Вопрос 3671

Вопрос на тему «Евреи, масонство»
Из книги — Лапкин И.Т. «‎...открытым оком», том 24

Вопрос 3671:

Насколько обширны были знания об еврействе у В.Соловьёва, чтобы доверяться его статьям?

Ответ И.Т. Лапкина:

Он – философ. С позиции философии, может, и безупречно всё сказано, но я смотрю по Библии и вижу, что многого он не знал или он был никакой. Он - не благовестник. Побыл бы он вместе с Феодосием Печерским, тот бы его вразумил. Если все евреи его хвалят, то есть над чем задуматься. Апостола Павла не хвалили, а искали убить – вот истинное отношение талмудических учителей к истинному благовестию о Христе.

«Соловьёв Владимир Сергеевич – знаменитый русский философ, богослов и публицист, христианин (1853-1900).

Уже в зрелые годы В.С. Соловьёв начал изучать иврит и Священное Писание под руководством Ф.Б. Геца, причём, по словам учителя, «не довольствовался одним этимологическим и грамматическим разбором текста, а главное – интересовался объяснениями и толкованиями талмудических и раввинских комментаторов. Он прошёл трактат Авот, Авода Зара, Йома, Сука и неутомимо много читал о талмудической письменности».

В одном из своих писем В.С. Соловьёв пишет: «Кроме Торы и исторических книг, прочёл всех пророков и начал псалмы. Теперь, слава Б-гу, я могу хотя отчасти исполнять долг религиозной учтивости, присоединяя к своим еженедельным молитвам и еврейские фразы». В.С. Соловьёв верил в возрождение «богорождающего народа», призванного воцарить справедливость. Израиль, полагал он, призван стать «деятельным посредником для очеловечения материальной жизни и природы, для создания новой земли, где правда живёт». С этой верой в провиденциальную миссию еврейского народа, призванного создать Царство Б-жие на земле, жил и умер философ, воссылая на смертном одре горячие молитвы о возрождении многострадального «народа-богоносца». В борьбе за «раскрепощение» русского еврейства В.С. Соловьёв выдвигает на первый план философскую тенденцию в истолковании исторических судеб еврейского народа, примиряя в стройном философском синтезе богословский метод с исторической оценкой религиозно-этических тенденций иудаизма. Если в глазах Соловьёва как историка христианства «еврейский вопрос есть, прежде всего, вопрос христианский», то философу-моралисту он представляется жгучим вопросом общечеловеческой или вселенской морали. В этом смысле еврейский вопрос для него, в сущности, – вопрос правды и справедливости: в лице еврея попирается справедливость, потому что «преследования, коим подвергают евреев, не имеют ни малейшего оправдания; обвинения, возводимые антисемитами на них, не выдерживают самой снисходительной критики: они большей частью – злоумышленная ложь».

Этот взгляд навеян не личными симпатиями Соловьёва, он логически неизбежно вытекает как вывод из предпосылок его системы и продиктован всем укладом его религиозного мировоззрения. В этом смысле весьма поучительно следующее признание философа, в котором вылилось его credo по еврейскому вопросу: «Меня величают юдофилом, другие укоряют в слепом пристрастии к еврейству… Но в чём, хотел бы я знать, высказывается моё юдофильство или моё пристрастие к евреям? Разве я не признаю слабых сторон иудейства или разве я оправдываю последние?.. Я не скрываю, что живо интересуюсь судьбой еврейского народа, но это – потому, что она сама по себе в высшей степени интересна и поучительна во многих отношениях. Но иногда я заступаюсь за евреев? Да, только, к сожалению, не так часто, как я бы хотел и должен был сделать это в качестве христианина и славянина. Как христианин я сознаю, что обязан иудейству величайшей благодарностью, ибо мой Спаситель был иудеем, иудеями же были пророки и Апостолы, и краеугольный камень вселенской церкви взят был в доме израилевом; а как славянин я чувствую великую вину против еврейства и хотел бы искупить её чем только могу». Сознавая, что «справедливость осуществится, может быть, только завтра, считая дни по Божьему счёту, т.е. через тысячу лет», В.С. Соловьёв полагал, однако, что этим не устраняется необходимость хотя бы временного и паллиативного облегчения для наиболее страждущей части еврейства». Если бесстрастный теоретик-идеолог может оставаться равнодушным свидетелем страданий целого народа, то публицист-гражданин не может и не вправе не заступиться за поруганные права угнетённой нации: «Когда дело идёт не о теоретических идеях, а о вопросах жизненных, решение которых в том или ином смысле имеет прямые практические последствия для множества живых людей, когда торжество или поражение известного взгляда связано с благополучием или бедствием наших ближних, – тогда философское бесстрастие и невозмутимость были бы совершенно неуместны: тут уже вступают в свои права и моральное негодование, и религиозная ревность; тут уже недостаточно одного изложения истины, а необходимо и беспощадное обличение неправды». Верный этому принципу, В. С. Соловьёв в целом ряде публицистических статей («Еврейско-христианский вопрос», «Грехи России, Талмуд и новейшая литература о нём в Австрии и Германии», «Национальный вопрос», «Оправдание добра», Рецензия на книгу С.Я. Диминского «Евреи, их вероучение и нравоучение» и др.) вскрывает несостоятельность наветов на еврейство, изобличая злонамеренную ложь антисемитизма.

Опровергая утверждение некоторых антисемитов, что еврейский вопрос не представлял бы никаких трудностей, «если бы только евреи отказались от Талмуда, питающего их фанатизм и обособленность, и вернулись к чистой религии Моисеева закона», Соловьёв посвящает блестящую статью рассмотрению религиозно-этических тенденций Талмуда и приходит к выводу, что идея эта лишена всякой почвы: «В Талмуде нет тех дурных законов, которые хотят отыскать в нём антисемиты», игнорируя три великих запрета этой книги – священие имени Божия, запрет хуления Его имени и проповедь миролюбивого отношения ко всем людям (мипней даркей-шалом). Что касается выдвигаемых против еврейства обвинений этико-экономического характера, то, «проходя через всю историю человечества от самого её начала и до наших дней (чего нельзя сказать ни об одной другой нации), еврейство представляет как бы ось всемирной истории; вследствие такого центрального значения еврейства в историческом человечестве, все положительные, а также и все отрицательные силы человеческой природы проявляются в этом народе с особенной яркостью; поэтому обвинения евреев во всевозможных пороках находят своё основание в действительных фактах из жизни евреев; но когда на основании этих частностей хотят засудить целиком всё еврейство, тогда можно только удивляться смелости обвинителей». Полагая, что национальному характеру евреев свойствен «крайний материализм» и многие другие отрицательные черты, Соловьёв считает, однако, что для объективной оценки их характера «нужно понять совокупность и взаимную связь» всех сторон национального облика евреев, а не выхватывать отдельные черты и искусственно выдвигать их на первый план, затушёвывая остальные. Этой односторонностью в оценке национального облика евреев и грешат антисемиты, игнорируя «крепкую веру в живого Бога, затем – сильнейшее чувство своей человеческой и народной личности». Семён Грузенберг.

Пс.49:21 – «ты это делал, и Я молчал; ты подумал, что Я такой же, как ты. Изобличу тебя и представлю пред глаза твои [грехи твои]».

Иер.48:10 – «Проклят, кто дело Господне делает небрежно, и проклят, кто удерживает меч Его от крови!»

Чем дальше, больше зреет недовольство
Родителями отпрыском из корня:
«Ну почему такой растяпа толстый?»
Беспечностью дедовскою раскормлен.

Надежды были, что и говорить,
Кормилец подрастает и наследник.
Тряслись над ним, когда закашлял, грипп,
Как выперло в духовного калеку.

Не видели, как Каин подрастает,
Всё лучшее и сладкое с натруской.
Теперь в нас тычут недруги перстами –
Нам тяжело и запредельно грустно.

Не в радость ни себе и ни родным —
К наркотикам и пьянке пристрастился,
Мы виноваты лично перед ним,
С позорищем вошёл разбитый в пристань.

При храме сторожем пристроили его,
Но он и там сумел упиться в стельку.
На клирос попросился под крыло,
Но вновь сохальничал и там, как Ельцин.

Нам чуда большего и выдумать нельзя –
Из сына человека бы состряпать.
Он бесхарактерный, позорище-слизняк,
Кучкуется среди заморских тряпок.

Молились, плакали… Спаситель воплю внял,
Расплавлен камень, реки потекли;
Прохладою повеяло средь раскалённых скал,
Ожил и наш мороженный налим.

Бог Иегова щедро завернул
Направо после левых катавасий.
По воле Вышней развернуло руль
В другую сторону от бывшего несчастья.

Потерянное время, явно, не вернуть,
Но тем, что сохранилось, Господа прославим.
Крик благовестия да распирает грудь:
«Не будьте, люди, дикими ослами!»

25.07.07. ИгЛа