Вопрос на тему «Старообрядчество»
Из книги — Лапкин И.Т. «...открытым оком», том 11
Вопрос 2406:
Меня интересует положение в старообрядчестве. Вы говорили, что они не допускают абсолютно никакой критики в свой адрес – а как же выступление на их соборе митрополита Андриана, где он прямо говорит, что есть у них недостатки и от них нужно избавляться?
Ответ И.Т. Лапкина:
Действительно, в докладе были добрые слова, но им не сдвинуться, потому что на первом месте стоит обряд, а не Библия и не Христос, воспринятый через личное уверование человека, встретившегося со Христом. Им эти мои выражения уже кажутся кощунственными. Они уничтожают у себя любую живую мысль, которая указывает на то, что они не имеют никаких преимуществ со своим двуперстием пред Богом. Я сам был среди них и испытал это на своей душе и плоти. У архиепископа Иосифа, тогдашней главы их архиепископии, был духовник протоиерей Павел Морозов. Этот священник страшно ненавидел меня и гнал меня, и добился моего отлучения. Но вскоре он жестоко поплатился – сам был извергнут из сана и за него запретили даже молиться за мёртвого. Образовалась особая ветвь в старообрядчестве во Фрунзе его дочерью Марией. А меня тотчас и восстановили. Но отлучили его не за грех плотской, а как говорилось, за разоблачение их священников, сотрудничавших с властями. И сам архиепископ был виновен в этом. У них есть священноинок Симеон Дурасов, который написал прекрасное письмо на их Собор, и они его, думаете, восприняли? Как бы не так! Они по обычной своей злобе удумали его задавить. А таких обличительных писем они получили не так и много за триста с лишним лет.
С 4 по 6 августа в Москве прошёл Совет Митрополии Русской Православной Старообрядческой Церкви (РПСЦ). Совет рассмотрел различные текущие вопросы. Наиболее важным был второй день, 5 августа, когда на заседании Совета были зачитаны «Открытое письмо Собору РПСЦ» священноинока Симеона (Дурасова) и ответ на него инока Алимпия (Вербицкого). Сам о. Симеон (Дурасов) был приглашён на заседание, но так на него и не явился. Письмо это было участниками Совета сочтено «еретическим и капитулянтским». Участники Совета единодушно высказали своё отрицательное отношение «к этому прискорбному документу». Были продолжены попытки вызвать о. Симеона для объяснений, но он, очевидно, отключил свой телефон. Тогда была создана комиссия в составе епископа Зосимы (Еремеева), митрополичьего диакона Виктора и инока Алимпия для подготовки «заключения» по делу об опровержении «Открытого письма» священноинока Симеона. Прозвучало даже предложение извергнуть о. Симеона из священного сана, но в последний момент Совет всё же решил – в надежде на покаяние о. Симеона – в случае, если он не появится до закрытия Совета, объявить о его запрете до Освященного Собора, намеченного на осень, который и должен окончательно решить вопрос о священстве Симеона (Дурасова).
О. Симеон и ранее был известен своими симпатиями к РПЦ МП, что в полной мере и выразилось в его известном письме с изложением экуменических взглядов. Отметим, что практически никто из присутствовавших не попытался их отстаивать, напротив, многие были настроены весьма критически в отношении содержания «Открытого письма».
Открытое письмо Освященному Собору РПСЦ священноинока Симеона (Дурасова).
«Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас. Аминь. Преосвященнейшим владыкам, честным отцам и всем братиям о Господе радоватися. 10-го ноября 2003 года (по новому стилю), на память святой великомученицы Парасковии-Пятницы, в здании Старообрядческой Митрополии Московской и всея Руси преосвященнейший Митрополит Алимпий и протоиерей Леонид вручили мне бумагу следующего содержания:
Октября 10 дня лета 7512. УКАЗ. Изучив послания иерея Сергия Дурасова и многочисленные достоверные свидетельства о его деятельности в последние полгода, я пришёл к выводу о большой вероятности того, что здоровье этого иерея серьёзно подорвано. В связи с вышеизложенным предписываю иерею Сергию Дурасову: 1) до выяснения состояния его здоровья воздержаться от любых священнодействий; 2) в кратчайший срок прибыть ко мне для беседы. Алимпий, Митрополит Московский и всея Руси.
