Вопрос на тему «Старообрядчество»
Из книги — Лапкин И.Т. «...открытым оком», том 25
Вопрос 3752:
Можно ли как-то хотя бы чуточку оживить старообрядчество, чтобы молодёжь не уходила в мир?
Ответ И.Т. Лапкина:
А сами-то они этого желают? Они же уверены, что у них всё хорошо и из себя создали культ, расу неприкасаемых. Они не приемлют в свой адрес никаких обличений. Это на уровне рядовых, а уж говорить о священниках и епископах не приходится. Старообрядчество весьма напоминает собою талмудическое иудейство, где человеческая буква застила Закон Божий, тревоги совести, желание исправиться, обнаружить свои таланты, погребённые под толстым слоем преданий и традиций. Если бы иудеи, староверы, иеговисты читали хотя бы что-то за пределами их огорода издаваемое, они бы могли со стороны посмотреть на свои пути. Но у них запрет, они обложились канонами и правилами, которые толкуют только в смысле консервации и застоя. Никакого ветерка, никакого движения воды. В результате остаётся заросшее ряской тухлое болото сновидений, измышлений и тоски, сосущей ностальгии по якобы славному прошлому. Сектанты стараются удержать молодёжь и позволяют им под видимостью духовности пестовать уже почерпнутое в миру: те же мотивы песен с ударными инструментами, та же форма одежды, срамная и вызывающе дерзкая. Если бы во главу угла ставилось Священное Писание, страх Божий, труды святых отцов, а не самомнение, то успех был бы очевиден в течение одного месяца.
Пс.118:9 – «Как юноше содержать в чистоте путь свой? - Хранением себя по слову Твоему».
Чуточку оживлять мертвеца невозможно. Он или воскрес или так и лежат на поле сухие кости. Воскресший будет жить в Духе Божием.
Иис.Нав.22:5 – «только старайтесь тщательно исполнять заповеди и закон, который завещал вам Моисей, раб Господень: любить Господа Бога вашего, ходить всеми путями Его, хранить заповеди Его, прилепляться к Нему и служить Ему всем сердцем вашим и всею душою вашею».
Без страха Божия никого не удержать.
Еккл.11:9 – «Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твоё радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за всё это Бог приведёт тебя на суд».
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно. Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас – я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне – следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус – это я.
Мещанство – мой доносчик и судья.
Я за решёткой. Я попал в кольцо.
Затравленный, оплёванный, оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется – я мальчик в Белостоке.
Кровь льётся, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот: «Бей жидов, спасай Россию!»-
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! – Я знаю – ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя «Союзом русского народа»!..
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Всё молча здесь кричит, и, шапку сняв,
я чувствую, как медленно седею.
И сам я, как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребённых.
Я – каждый здесь расстрелянный старик.
Я – каждый здесь расстрелянный ребёнок...
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам, как еврей,
и потому – я настоящий русский!
Евг. Евтушенко, 1961