размер шрифта

Поиск по сайту



Вопрос 2714

Вопрос на тему «Русский язык»
Из книги — Лапкин И.Т. «‎...открытым оком», том 12

Вопрос 2714:

Если нынешние люди не понимают богослужения, то как могли понимать в прошлые века? Или так и воображали, что что-то понимают в этой шифровке?

Ответ И.Т. Лапкина:

Многие и раньше уже понимали, что богослужение есть тайна великая и неразгаданная. Умышленно создавали такую тайну и на этом всё только и строится и проигрывается.

«Учение о богослужении, как предмет преподавания.

В ряду всех предметов школьного обучения учение о богослужении наиболее требует наглядно-конкретного метода, показательных уроков, своего рода экспериментов. Богослужение – душа религии, ее живое выражение, наиболее трогающее сердца, изумительно крепко укореняющееся в людях. Языческие обычаи, свято хранящиеся даже интеллигенцией, - несомненное доказательство этому. В православном богослужении - общение с Богом, величайшее Таинство Евхаристии, связующее человека с миром горним... В богослужении – красота, пластическая, жизненная... и потому наиболее популярная. И рядом с этим приходится констатировать, что обучение этой науке в средней школе представляет сухую, безрадостную пустыню, в которой ни капли росы или освежающего душу благоухания. Так что иногда ни слова не поймёшь. Жалуются на катихизис. Видно, не заглядывали никогда в книжки, трактующие о богослужении... В последнее время появилось ещё несколько книжек. Думалось – в новых повеет духом иным. Но после этой надежды лишь горше было разочаровываться.

Ко мне подходят два малыша – гимназисты третьеклассники с книжкою о богослужения с просьбою разъяснить им урок. Беру – и каждый раз смущаюсь: что же я стану объяснять им, когда здесь нечего объяснять: всё слишком просто, мёртво для объяснений? Эти-то вопросы и навели меня на предлагаемые размышления. Изумительно, прежде всего, расположение частей курса. Какая-то анатомия богослужения: всё схоластически расчленено до того, что становится нестерпимо больно от этой мелочной классификации, мучительной терминологии с ещё более мучительными объяснениями. На своём месте, где данная принадлежность имеет употребление, она запомнилась бы красочно, ярко. В реестре, какими начинаются книжки о богослужении, ярки только пояснения. „Храмы строятся в виде креста, круга, корабля, звезды». Укажите, о, законоучители, такие храмы, которые без натяжки подходили бы под эти символы. И ответьте на вопрос ребёнка, какой вид имеет Казанский собор в Петрограде, и что этот вид символизирует... Символы, символы... Какая глубина в символе реальном, действительно ощущаемом! „Аль креста на тебе нет? Чай, хрестьянин тоже», - укоряет собрата наш крестьянин, и в этом такая глубина понимания символа! Но умножать символы – значит вводить чуть не кощунственный элемент в святыни. „Амвон знаменует камень, отваленный от гроба, с которого Ангел возвестил мироносицам о воскресении И. Христа». А количество куполов на храмах! Неужели в самом деле в этом тоже есть символ? Что же означает храм с 22 или 24 главами, о существовании коих могут узнать ученики?

Да простит мне один из выдающихся и, несомненно, благоговейных литургистов - профессоров академии, что я вспоминаю его слова: «Если свеча, предносимая пред Евангелием на малом входе, означает Иоанна Крестителя, то позволительно спросить, что или кого означает свещеносец, и рука его, в которой он несёт свечу?»

Символизм в богослужении – великая святыня, и применять её, куда попало, нельзя. Такой авторитетный учёный, как проф. А. А. Дмитриевский, указывает на необходимость очищения нашего учения о богослужении от ненужных истолкований в символическом смысле того, что создавалось историческими условиями, как случайность, и имело в своё время исключительно практическое значение. Этим только углубится понимание подлинно символических элементов, и самое понятие символа получит более серьёзный характер.