Каждому понятно, что речь в этом документе идёт не о простуде и не о каком-то физическом увечье, а о душевном заболевании. Только врачебная комиссия может подписать заключение о состоянии психики человека, которое будет иметь законную силу в глазах органов власти, гражданского общества, да и самой церковной среды. Таким образом, решение вопроса о вменяемости действий и писаний иерея Дурасова должно быть доверено врачам-психиатрам. Я боюсь, что за множеством других забот наше начальство ещё долго не соберёт такую комиссию. И христиане будут вынуждены сами, на свой вкус и разум, строить догадки, сошёл с ума Дурасов или нет. Но я постараюсь сам, по мере сил, прояснить этот вопрос.
В сентябре 1983 года я, студент 3 курса Московского университета, был направлен в психиатрическую больницу имени Кащенко, потому что сказал человеку в белом халате, что о состоянии современного общества и о его перспективах предпочитаю судить не на оснований Программы КПСС, а по Святому Евангелию, Апостольским посланиям и писаниям свв. отцов, в частности, по слову прп. Ефрема Сирина – «О кончине мира и об антихристе». Результатом полуторамесячного пребывания в ведущей психиатрической клинике страны был диагноз: «астено-депрессивное состояние». Подписавший это заключение врач сказал, что, ставя мне такой диагноз, он пошёл на некоторый риск, ибо его шеф, академик Снежневский, рекомендовал вынести диагноз куда более мрачный. Какое именно заболевание нашёл во мне корифей советской психиатрии (кавалер множества почётных званий и наград ещё со сталинской поры, печально известный угодными властям диагнозами по отношению к инакомыслящим), мне так и осталось неизвестным.
В июне 1986 года врачи Октябрьского райвоенкомата обратили внимание на факт моего пребывания в психбольнице тремя годами раньше. Я сразу же был направлен туда вновь для повторного освидетельствования. Дополнительным основанием явилось то, что военная кафедра МГУ сочла меня недостойным звания советского офицера «по морально-политическим качествам», а конкретно, за крест на груди. Специальная комиссия вынесла вердикт о моей негодности к строевой службе по причине психического заболевания. Какого именно – это врачи обещали мне потом написать. Но или забыли написать, или дело потерялось, или же надо было всё-таки выполнять план набора призывников. И в том же году меня призвали в строительные войска.
В июне 1987 года командование военно-строительного батальона, где я проходил службу, направило меня в Калининскую областную психиатрическую больницу после того, как я написал открытое письмо офицерам и солдатам части. Там было написано, что командование стройбата использует в своих интересах подавление одними нациями других, а его производственная деятельность является сплошным обманом и обворовыванием государства и самих солдат. Что армия становится школой жестокости, эгоизма, нечестности, и что «обучение» в такой школе принесёт горькие плоды для всего общества, особенно в виде межнациональных конфликтов. И что вся эта ситуация является разоблачением официальной коммунистической морали, основанной на воинствующем антихристианстве. Оригинал письма я отдал замполиту части. Разобравшись со мною, врачи Калининской ОПБ сказали: «Всё будет нормально, поедешь домой», и я был комиссован.
Я никогда не скрывал этих фактов своей биографии. В течение долгого времени, с 1989 по 2002 год, неоднократный пациент психбольницы исполнял в Митрополии всякие поручения, как-то: готовил тексты архипастырских праздничных посланий и соборных речей, писал статьи для Церковного календаря и журнала «Церковь», вёл переписку и т.п. А после рукоположения во иереи в 1995 году принимал участие не только в соборах, но и в заседаниях Совета Митрополии. Почему же теперь у тех, кто является заказчиками, вдохновителями, авторами данного указа (ибо он, вне всякого сомнения, составлен и продиктован не митрополитом Алимпием), не нашлось другого объяснения моих поступков, кроме психической болезни?
Я приведу некоторые слова из своего письма владыке Алимпию, писанного на Светлой седмице 2003 года по поводу намеченного тогда поставления о. Леонида во епископа.
«Я вижу гнев Божий на народ Свой в том, что попущено будет избрание и возвышение пастырей, растлевающих виноград Христов... Тому, что попущено за наши грехи, нерадение, неверие, самообман, – противиться этому я не могу и не буду, сам исполнен грехов и беззаконий, но и соглашаться с тем, что совесть не приемлет, тоже не хочу. Соблазн, превосходящий меру терпения, породит в Церкви раздоры и мятежи. Но я не хотел бы принимать чью-то сторону и, в особенности, идти против Вас, которого я по-христиански люблю и почитаю. Что могу сделать я, видя, что Вы, яко узами железными, связаны людьми бесчестными и бессовестными, и у Вас не хватает беспристрастия и крепости духа расторгнуть эти путы. Видно, ещё не исполнилась до края чаша их беззаконий и мера Божьего долготерпения. И я, по слову пророка, удаляюсь "в клеть свою"».
