размер шрифта

Поиск по сайту



Вопрос 3019

Вопрос на тему «Потеряевка»
Из книги — Лапкин И.Т. «‎...открытым оком», том 15

Вопрос 3019:

Вы строго запрещаете звать к себе кого бы-то ни было. А не будете ли виновны перед Богом, так как кто-то, может, уже давно готов бы влиться в Вашу общину, а вы своей чрезмерной скромностью и закрытостью лишили человека этой возможности?

Ответ И.Т. Лапкина:

Может быть, и случится так, но мы же ведь не молчим, мы говорим людям о Христе и кто в дальнейшем заинтересуется, мы ему после тщательной проверки разрешим один раз побывать у нас.

«Пришла к Богу» – фраза не совсем правильная и точная. Может, другие и пришли, но я не шла. Я ползла, обдирая сердце и гордыню, карабкалась с жутким страхом, который преследовал меня с самого детства. Мама родила меня в 19 лет, а отец с фронта не пришёл. Я ей очень мешала, она меня не любила, поэтому воспитывала меня моя бабушка, Яранцева Анна Александровна. Строгая, неулыбчивая, даже суровая, держала меня в «ежовых рукавицах» и в то же время любила меня. Бить не била, но постоянно пугала Богом. Разговора о Боге не вела – боялась. Если кто услышит, то донесут и маму выгонят с работы. Потерять работу все боялись. Сама бабушка втихушку от нас молилась, и иконы у неё были, она очень любила Богородицу и Николая Угодника и всегда мне советовала молиться им, когда сильно тяжело. Мне было лет пять, когда я услышала одну фразу от бабушкиной подруги, она сказала: «Знаешь, Анна, если Тамара (моя мама) Римку не любит, то и Бог её не любит». На меня сильно подействовало не то, что Бог меня не любит, а то, что я даже матери не нужна. Так и жила, как щенок под столом – вспомнить нечего. Выросла. Окончила школу, пошла работать. Жили мы с бабушкой в Томске, недалеко от нас стоял храм Божий, беленький, чистенький, красивый. Я всегда любовалась им, и было сильное желание зайти в него, но я боялась, что Бог меня туда не пустит, я же некрещёная и Бог меня не любит с детства, я это помнила и жила всё время с жутким страхом в груди. Думала: вдруг умру, как я предстану пред Господом? А потом думаю: я же некрещёная, кто меня допустит к Богу, меня сразу бросят в огненное озеро. И никто не догадался рассказать, что это – заблуждение. Вышла замуж, родились дети. Какого мужа просила, такого Господь и дал. Без молитв просила Господа помочь в той или иной беде и Он помогал. Я это чувствовала и видела. В 1981 году у нас утонул сын Юра, он работал мотористом на танкере, возили керосин в Александрово (Томская обл.). Мы уже жили в Барнауле и Юра окончил речное училище. И тут я сорвалась. Я ревела по нему три года до изнеможения. Бедный Валера замучился со мной. Уговаривал: «Не гневи Бога, Римма, успокойся, на всё воля Божья». Я его не слышала и не слушала, наоборот, кричала криком, что он сына не любит и забыл быстро. Я такого человека обижала, за одно это гореть мне в аду. Кое-как пришла в себя.

В 1992 году моя мама решила покрестить своего правнука, Бодрикова Лёшу (он у вас был в лагере и «приятно» отличился). Я её отговаривать начала, говорю: «Зачем так рано крестить, ему всего 5 лет». Она мне в ответ: «А что ждать, когда утонет, как твой Юрка, или помрёт? Не чувствуешь за собой вины?» Вся семья некрещёная, что делать? Мама мне говорит: «Покрести Лёшу и сама заодно покрестишься, но перед этим нужно покаяться пред Богом за свои грехи». Повела она меня в храм Александра Невского – его только выстроили. Еле на крыльцо забралась, не пускает что-то или кто-то, пересилила себя, вошли, купили свечки, поставили за упокой родным, а одну свечку поставили Духу Святому в центре храма. Подошла я к иконе Иисуса Христа, рухнула на колени, в самом прямом смысле, и заревела. Ревела и рассказывала Ему всю свою жизнь, всё, что натворила, что мучило, всё полилось, как из поганого ведра. Мама (умница) ушла в другой предел, села на скамейку и терпеливо ждала. Я наревелась до изнеможения, не было сил встать. Господи, как мне было хорошо в тот момент, я стояла на коленях и думала: «Вот бы умереть сейчас, как бы было хорошо». Не умерла. С трудом встала и не узнала храма, как было всё красиво, какая мама у меня красивая. Нужно идти домой, а я не хочу, боюсь выйти на улицу, думаю, выйду из храма и опять страх скуёт всё внутри. После этого покаяния я зачастила в храм к Христу. У нас в храме Христос (икона Его) был в полный рост, выполнен мозаикой, такая красивая и такая родная икона, я могла часами стоять и смотреть на Него. Покрестили Лёшу в Покровском соборе зимой. Старенький батюшка, седой, выстроил всех полукругом, всех обильно помазал водичкой, надел крестики, прочитал молитвы и распустил всех восвояси. Почему-то после крещения было очень противно на душе, как будто что-то потеряла. Маме сказала об этом, она меня успокоила: это пройдёт, потерпи. Не прошло до того времени, пока я не услышала по радио Игнатия Тихоновича Лапкина. Я в это время работала сторожем в УПТК «Барнаулстроя» и однажды перед концом дежурства включила радио послушать погоду, а там какой-то дяденька рассказывал о Страшном Суде и что нас ожидает, неверующих и некрещёных. Вот где я испытала настоящий страх. Оказывается, я некрещённая вовсе и такая же грешница, как была раньше, волосы шевелились на голове. Под впечатлением ходила целую неделю, как пришибленная. Еле дождалась следующую передачу радиостанции «Роса». Тема была другая и не менее интересная. Теперь слушала вся контора, я сама включала радио (где были радиоприемники) и советовала послушать внимательно. Мама слушала дома, мы потом с ней делились впечатлениями.

Когда я пошла на пенсию в 1995 г., мы купили клочок земли во Власихе – садить картошку. И по соседству жила лето тетя Шура с дядей Ваней Чернявские. Это происходило в одно и то же время. Я видела, что в субботу т. Шура, нарядная, в длинной юбке, с дедушкой куда-то спешили, и я говорила мужу: «Вон тётя Шура с дядей Ваней потопали к попам». Он меня ругал за такие слова: «Не кощунствуй, мать, тормози язык, пожалеешь». И вот однажды под вечер т. Шура пришла по какому-то пустяку ко мне и говорит: «А почему ты, Римма, не ходишь в храм в воскресенье?» На что я дерзко ответила: «Не люблю я, тётя Шура, твоих попов – обманщики лукавые… Вот я слышала по радио дяденьку одного, Лапкин, звать не знаю как, вот к нему бы я пошла. Но он не выступает больше по радио, я звонила в редакцию «Росы», мне Павел Лозовой сказал, что Лапкин не выступает больше, кончились темы для проповедей». Тетя Шура хитро так улыбнулась, наклонила голову на бок и говорит: «Так я к нему и хожу!» Если бы меня ударили мешком из-за угла по голове, эффект был бы не такой. Я от удивления глаза вытаращила и чуть ли не закричала т. Шуре: «Что ж ты молчала, я его ищу, а ты помалкиваешь, как партизан?» Она говорит: «Ты не спрашивала, я и не говорила». Рассказала о занятиях в Политехе, пригласила пойти с ней. С занятиями сразу не получилось. График работы неудобный был. Я заступала на дежурство в 5 вечера до 8 утра, через два дня. Систематически ходить не получалось, а как попало я не хотела.

В 2000 году весной у меня заболел муж, Валерий Иванович, - рак желудка. Уволились мы с ним с работы, начали лечиться по-всякому, и я осенью пришла на занятия. Впечатление от занятий не опишешь, это надо пережить. Мне очень понравился коллектив. В Татьяну Кузьминичну, Наташу, Галю Загуляеву я влюбилась сразу, без всяких слов. Но как мне не понравилась правда, которой Игнатий Тихонович хлестал меня по гордой моей морде, я-то думала, что я хорошая-пригожая, а на самом деле-то по мне давно ад плачет. Ломала себя со скрипом и треском, но я знала точно, мне это на пользу: чтобы был толк, нужно бить маленьких ремнём, больших – словом. Душа моя разрывалась на части. Дома умирает любимый муж, а на занятиях Игн. Тих. говорит: «Ничего, смирись, Бог дал и Бог заберёт». Я с этим никак не хотела согласиться. Я всю жизнь мечтала раньше мужа умереть, но Господь распорядился по-Своему. Я не достойна оказалась такой благодати. После одного из занятий я попросилась у т. Шуры в общину. Спросили у Игн. Тих. разрешение и он позволил придти посмотреть: понравится – останешься, не понравится – гуляй на все четыре стороны. Пришла, как в иностранное государство, поразили строгость, порядок, чистота, доброта, забота. Сильно мне понравилось и испугало. Я хоть и не разболтанная была, но эти рамки устава испугали меня. Мне показалось, что это тюрьма, но добровольная. Стала внимательно наблюдать за всеми. Нет, не похоже, что они заключённые! Ладно, останусь, может, приживусь, лишь бы не выгнали. Написала заявление о вступлении в общину, затем заявление на крещение, и когда стала оглашенной – успокоилась душевно.

Моя подруга, Валентина Павловна Лейхнер, видя, что меня куда-то «занесло», сильно запереживала, давай пытать Валеру моего: «Куда Римма ходит, в какую секту, что за занятия?» Он как мог, успокоил её, и мне удалось уговорить её пойти на занятия в институт. На первом занятии она сидела разинув рот и слушала, по-моему, всем телом, а не ушами. Когда вышли на улицу, она насупилась, задумалась, я даже боялась спросить её, понравилось или нет. Дошли до остановки, я у неё спрашиваю: «Валюша, тебе не понравились занятия?» Она как вскинет голову и говорит: «Ты что, разве такое может не понравиться? Я окончила два института, но такого лектора, как ваш Лапкин, сроду не слышала. Убил-убил наповал своим интеллектом». И она ходила на занятия зиму 2000 года и весну 2001-го. Потом перерыв на лето. Летом я приняла крещение и, по-моему, поспешила. Ум и сердце были заняты умирающим мужем. Я ходила, слушала, что-то делала, а мысли были о нём. Осенью 2001 года Валерий Иванович умер. В это же время попадает в больницу городскую Валюша моя. Удалили ей жёлчный пузырь, забитый камнями, выписалась, побыла дома две недели и случился у неё обширный инфаркт. Пролежала она в кардиоцентре 20 дней и умерла. Мучилась, пока лёгкие кровью не заполнились. Мы с Артуром (её мужем) по очереди дежурили у неё. 7 января - последняя ночь перед смертью, я у неё была, молила Бога, Царицу Небесную Матушку и всех святых, чтобы облегчили ее страдания. Я уже видела, что моя любимая подруга, старинная (мы знакомы с 1958 г., вместе работали в Томске на п/я 46) умирает. Я не помню, как я пережила эту ночь. Утром вызвала Артура к ней и поехала на работу. 8 января в 10 утра Валюша моя умерла. Пережила Валеру моего на 2 месяца. В феврале, 24 числа, умерла Надежда Павловна. Сильно я привязалась к этой сестре. Всё мне в ней нравилось, жалко, мало мы с ней пообщались. За все время, проведённое в общине, я видела большую заботу обо мне, прямо-таки родственную. Не успела мужа с подругой похоронить, Господь посылает мне болезни, попала в краевую больницу по ходатайству брата Виктора Андреевича Яковлева, низкий ему поклон. Как меня выхаживали сёстры, это мне не могло даже присниться. Я поистине была счастлива и очень благодарна всем за всё. Господь отнял мужа и дал взамен общину. Никогда не забуду беседу в поезде после крещения Игоря Третьякова. Господи, какой умница, как доходчиво по-доброму наставлял меня, советовал. Я ему очень благодарна. Очень люблю Лёву Польгуева за спокойный нрав, мне очень нравилось его чтение Псалтири, а Игнатий Тихонович всегда ему выговаривал за то, что лёгкие не надрывает. Мнения разошлись.

Благодарю Бога за то, что я встретила Игнатия Тихоновича, боюсь я его страшно и люблю его, как наставника. Рентген он наш. Спаси, Господи, и помилуй всю нашу общину, не дай нам разбрестись в разные стороны. Низкий вам поклон, Игнатий Тихонович. Низкий поклон батюшке нашему Иоакиму. Низкий поклон вам, братья наши. Низкий поклон, сёстры дорогие! Спаси, Христос, всех нас во Славу Твою. Зверева Маргарита (Яранцева) Римма Александровна – 41-40-73.

Пс.119:5 – «Горе мне, что я пребываю у Мосоха, живу у шатров Кидарских».

Иез.16:6 – «И проходил Я мимо тебя, и увидел тебя, брошенную на попрание в кровях твоих, и сказал тебе: «в кровях твоих живи!» Так, Я сказал тебе: «в кровях твоих живи!»


Часы мои не первые стоят,
Завод закончился и села батарейка,
Поломанных будильников две дюжины подряд,
Умелый мастер только их согреет.

А сердце стукотит десятки лет,
Не требуя ремонтов капитальных,
Оно и храм, а может, даже склеп,
Когда не внемлем горю близких, дальних.

Мистификации в привычном не найти,
Всё так и есть, качает кровь по жилам,
И реагирует на всё, что есть в пути,
Всё неподъёмнее вчерашнему по силам.

Какой бы ночь приятной ни была,
Хотя бы надрывался целый день,
Оно пылает, не сгорит дотла,
И заморозить может только лень.

Преступно не расслышать боль в груди,
Завесу с глаз не сдёрнуть торопливо;
И глухота нам может навредить,
Когда чужую боль пропустим мимо.

Как будто сердце только часть меня,
На самом деле это я и есть.
Мой Часовщик сумеет поменять
Его не в вечности лишь, но сегодня, здесь.

И сердце каменное превратится в плоть,
Сквозь клапаны расслышит стук Иисуса,
В князья посадит прямо из холоп,
Конечно, если не чужого впустит.

Пружина главная – желание спастись
И быть с Христом, любовью обуянным.
Суметь бы Библию всю до конца вместить
И верить искренно, без ересей, изъянов.

Кровь греет платье и рукопожатья,
И круглосуточно нас тянет обниматься.
Эгоистично «Я» приходится ужаться.
Проводят нас по сердцу – не по платью.

18.02.06 ИгЛа


201

Смотрите так же другие вопросы:

Смотрите так же другие разделы: