1976 года, а в сентябре она встречает Генриха.
Конечно же, к тому времени у неё сложилось своё четкое представление о жизни. Сказалось и семейное воспитание, и общение в протестантской общине. Она знала, что будущий её муж непременно должен быть христианином. Иначе не сложатся их семейные отношения, а без этого, по твёрдому убеждению Лиды, не могло быть крепкой христианской семьи. Как любой девчонке, ей, конечно же, хотелось красивой любви, любви – звездопада или никакой вовсе. Мысль о том, что несложившуюся семейную жизнь можно поправить разводом, Лида не допускала. Она слишком любила родителей и близких, чтобы обманывать себя и повторять их ошибки. И вот Генрих... Он вошёл в молебный зал, когда пел хор. Молодой, стройный, высокий, с пышной шевелюрой волос, он не мог не привлечь внимания поющих, в числе которых была и Лида. А когда сел на скамью слушающих, а не встал в сторонке, как это делают случайные посетители, все однозначно решили: «свой!» Не чужой, не пришелец, каких много, а свой. Молодёжной общине Генрих был интересен своим знанием Священного Писания. Слушая его, люди забывали обо всём, а их мысль полностью увлекалась смыслом проповеди. Его слушатели во время проповеди были там, где был он, и это не могло не восхищать. Для Лиды был близок еще и уклад жизни Генриха. Это был уклад жизни её мамы. Так, думала она, должна была жить и её семья. Но тогда это были совершенно отвлечённые размышления. Никакого конкретного отношения к самому Генриху они не имели. Тогда они общались только на духовном уровне - и этого было достаточно обоим. Их волновали одни проблемы, они не могли себе ответить на одни и те же вопросы и за ответами на них они со своими единомышленниками ездили в Барнаул. Эти совместные поездки были нужны не потому, что хотелось быть вдвоём, а потому, что это как ничто другое тогда помогало узнать Бога истинного. Жить без этого познания молодые уже не могли. Это сближало, объединяло, давало близость духовную — на ней-то и строились отношения молодых. Тогда, в Барнауле, Игнатий Лапкин покорил всех, пришедших к нему, истинностью Православия. После встреч с ним и бесед каждый из пришедших пошел по своему духовному пути. Именно в Барнауле, на ул.Строительной, молодые почувствовали силу Православия. Забрезжил свет ярче, чем они его знали. Молодых людей, пришедших к Игнатию Лапкину, было человек семь, но только двое из них начали углубленно изучать историю Церкви и святых отцов. Скоро Лида и Генрих стали непонятными для своих друзей, они как бы очутились в другой лодке. Конечно, Лида лишь с трудом поспевала за Генрихом. Он окунулся в мир творений отцов Церкви с головой, а она меньше имела для этого времени. Днём работала, вечером - институт. Друзья говорили, что она занимается этим ради Генриха, даже опасались за её общение с ним. И сегодня м. Лидия с благоговением вспоминает каждого, кого на этом пути встретила, вспоминает и благословляет.
И только в семьдесят восьмом, когда Генрих по направлению от военкомата находился на обследовании в университетской больнице, а Лида с другом Генриха пришла навестить его, в их отношения впервые вкралось что-то личностное. С «больным» долго беседовали, а говорить друг с другом они могли часами, а на прощанье он ловко и неумело, украдкой сунул в руку девушке две конфетки. Сердечко Лиды ёкнуло. Кто знает, наверное, это и было первое проявление чувств. Венчали их в Ачинске, в храме Казанской Божьей Матери. Всё было скромно и чинно. От слов священника замирало сердце: оба знали: это навсегда, и ничто в этой жизни уже не сможет разлучить их. С этого дня Генрих и Лида - единое целое. А потом... Потом начались испытания. Матушка Лидия всей душой хотела помочь мужу делать то, к чему он был призван - служить Господу. Она еще не знала, как это делать, но искренне этого хотела. А он... Он, как ей тогда казалось, начал отдаляться от неё. Когда рукополагают в священники, венчальное кольцо снимают. Невестой становится Церковь Божья. Священник - «могила». В нём хранятся грехи людские. И открытой, прежней Лиде новый молчаливый Генрих казался чужим. Казалось, что они вдруг на разных берегах, что теперь он один унесся далеко вперед, а она в семейной суете с детьми, кухней, стиркой совсем погрязла, и жизнь духовная остановилась. «Обида подбиралась к сердцу, - вспоминает сегодня матушка, - замкнусь, бывало, а он не мог выносить моего молчания. И тогда Слово Божье - Библия становилась для нас целебной силой, помогающей всё объяснить, исцелить от боли сердечной. Он словом Библии утешал, ободрял мой дух, оживлял верой в то, что он служитель, а я сонаследница, что его труды — это и мои труды, что мы всегда вместе. Господи! Как же было легко после этих слов идти дальше. Я поняла одно: если мне плохо, он не может спокойно трудиться и дерзать. Ему нужен надежный тыл - семья, которая его во всём поддерживает, любит, ждёт. Где его без слов поймут, где можно отдохнуть душой и телом, где от священнической деятельности он мог бы отдохнуть через работу творческую. Отдыха в безделии батюшка для себя не мыслит.
Поэтому сразу, как только мы приезжали на служение на новое место, а это было и в Ачинске, и в Кызыле, и в Анжеро-Судженске, Белове, Енисейске, выбираем в новом доме кабинет для батюшки, комнату, где он будет общаться с Богом и людьми, где сможет писать. Без этого он не мыслит своей жизни и глубоко уверен, что день, прожитый без общения с прихожанами или толкования Слова Божьего через задуманную книгу - напрасно прожитый день. Да я и сама порой открываю для себя мужа через его книги». Так говорит матушка Лидия сегодня. Говорит легко и просто, потому что азы науки семейной жизни уже познала. Поняла через собственный жизненный опыт, а не через словесные по этому поводу рассуждения, что прежде чем научиться любить, нужно научиться немощи друг друга переносить и так исполнять закон Христов. Нужно научиться терпеть, смиряться, нужно научиться хранить мир. Отец Геннадий, а что вызвало желание написать собственное «Толкование на Апокалипсис»? – Мысль о грядущем. У всех глаза смотрят вперёд. Понятны корни, понятно прошлое, но что впереди? Хотелось постичь... А дальше мой наставник Игнатий Лапкин и духовник отец Александр благословили на эту работу. Сначала я свои комментарии начитывал на магнитофон, но результат получался не очень толковый. И я решил записывать. Хотя почему-то было понятно, что в конечном результате всё равно будет звук. Кстати, так и получилось. И «Толкование» на магнитофонных кассетах «Минск» - помните, были такие? - стало распространяться от Одессы до Иркутска. И изымали их во время обысков - всё было. Издали книгу уже сейчас, в 2000 годы. Хотя начинал я её писать в 79-м году, в том самом Кызыле, будучи дьяконом. Она у меня первая.
- Когда я прочитала библейский Апокалипсис первый раз, то ничего не поняла, но стало страшно. - Я прочитал его ещё мальчишкой. И - тоже ничего не понял. Другие книги читал и понимал. А тут вдруг - совершенно по нулям. Страшные звери, иерихонские трубы, какие-то печати. Ничего не понял, но она меня ошарашила. Потом стали попадаться комментарии. Помню, толкования Андрея Кесарийского меня потрясли. Вдруг всё встало на место и раскрылось. - Вам, как толкователю Апокалипсиса, должно быть, часто задают вопрос: когда же будет конец света?
- Конечно. Но это - от полного непонимания. Даже само слово мы толкуем, как нечто страшное, трагичное. Если апокалипсис, то – это конец всего. Но, во-первых, переводится слово как «откровение». И ничего ужасного в себе не несёт. А, во-вторых, в книге прямо сказано, что - это откровение Иисуса Христа грядущего. И заканчивается она вовсе не концом света, а Новым Иерусалимом, новым Небом и новой Землей. Апокалипсис - книга светлая. Именно эта идея меня очень вдохновляла, когда я работал. Но сознание людей 90-х - 2000-х склонно видеть в ней только ужасы конца. - Как же случилась эта подмена смыслов - светлого на тёмный? - Ну потому что в Апокалипсисе действительно говорится о борьбе с антихристом. О Суде Божьем. Видимо, эти картины нас особенно поражают. И мы упускаем из виду, что это - всего лишь промежуточный этап. И забываем о том, что всякий добрый результат достигается через скорбь, муку и страдание. Сессию и ту студент сдает через муки зачетов и экзаменов. - Мало кому удастся сдать последнюю «сессию». - Но сдавать всё равно придётся. - Дурацкий вопрос, но всё-таки: а на какой стадии апокалипсиса мы находимся? Он ведь идёт?
- На самом деле это очень интересный вопрос. Все хотят знать: мы в начале пути или уже в конце? Иисус Христос на этот счёт очень определённо сказал... О временах и сроках, которые не наше дело знать? - Именно. Апокалипсис всегда осуществлялся. И осуществляется. И каждое поколение людей в свой век читало эту книгу как совершенно современную. Согласитесь, странно было бы полагать, что первые восемь глав человечество уже прожило, наше поколение живёт в девятой, а через год-другой случится финал! Апокалипсис - это как жизнь человека: каждый из нас совершенно точно знает, что она завершится, но никто не знает в какой день и час. И в этом смысл. Апокалипсис - это конец тьмы. - Не будем говорить об исключениях. Но на Алтае в староверческих деревнях частенько соседей заранее зовут на собственные похороны. И не ошибаются в сроках.
- Последний царь, Николай II, с 1903 года знал, что годом его конца будет 1918-й. А до этого времени ничего не случится. Иногда Господь открывает человеку такие вещи. Но только иногда! Апокалипсис это - не история, написанная вперёд. Это - реальность, которая происходит. «Молодые могут умереть, старые должны умереть», - любил говорить мой отец. И когда тебе семьдесят, ты, конечно, понимаешь, что конец близок... Принято считать, что конец света - это ужасно. Может быть, и правда, ужасно, но смотря какого света. Что под светом понимать? Я проникнут мыслью о том, что пришествие Христа - событие радостное. А значит, апокалипсис - не конец света, а конец тьмы.
- В нашей истории были уже отдельные апокалипсисы. 17-й год, Ленин, Троцкий, Сталин... Яков Блюмкин, который занимался любовью с Ларисой Рейснер на ещё теплых трупах, расстрелянных офицеров в Крыму. Исторический факт. Да, таких было много... - Вот это всё и предугадано Апокалипсисом. Вот они, эти - самые звери. Люди, конечно, но не просто люди. Одержимые, бесноватые, причём бесноватые не так, когда человек рассудком повреждается. С рассудком у них как раз всё было в порядке. Все были в здравом уме! Кроме разве что Ленина, у которого перед самым концом и мозг не выдержал всего, что произошло с Россией. Они были одержимы в самом прямом смысле - Сатаной, который позволял им делать ВСЁ! И совершались потому вещи, разумом необъяснимые, запредельные. У Карла Маркса, кстати, в молодости было прозвище Сатана. Кто-то ведь ему его дал! Всё, что случилось в России в 17-м году ни социально-политическими, ни экономическими, никакими другими соображениями не объяснить и не оправдать. Будь в основе устремлений вождей революции что-то человеческое, страна бы могла во сто крат больше им дать. - Почему же все у них получилось? - Играли на самых светлых идеях, самых сокровенных желаниях людей. Коммунизм - это ведь обещание рая. Рая хочется на земле
- Мы всё время на это покупаемся: рая хочется на земле. И в 17-м, и 91-м. Мы вдруг решили, что рай - это Америка, и побежали за долларом. – В этом - разница начала и конца ХХ века. Миром правили идеи. Теперь - большие деньги. - И всё-таки стали появляться люди, причем - богатые люди, которые вдруг поняли, что деньги духовных проблем не решают. Вот они, миллионы, - а почему вакуум? Не знаю, есть ли такие люди в Америке, в Европе, но у нас точно есть. - И там есть. Без Бога везде пусто. И в Америке, и в Европе, и в России. И при коммунизме, и при капитализме. И коммунист, и олигарх упирались лбом в вопрос: «Что дальше?» В Америке я не был, а Европу чувствую: ездил туда не раз. Европа очень ощущает эту пустоту. Германия достигла такого уровня комфорта и благосостояния, когда стремиться больше не к чему. Житель Германии сегодня имеет всё, что может желать в своем материальном, земном бытие. И вдруг выяснилось, что плата за этот комфорт – пустота. И одиночество. Западный человек очень одинок. Я ещё в 80-е годы, читая проповеди Антония Сурожского, митрополита Русской церкви в Англии, удивлялся, какую бы тему он ни рассматривал, всё упирается в то, что человек - одинок. Я тогда мечтал хотя бы о капельке одиночества! Какое там! Везде - люди. И вот теперь это пришло и к нам: пока в большие города. Никто никому не нужен! Мужчине не нужна женщина, женщине - мужчина. Не нужна семья, не нужен сосед и коллега по работе.
Не новое, а — вечное. - И кто же займёт эту пустоту? - Только Бог. Другого пути нет. И, кстати, Церковь - тоже спасение от одиночества. Она и переводится и с греческого, и с еврейского как «собрание». Она и создана, чтобы мы там собирались вместе. В Европе православная церковь сейчас всё больше приобретает значение клуба. Люди приходят туда с пакетиками еды и после службы не расходятся, а накрывают стол, вместе трапезничают. Разговаривают! И это - нормально. Это поощряется архиереями, Синодом. Мы же не каждый сам по себе, нам нужна общая жизнь! Как-то одна женщина в церкви мне сказала: «Ваше православие устарело. Что вы можете дать людям нового?» Да ничего! Вера и церковь дают ведь не новое, а вечное».
Иов.15:31 – «Пусть не доверяет суете заблудший, ибо суета будет и воздаянием ему».
Гал.6:3 – «Ибо кто почитает себя чем-нибудь, будучи ничто, тот обольщает сам себя».
Мы многое планируем в несбывшихся мечтах:
Поедем с инвестицией в иные государства.
Росток едва проклюнется, глядишь, уже зачах,
По швам всё расползается и бесполезно драться.
Правители-масоны в закрытых кабинетах
Расчерчивают карту, кому какой кусочек.
Но вот грядёт цунами и песенка их спета,
Многометровым слоем забвения заносит.
И в жизни нашей личной нередко нет успеха,
Где позабыли Бога в сотрудники зачислить,
Глядишь, без тормозов дурной на нас наехал,
И враз переиначится всё до последнее мысли.
Нам выписан рецепт к подобным катаклизмам,
Всегда, везде указывать на Бога в этой фразе;
Мы еле живы, не распростились с жизнью, –
Потрудимся и время не потратим праздно.
И если Бог Всесильный к нам благоволит,
И будет то угодно Ему, согласно Слову…
Иначе ты пропал в историю не влип,
Сто раз одно то же нам переделать снова.
Неведение наше в делах наипростейших,
И потому молитвой разгоним тучи мрак.
Не надо самохвальством себя напрасно тешить,
И биографию не раз надменьем замарать.
О, Господи, устрой дела по воле Божьей, –
Ты окончанье дела провидишь с высоты,
А мы всё разглядим потом, намного позже,
Когда и жар успеет понизиться, остыть.
Ещё не оскудела десница у Творца,
Ко благу ожидающим стыкуются борта;
Что в Библии написано, не будем отрицать,
Тогда легко просимое в молитве обретать.
Мы ищем Царства Божия нередко в тьме кромешной,
И правдой вечной в Царствии украсятся скитанья.
Спаси и укрепи, сподоби не промешкать,
И исполненье чаянья в Твоей любви настанет. 24.02.09. ИгЛа