Все эти речи о принадлежностях богослужения напоминают мне то же, как если бы кто вздумал ознакомить учащихся ранее знакомства с Пушкиным с селом Михайловским, с Царскосельским лицеем и т. под. Всё это легко и сердечно запоминается, когда связывается с переживаниями, сопровождается живыми опытами. Иначе всё сводится к каталогу, хотя бы и иллюстрированному. Конкретный характер часто пытаются придать учению о богослужении рисунками, таблицами... Напрасная затея. Все это—принадлежности, а не суть; и потому души, содержания они не вскрывают. Душа – в самом богослужении, совершаемом в храме. Удивительно, что и изложение богослужения новейшие книжки стали иллюстрировать картинками. Я допускаю даже, что это –подлинно художественные картины, а не та безвкусная, чуть не кощунственная мазня, которою угощает наши школы издательство Сытина (конечно, издатель не причём). Неужели можно картинкою что-то пояснить? Это – не стихотворение, не рассказ, не драматическое произведение... Здесь – всё в самом акте, в духе его, не передаваемом никакими техническими способами.

Надо показать в самом богослужении. Здесь новая трудность. Учение о богослужении расходится с практикою. В начале литургии поются не псалмы, а самое большее — пять-семь стихов; первый час — обходится почти везде без псалмов. Получается из преподавания один результат – возможность убедиться в том, что теперь богослужение значительно сокращается, и то, что должно быть, не исполняется. То, что исполняется, также не удовлетворяет показательным целям. Богослужение должно влиять и на мысль, и на чувство. В нём должна быть идея и проникновенность. Ни того, ни другого чаще всего не бывает.

Чтение никогда не сопровождается оттенками чувства. Не говоря уже о диаконстве, которому писан один закон – бесчинными воплями оглашать воздух, для чего и сами владыки протежируют только голосистым диаконам, - ни священники, ни псаломщики не знают чтения с оттенками чувства, не театральными, а проникновенными, в которых отразились бы хотя такие основные элементы, как покаяние и смирение, дерзновение и хвала (основные мотивы шестопсалмия). Прислушайтесь к молитве стоящих у входа в храм простецов, к их вздохам и воззваниям. Какая сила, какая настроенность! Прислушайтесь к южному, только не искалеченному „Слава в вышних Богу» — вот воздыхание, сердечное чтение: пение только рельефнее выделяет манеру чтения. И ещё обиднее — отсутствие идейности в нашем сокращённом богослужении. Конечно, становится нестерпимо скучно, раз всегда слышишь одно и то же, раз нет в молитве даже различия между праздником и воскресным днём. Вычитывая все шестопсалмие, все малые ектении священнослужители с лёгкою душою опускают содержание данного дня – стихиры, седальны, тропари канона. Ведь в этом - физиономия праздничного да и ежедневного богослужения; в нём смысл самого праздника. Обычай такого богослужения, вероятно, связан с теми временами, когда редкая церковь имела круг книг и приходилось довольствоваться следованною псалтырью; когда полуграмотные чтецы не в состояния были читать незнакомый текст. Теперь чтец должен уметь читать. И потому весь передвижной состав богослужения должен быть выполняем везде. Непонимание сути богослужения, как я уже однажды указывал в печати, доходит до того, что в стоянии Великого Четверга вычитываются все малые ектении и опускаются песнопения Триоди. После этого остаётся ждать вычеркивания Триоди разве и из пасхальной утрени.

Обычное учение о богослужении сводится к изучению порядка служб, перечню и чтению молитв. К этому присоединяется символическое истолкование. Непосредственный смысл молитв и обрядов в их связи вытесняется с крайнею скупостью. В нашем православном богослужении, веками созданном, не может не быть единства, связности частей. Вот в этой-то связи и заключается жизненный дух молитвы общественной. По отношению к литургии отчасти этот смысл богослужения выясняется: история жизни Господа проходит перед глазами учащихся. Но и здесь страсть к символизму затемняет другой смысл – совершение Евхаристии, главный нерв литургии. Ещё печальнее дело обстоит в отношении к вечернему и утреннему богослужению. Учащиеся узнают, что псалом предначинательный напоминает о творении мира, что священник, читающий светильничные молитвы, есть кающийся Адам, что каждение в начале всенощной „изображает Духа Святого, носившегося над бездною в дни творения», что открытые царские врата указывают на невинное, «райское состояние прародителей», а закрытие врат — на грехопадение первых людей и на собственные грехи молящихся, закрывающие для нас небо. Но непосредственный смысл псалма – восторг души, созерцающей творение, не могущей кончить и снова принимающейся перечислять все эти дивные дела Господа... и этот неожиданный, но изумительный психологически заключительный аккорд: „да исчезнут грешники с земли, и беззаконных да не будет более» — всё это скрыто за символом. Напомним, что символ – не простая аллегория, а многосмысленный образ, прежде всего значительный непосредственно и затем уже углубляющийся... Равным образом, мало кто из отцов законоучителей в литургии оттеняет эту важную сторону, что литургия верных, действительно, отлагает всякое житейское попечение, что её ектении не похожи на ектении предыдущие, что между возгласами пред Евхаристией скрывается глубочайшая психологическая последовательность. В этом отношении законоучителям следовало бы принять в соображение все те приемы, которые рекомендуются для изучения произведений словесности: есть значительное сходство между последними и богослужением. Их содержание постигается не только мыслью, но художественно-психологическим чутьём, сердцем. А сердце лишь при подготовке и связи воспринимает впечатления: веселье не заразится сразу грустью, голодный не разумеет сытого. В богослужении есть градация настроений, психологически построенных на особых законах гармонии. Подметить эту гармонию и ввести в неё учащихся - дело огромной трудности и такой же важности. Только таким образом можно не только показать богослужение, но и вложить любовь к нему и сознание его ценности.

Конечно, все это—штрихи, наброски. Всё это может быть разработано в форме целой методики, с точным указанием многих приёмов, как дают методику художественного чтения. Необходимы также и соответствующие пособия: не картины, не планы, а извлечения из художественных произведений, иллюстрирующие молитву, раскрывающие силу её и её смысл. Можно ли лучше выяснить смысл чина православного погребения, чем сличением этого чина с Апухтинским Реквиемом, в котором столько молитвенного и проникновенного понимания момента смерти. Нигде не сказывается так сухость современной постановки преподавания Закона Божия, как в учении о богослужении. Здесь более всего поэзии, теплоты, жизни: богослужение – тело религии, его легче всего показать осязательно. Вероучение - особенно в сжатом изложении – несомненно, оживить труднее, и сухость здесь не оттолкнёт от веры. Но чёрствое бездушное преподавание богослужения налагает на всю жизнь отсутствие понимания православной молитвы. А ведь быть без молитвы – значит быть без религии.

И не от такого ли преподавания в духовной школе зависит то обстоятельство, что иные пастыри видят в богослужении не радость, не умиление, а нудный подвиг, вызываемый необходимостью?» «Ст.Мысль» 1915 г. стр. 238-42

Неем.8:8 – «И читали из книги, из закона Божия, внятно, и присоединяли толкование, и народ понимал прочитанное».

1Кор.14:11 – «Но если я не разумею значения слов, то я для говорящего чужестранец, и говорящий для меня чужестранец».

Когда молитва искренно идёт,
Не по привычке топчемся привычно,
Тогда мы рвёмся к Богу и слова взахлёб,
А не абы куда их сонно тычем.

Бог Саваоф, не дремлет Присносущий –
Душою ощущаем и без доказательств;
Сам Дух Святой молиться нас научит,
Как для полёта растопырить пальцы.

Под небом звёздным – куполом ночным, -
Величие Творца неизмеримо;
Словами восхищёнными почтим,
Эпитетов найдём весьма старинных.

Круженье мыслей мелких без словес
Да сгинет, да исчезнет безвозвратно.
Борьба смертельная – рубеж проходит здесь,
Осатанелый недруг прёт на нас нахрапом.

Молитвенное правило есть посох
Неопытным в таинственных бореньях,
Когда свои слова заносит косо,
На каждой запятой лукавый кренит.

У гроба близких временное зрится
Отчётливей – тщета бездушных дел;
Неузнаваемые, милые нам лица
Под крышкой гробовой нашли всему предел.

Сопровождаем мысленно ушедших...
А так ли это там – не нам судить.
С слезами внутренне слова свои прошепчем,
Не их, себя пытаясь подкрепить.

Молитва посерьёзнела в плену,
В тюрьме злосчастному и при потерях лютых.
К Незримому, Единственному льну –
Бог утешает, гладит, нежно любит.

Счастливейшему жребий дан молиться.
Не по ветру нестись заброшенной пылинкой.
Без веры смертным негде прислониться –
Комариком болтаться на паутине липкой.

2.4.05. ИгЛа


403

Смотрите так же другие вопросы:

Смотрите так же другие разделы: