- Вот и окончен путь…
С попутчиком расстались -
Три дня морёный воздух вместе ели;
Мы оба затерялись в толчее вокзальной,
И встретимся ли в этом грешном теле?
Но предстоит нам встреча на Суде,
Который Страшным называет шепот,
И вряд ли что важнее для людей:
Увидеть свет Христов через мирскую копоть!
Три дня в вагонном гробе провели -
Впервые слышал он Евангельские строки.
Глухой расслышал, как Господь велик,
Пришедший к собеседника порогу.
Незаходимая звезда перед рассветом
Впервые указала на Христа;
Ответы записал он на кассете,
Всё начиная с чистого листа.
Такого благодарного соседа,
Как евнух-казначей эфиоплянин,
Мне Иегова выслал - два билета
Кассир на место дал одно, хотя и был не пьяный.
Расчерчен был его и мой маршрут
От вечности - две колеи сошлись;
Зажали нас, разговорились вдруг.
В вагонной полутьме, не различая лиц.
Перекрестившись трижды, не случайно,
Ему я вызов бросил к разговору.
Нас не развёл над поездом начальник, -
На скором поезде знакомились мы скоро.
Благословенный час ночной молитвы, -
Он согласился преклонить со мной колени,
Наш разговор-тандем был нераздельно слитным
До самого утра, когда подсел военный.
Наш мирный разговор об Иисусе,
О вечности, о пролитой Крови.
Как иностранцы были мы для русских, -
И только Дух Христов мог разум обновить.
08.10.2004. ИгЛа (Игнатий Лапкин) - ***
- Вот и старость, вздохи и болячки,
Ноют руки, ноги по ночам.
Не случайно я про это начал, -
Всё крепился, гнулся и молчал.
Ранние простуды и ломота
Нюх и слух отняли у меня.
Полежать, поспать теперь охота,
На компрессы холод поменял.
Вот она, преддверье смерти –осень,
Холод на душе, дрожанье рук.
И зима метельная не спросит,
Разорвет цепочки вечный круг.
Годы - годы, как шмелины соты –
Пустота без мёда мельтешит.
Всё прошло, настала непогода,
Памятью о прошлом ворошит.
Перед нами так же люди жили,
Подвиг, героизм и высота.
Мог и я, и мне давал Бог силу..
Всё не так и жизнь моя не та.
Жалкое верченье и мученье,
Мелочные ссоры и молва.
Сколько обещаний, отречений,
И одни слова, слова, слова.
Боже мой! Уже листва желтеет,
Урожай пшеницы в закромах.
Кто увидит и не пожалеет,
Душу чью не потревожит страх?
Всё ! Почти напрасные укоры!
Нет, не сдамся. Я еще живу.
На Христа, на милость Его взоры,
И увижу радость наяву.
Зацветет миндаль и ароматы
Благовоний слезных – красота.
Только это мне теперь и надо –
В немощи отобразить Христа.
07.08.1983. п.Потеряевка. - ***
- Вот облака и тень, а где-то дождь,
Мы так привыкли к видимому небу;
На самом деле тайной сыплет сплошь,
Всё по духовному, на вечную потребу.
С небес сошёл Спаситель и зачался
В утробе Девы. Женщиной не ставшей.
Бог необъятный обитает в яслях.
И требовал, быть может, манной кашки.
Но час настал и облако сокрыло,
Не перистое тусклое, но ширмой кучевой.
И что за облако, не знавшееся с пылью.
О том мы более не знаем ничего.
Но это видела лишь кучка простецов,
Лука поведал, избежав фантазий.
На облаках грядёт, разбудит мертвецов,
Кому-то будет самый-самый Праздник.
И проповедуют о том и солнце и луна,
И мириады звёзд – песчинки сверху;
Так сколько ж там – не вычерпать до дна,
В уме всегда греховные прорехи.
Земля… уж тут-то столько институтов,
О травках, о животных сонмы книг;
О вечности ни звука всё вместе совокупно.
Жизнь общей красоты – лишь только миг.
А верующий искренно с Писанием согласен,
Что землю Иегова сотворил премудро;
И верить в коллапс, в общий взрыв опасно,
Хотя безбожники глотают это сдуру.
Земле ещё ужасное страданье предстоит,
Она сгорит и всё, что есть на ней.
И обновится, примет новый вид,
Что будет так, то с каждым днём видней.
На что ни взглянешь, твердь о деле Божьем
Вещает мудростью, покорностью в законах.
Отвергнувшись Творца, на что ты стал похожий?
Всё видимое временно, почти совсем условно.
24.01.2009. ИгЛа (Игнатий Лапкин) - ***
- Вот парадный подъезд.
По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям;
Записав своё имя и званье,
Разъезжаются гости домой,
Так глубоко довольны собой,
Что подумаешь - в том их призванье!
А в обычные дни этот пышный подъезд
Осаждают убогие лица:
Прожектёры, искатели мест,
И преклонный старик, и вдовица.
От него и к нему то и знай по утрам
Всё курьеры с бумагами скачут.
Возвращаясь, иной напевает «трам-трам»,
А иные просители плачут.
Раз я видел, сюда мужики подошли,
Деревенские русские люди,
Помолились на церковь и стали вдали,
Свесив русые головы к груди;
Показался швейцар. «Допусти», – говорят
С выраженьем надежды и муки.
Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!
Загорелые лица и руки.
Армячишка худой на плечах,
По котомке на спинах согнутых,
Крест на шее и кровь на ногах,
В самодельные лапти обутых
(Знать, брели-то долгонько они
Из каких-нибудь дальних губерний).
Кто-то крикнул швейцару: «Гони!
Наш не любит оборванной черни!»
И захлопнулась дверь. Постояв,
Развязали кошли пилигримы,
Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: «Суди его Бог!» -
Разводя безнадёжно руками,
И, покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами...
А владелец роскошных палат
Ещё сном был глубоким объят...
Ты, считающий жизнью завидною
Упоение лестью бесстыдною,
Волокитство, обжорство, игру,
Пробудись! Есть ещё наслаждение:
Вороти их! в тебе их спасение!
Но счастливые глухи к добру...
Не страшат тебя громы небесные,
А земные ты держишь в руках,
И несут эти люди безвестные
Неисходное горе в сердцах.
Что тебе эта скорбь вопиющая,
Что тебе этот бедный народ?
Вечным праздником быстро бегущая
Жизнь очнуться тебе не даёт.
И к чему? Щелкопёров забавою
Ты народное благо зовёшь;
Без него проживёшь ты со славою
И со славой умрёшь!..
Ты уснёшь, окружён попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением);
Привезут к нам останки твои,
Чтоб почтить похоронною тризною,
И сойдёшь ты в могилу... герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой!..
За заставой, в харчевне убогой
Всё пропьют бедняки до рубля
И пойдут, побираясь дорогой,
И застонут... Родная земля!
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?
Стонет он по полям, по дорогам,
Стонет он по тюрьмам, по острогам,
В рудниках, на железной цепи;
Стонет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи;
Стонет в собственном бедном домишке,
Свету Божьего солнца не рад;
Стонет в каждом глухом городишке,
У подъезда судов и палат.
Выдь на Волгу: чей стон раздаётся
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовётся -
То бурлаки идут бечевой!..
Волга! Волга!.. Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля, -
Где народ, там и стон... Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный?
Ты проснёшься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Всё, что мог, ты уже совершил, –
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил?..
1858. Некрасов - ***
- Вот первые евреи как пришельцы,
Как пастухи в презренье злом у египтян,
В богоизбранных даже дети целят,
И «беспорочной» злобой египетской кипят.
Вот первые Апостолы, ученики Христовы,
Кому они мешали свидетельством о Сыне?
И видят же раввины рыбака простого,
Влекут и бьют учеников насильно.
Вот христиане первых трёх веков,
Терзаемые в сотнях бухенвальдов.
Для слова Божия не сковано оков,
ГУЛаг оттуда же скопирован буквально.
Вот век двадцатый. Свора революций.
Коммунистический фашизм разверз хайло.
В защиту христиан один хотя бы плюсик,
Нам говорят: да, вам не повезло.
Но вот и Суд, последний Страшный Суд,
Земля сгоревшая со всем, что есть на ней.
Вопрос: кого и кто куда там вознесут,
Кому там станет тягостней, больней?
Что сеет человек, то и пожнёт –
О том Священное Писание глаголет.
Лукавый сын застрял среди тенёт,
Кичащийся шелками там воскреснет голый.
Своею участью распорядись сегодня,
Во всём признай владычество Иисуса.
Гонись за Господом, а не за тем, что модно,
И не мирским, Божественным любуйся.
Там, на Суде на Страшном, будет страх
И явлено различие меж тем, кто Бога чтил
И кто не чтил, - теперь в иных мирах,
Мы подошли к тому уже почти.
Вот правое и левое, и жизнь и смерть,
Благословенье Божие и сущее проклятье.
Что изберёшь? Христа прими, поверь!
Всё будет так! Жаль, не могу поклясться.
ИгЛа (Игнатий Лапкин), 31.08.2010 г. - ***
- Вот разобиделась сестра очередная,
И ни на чём совсем – любой признает так.
Мне так и видится – лукавый дух бодает;
Потеря – слиток золота, а выигрыш – пятак.
Когда обидится и дуется с острасткой,
Как старший сын не рад возврату брата,
Стыдобушка зальёт зарёю красной –
Враг может переделать путь обратно.
Похлопочи перед роднёй Саула,
Какая польза за углом шептать!
Себя отвергшийся улыбкой гладит скулы,
Давно забыл с помоями ушат.
Не христианское то дело – обижаться,
Друзей вчерашних страстно избегать;
В день праздничный сидит один в пижаме,
Не от обиды ли невпроворот богат?
Расхожее есть мнение у многих,
Что на обидевшихся кто-то воду возит.
А я скажу, им подсекает ноги,
Они ходить не могут даже вовсе.
Страшней обиды, может, только бунт,
Мятеж-страшилище, поджог усадьбы,
Враг нацепил такому сотни пут,
Причин обиды с выставку наладит.
А нужно бы смиренно возопить
К смиренному Христу Назарянину.
Накал страстей поможет это сбить,
Глядишь и злоба вовсе сгинет мимо.
Недосыпала, видно по глазам.
Обидой и в ночи давилась тяжко,
Засохла вмиг роскошная лоза,
И в будущем не лучшее маячит.
Повергнись ниц и возродится кисть,
Улыбкой озари с молитвой погреб.
Освобождённая, торжественно молись,
Не уподобься королевской кобре.
15.01.2008. ИгЛа (Игнатий Лапкин) - ***
- Вот с этой хижиной – с привычным телом.
Прожил, храня избушку и лелея;
Душа есть место лишь в сосуде целом, –
Жизнь утекает как вода из лейки.
Глубоковерующий и в глазах других.
Никак мне не дано от тела отрешиться.
Не в смысле том, чтобы себя убить,
Но тела пол забыть – мы все как под копирку.
Ведь у души нет пола значит я
Совсем и не такой, каким кажуся,
Душою пишутся издревле жития –
Прослыть бездушным – это ли не жутко?!
Размеренно и бурно временами
В одном и том же русле можем течь,
Под образ чей нам берега ровняли, –
У каждого своя есть в Вавилоне печь.
И даже ведая, что есть во всех душа,
По хижине мы отношенья строим.
Спешим своё урвать, не оплошать,
И в плоть влюбляемся с её горячей кровью.
Душа есть житель, тело же – сосуд,
Через которое прорывы настроенья.
Кто и насколько щедрый или скуп,
По полу разности разводим или женим.
Не отрешиться, просто невозможно
Дать предпочтение душе, забыв о поле.
И получается, мы в мыслях свыклись с ложью,
Что о душе не думаем нисколько.
Морщинится, стареет, дрябло-страшной
Красавица становится, согнулся богатырь.
Как прежде тело шустрое не пляшет,
Растёт не вверх, а расползлося вширь.
Душа же, не имеющая пола,
Не видима, в пренебреженье стынет.
Дух Божий возрождает, поливает, полет…
Не отложи на завтра, ценно только «ныне».
22.07.2009. ИгЛа (Игнатий Лапкин)