Чем ещё мог о. Леонид отреагировать на эти мои слова, кроме того, что объявить меня сумасшедшим или ещё как-то иначе опорочить? «Но, – скажут мне, – твои поступки могут показаться безрассудными не только твоим врагам. Если ты так радеешь о нашей Церкви, то зачем ты принял это тайное пострижение от единоверческого священноинока? После этого любой будет сомневаться в твоей приверженности старообрядчеству. Ты внезапно покинул приход, потом, не принеся покаяния архипастырю, без всякого благословения вернулся в приход и служишь... Наконец, ты, как уклонившийся в раздор, был принят обратно в лоно Старообрядческой Церкви, но не своим митрополитом, как подобало, а Белокриницким митрополитом Леонтием, создав ещё один повод для преткновения между Митрополиями. И опять — не присоединился официально к Митрополии Белокриницкой, не вернулся и в подчинение Московской Митрополии. Ты сам себя и всех запутал. И как понимать твоё теперешнее положение?»
При желании, в Кормчей нетрудно найти правила для того, чтобы объявить о моём извержении из священного сана. Но обязательными основаниями для применения любых церковных правил являются: 1) Святое Христово Евангелие, 2) непорочное исповедание православной христианской веры и 3) познание воли Божией в данном конкретном случае. Если же архиереи или даже собор любого уровня предпочтут руководствоваться не Святым Евангелием, а какими-то другими соображениями, если они будут обличены в уклонении от православия, и если станут искать не исполнения воли Божией в обсуждаемом деле, а преследовать некие земные цели, то как они смогут принудить Всевышнего Бога утвердить то, что Ему не угодно? И какое значение будут иметь в глазах Господа, а значит и, в глазах истинных рабов Божиих, любые их карательные санкции?
Для того, чтобы будущий Освящённый собор нашей Церкви мог вынести по моему вопросу такое решение, которое было бы согласно с волей Божией и соответствовало бы духу Святого Евангелия и учению правой веры, я прошу Собор прочитать моё исповедание. Пусть оно и будет объяснением моих поступков. Ради того я и решился на неподчинение архиерею, чтобы призвать всю нашу Церковь к действительному и нелицемерному послушанию воле Великого Первосвященника – Господа Исуса Христа. И, что я особо хочу подчеркнуть, излагаемое ниже учение не изобретено мною и не заимствовано откуда-то, из чуждых православию источников. В особенности же оно никак не связано с так называемым экуменизмом, который я, вместе со всеми православными христианами, отвергаю и анафематствую. Оно, по своему смыслу, следует за «Окружным посланием» старообрядческих епископов 1862 года и лишь развивает его положения, высказывая их в более прямой и общей форме.
Итак, аз, недостойный священноинок Симеон, исповедую сице:
Старообрядческая Церковь Белокриницкой иерархии, к которой я принадлежу, а также Древлеправославная Церковь (так называемая у нас «беглопоповская» или «новозыбковская»), Русская Православная Церковь Московского Патриархата, с православными Патриархиями Востока, Балкан и Грузии, Русской Зарубежной Церковью и греческими старостильными синодами, – всё это суть части одной и той же греко-восточной Церкви. Хотя некоторые из этих частей разделены вековыми спорными вопросами, разницей отдельных обычаев, различным отношением к инославию (прежде всего к римо-католичеству), к идеям обновленческих реформ, но их объединяет общая догматика, общая иерархическая преемственность, общие исторические судьбы, общий канонический и литургический строй, общая византийская культурная основа. Эти Церкви по отношению друг к другу – поместные общины, это части, члены единого Тела Христова; ни одна из них не может объявлять себя Телом Христовым во всей его полноте и, как таковая, приписывать себе непогрешимость и самодостаточность. Это мистическое единство – не умозрительное построение, не мечтательное переживание, а реальность надмирная, бесконечно большая, чем видимые разделения. Впрочем, оно – проявляется и зримо – в причастии Святых и Животворящих Таинств.
Я, однако, не включаю сюда самозванческие, самосвятские общины, хотя по неким земным расчётам или по недоразумению и они иногда принимаются в общение некоторыми законными, имеющими апостольское преемство, иерархиями. Пример – принятие в общение украинских самосвятов Константинопольской Патриархией. Пример не менее печальный – принятие старообрядческим епископом Силуяном Новосибирским в общение изуверной лжеправославной секты (1995-1997 гг.). Когда же иерархи, законно поставленные и называющие себя православными, учат о возможности спасения вне исповедания Господа Исуса Христа, как Единородного Сына Божия, единого от Святой Единосущной Троицы, они тоже тем самым отпадают от единства Вселенской Христовой Церкви и не могут рассматриваться как её члены.
Я верую и утверждаю, что священники и миряне всех указанных здесь Церквей на своих литургиях причащаются от единого Тела Христова и пьют от единой чаши Его спасительной Крови. И благодатные дары, при этом подаваемые, одни и те же. И чудотворное, целительное для души и тела воздействие таинств – одно и то же. Опыт тысяч священников, наблюдавших это, описанный множество раз в древних и в новых книгах, одинаков, независимо от того, по какому обряду и в каком из восточно-православных обществ они служат. Отрицать это и утверждать, что «у нас» во святых таинствах действует Дух Божий, а «у них» – дух лукавый, может только или незнающий, или недобросовестный человек.
Церковь есть не просто человеческое единство, но Богочеловеческое, скрепленное честною кровию вочеловечившегося и пострадавшего за наше спасение Бога Слова. Да, между нами, причастниками этой честной крови, произошли некоторые разделения, по нашей человеческой ограниченности и страстности. Но, как в распятии Господа Исуса, при всех бесконечных мучениях Его пречистой плоти, божество Его пребывало неотделимым от человеческого естества и, в то же время, не причастным страданию, так и ныне в распрях церковных Богочеловеческое единство не может быть разрушено людскою злобою. Потому и явно, что и в разделенных частях православной Церкви одно и то же Тело Христово пребывает, и на Божественной литургии видимо во Святых Дарах является, и в бессмертную пищу человекам подаётся, по их вере в воплотившегося Сына Божия.
Так какая же разница, – спросят меня, – между исповедниками правых учений и теми, которые в чем-то погрешают против веры? Разница огромная, ибо правое учение исходит от Премудрости Божией, а всякая ложь – от диавола. Но, как показывают и история, и современность, истинное православие, свободное от всяческих заблуждений, не гарантируется принадлежностью к некоей избранной общине. Оно – в сознательном и деятельном исповедании полноты евангельского, апостольского и святоотеческого учения. Ибо и epеси с самого начала, от апостольских времён и доныне, чаще возникали не в чуждой среде, а в самой православной Церкви. И Арий некогда был священником этой Церкви, а Македоний, Несторий и Диоскор занимали в ней даже патриаршие престолы. И даже если бы они не были обличены и анафематствованы судом Вселенских соборов и продолжали числиться в православном клире, суд Божий всё равно непременно обличил бы их отступничество и отверг от части спасаемых. И только в большее осуждение послужит им то, что они, имея в Божественном предании Православной Церкви приснотекущий источник живой воды, пили из источников чуждых и отравленных.
И, напротив, св. Кириллу Иеросалимскому и св. Мелетию Антиохийскому не повредило то, что они рукоположены были от ариан, ибо сами они всеми силами, терпя многие труды и скорби, подвизались в проповедании истины и в восстановлении нарушенного еретиками церковного единства. И св. Ипполит не был отвержен Богом и вселенской Церковью из-за того, что вынужден был отделиться от правившего тогда римского папы. Ибо и он искал не разделения, не своеволия, а единства в истине.
Очень важно, что эта евангельская истина Христова необходимо включает в себя стремление к кафолическому единству христиан. Именно об этом молился Отцу Своему Господь наш Исус Христос перед тем, как идти на страдание за человеческий род: «Отче Святый! Соблюди их во имя Твоё, тех, которых Ты дал Мне, чтобы они были едино, как и Мы» (Ин. 17:11). Молитва о вселенском единстве, о воссоединении всех разделённых, должна постоянно жить в нашем сознании и в наших делах. Когда же она остаётся чистой формальностью, когда мы лишь механически повторяем её на ектениях, а делами противимся её исполнению, – мы лжём Богу и, можно сказать, всуе пытаемся бороться с Его волей, с самим предназначением Церкви. Мы, по Никео-Цареградскому Символу веры, исповедуем Церковь соборную. «Соборная» – это славянский перевод греческого слова «кафолики» (именно оно и стоит в греческом тексте Символа веры), которое буквально означает, «всецелая, всеобщая».
И никогда, при любых внутренних разделениях, при самых неблагоприятных внешних обстоятельствах, нельзя забывать, что Церковь не только в России, она не только русская, но вселенская, всемирная. Если же мы пытаемся убедить себя, что якобы некоторыми Божиими судьбами Церковь может умалиться до малой части одного-единственного народа из тысяч племён земли, то мы унижаем Самого Христа, «Агнца Божия, вземлющаго грехи всего мира», крестную смерть Его, кровь Его животворную, пролитую за всё человечество. Мы унижаем посланничество учеников Христовых, которых Дух Святой научил говорить языками множества народов именно для того, чтобы привести к истинному богопознанию все концы земли.
И церковная жизнь этих народов, в силу различия их условий жизни, душевных и телесных качеств, как прежде не могла, так и ныне не может существовать в совершенно одинаковых формах. Неизбежна разница. И утверждать, что служение Богу по такому-то, существующему в некоем отдельном народе, обряду – угодно Богу, а по другим – неугодно, есть ни что иное, как гордое невежество. Этим слепые люди вместо Бога возвеличивают сами себя, мня себя обладателями неких особенных преимуществ, а не видят промысла Божия, который действует во всех племенах и народах, ибо Он «хочет, чтобы все люди спаслись и пришли в познание истины» (1Тим. 2:4).
Необходимо также добавить, что в священном Предании вселенской Церкви (включающем в себя и текст Писаний, и его принятое истолкование, и соборные догматические определения, и труды святых отцов), которое является источником нашей веры, не находится ни прямых, ни косвенных свидетельств о именно таком, национальном сужении границ Церкви. В первую очередь важно обратиться к эсхатологическим трудам, то есть к тем, которые уточняют cв. Кирилл Иеросалимский «Слово огласительное», блаж. Августин «О единстве Церкви», 2; 10-12. Об этом же Августин пишет во многих своих посланиях: №№ 43, 52, 53, 76, 142 и др. церковное предание относительно последних судеб мира. Их пророчества довольно подробны. Но нигде мы не прочтём, что в последние времена хранение истинного благочестия будет поручено небольшой части такого-то отдельного народа, и что отличать истинных христиан от всех остальных надо будет преимущественно по некоторым внешним обрядовым признакам. Мы на это даже намёка не найдём, если не прибегать, конечно, вслед за беспоповцами к грубым подделкам вроде «Седмитолкового Апокалипсиса» или тех сочинений, которые опровергались в «Окружном послании» 1862 года.
«Всё ясно, – скажут мне. – Короче говоря, ты считаешь, что старообрядчество не право. Значит, ты с никонианами заодно. Мы уже давно это поняли». Совершенно неправильно поняли. Всё наоборот.
Вселенское православное единство возможно только при естественном развитии поместных, национальных форм благочестия. Как отдельные люди, так и народы имеют каждый свои дарования от Бога. Разные виды христианского доброделания бывают развиты у них не в одинаковой степени. Греки принесли в дар Церкви тонкую искушённость своей богословской мысли и поэтический дар. Римляне с самых первых веков наиболее сильно проявили себя в христианском социальном служении. Египетские отцы явились учителями всего христианского мира в отсечении душевных страстей и греховных навыков, в кропотливом созидании в себе нового человека. Сирийцы – в чистом молитвенном созерцании Неизреченного. Русским, по мнению некоторых мыслителей (Е. Трубецкой, С. Аверинцев), более других народов свойственно сильное чувство красоты церковной, выраженное в синтезе архитектуры храмов, иконописи и богослужебного чина.
Конечно, евангельские заповеди – одни и те же для всех народов, и люди всех стран спасаются правой верой и делами любви. Это – общее. Но я говорю о специфических национальных чертах, каждая из которых может послужить вкладом отдельных народов и поместных церквей во всемирную сокровищницу христианского духовного опыта. Так и происходило издревле. Мы с благоговением внимаем богословскому учению великих греческих отцов, учимся на превосходящих естество человеческое подвигах сирийских и египетских аскетов. И никто из русских православных людей не дерзнёт сказать, что мы могли бы обойтись и сами, без них. Иконописанию мы тоже учились у Византии. Много известно поразительных по силе духа икон византийских, югославянских и иных. Но вот что удивительно: и Восток, и Запад именно старую русскую икону знают, любят и ценят больше других. Это лишь частный пример для подтверждения той мысли, что каждая поместная…
Апокрифические сочинения, ложно приписанные кому-то из свв. отцов, в большом количестве появились в 18 – начале 19 века. Их авторов можно понять. Они осознавали, что ни Священное Писание, ни творения свв. отцов не содержат достаточных доказательств для обоснования того, что какое-то из старообрядческих согласий есть Вселенская Церковь последних времён. Обладая более живым и глубоким религиозным чувством, чем теперешние старообрядцы, они без такого подтверждения не могли с уверенностью называть своё упование безусловно и исключительно православным. Вот и найден был выход – недостающие доказательства просто выдумать.
Церковь должна хранить и развивать свои дарования, не как свои, но как данные от Бога, и в свободе Божия Духа идти своим естественным путём ко Христову Царствию. И весьма вредно одной поместной Церкви, одной христианской культуре считать себя самодостаточной и возноситься над другими Церквами и культурами. И вовсе грешно и губительно пытаться внешним влиянием сломать это естественно и свободно растущее под лучами Божией благодати дерево, чтобы заменить его другим. Неизбежны будут большие потери, болезни, веками не заживающие раны.
Вот такой попыткой, очень сомнительной по замыслу, порочной по нравственному содержанию и преступной по средствам, явилась Никоно-Алексеевская реформа. И вся основанная на ней последующая официальная церковная политика не залечивает, а лишь растравляет нанесённые ею раны. Это касается не только отношений официальной Церкви со староверами; это большая внутренняя проблема самой официальной Церкви. И влияние этой болезни распространяется далеко за пределы обрядово-канонической сферы. Хотя об этом немало написано, но в наше время стоит говорить о многом заново, это предмет отдельной работы.
А сейчас я могу лишь выразить своё решительное убеждение, что ни простое поглощение староверия новообрядческой Церковью, ни какая-то уния, вроде уже бывших в истории, – не полезны для общего нашего блага, для исцеления от раны раскола обеих частей прежде единой Русской Церкви – и старообрядческой, и «никонианской».
Предстоятели и идеологи Церкви новообрядческой, как и прежде, считая её господствующей, по сути государственной, и потому уже вдвойне непогрешимой, к сожалению, до сих пор не пытаются критически рассмотреть её путь за минувшие три с половиной века. Официальный, выраженный не в декларациях ОВЦС, а в каноническом праве, подход её к проблеме раскола, не изменился с дореволюционной поры. Но и наши старообрядческие подходы подчинёны только одной цели – отгородиться от «никониан» любой ценой, вплоть до неправды и хулы. Они таковы, как будто это нас, ныне живущих старообрядцев, только что сняли с дыбы или вытащили из костра, и мы, кроме этих дыбы и костра, ничего пред собою не видим и не понимаем. Это тоже болезненный признак, говорящий теперь уже о нашей духовной слабости.
На основании духовного опыта множества людей, в том числе и старообрядцев, достойных доверия по своему благочестию и добродетельной жизни, среди которых были и священники, и епископы, можно решительно утверждать, что благодать Божия не покинула тех, кто после раскола остался в Церкви «никоновской». Это не оправдывает запятнанных кровью церковных «прогрессистов-революционеров» как 17-18, так и 20-го века, не извиняет тех, кто был повинен во внесении в учение и жизнь Церкви чуждых православию новшеств. Но это настоятельно убеждает нас в том, чтобы искать и искать пути к воссоединению. Нас, разделяющихся друг с другом, порой жестоко и несправедливо порицающих и даже проклинающих друг друга, благодать не оставила. Почему? Потому что мы, несмотря ни на что, – едино у Христа. И Божия воля такова, чтобы мы (те и другие) с верою и самоотвержением потрудились ещё здесь, на земле, восстановить наше единство. Не так, как это кому-то выгодно или удобно по земным меркам, а так, как это угодно Духу Святому. Ищущим ещё будет открыто – как именно, но это безусловно должно произойти.
А до тех пор Старообрядческая Церковь будет самостоятельно жить и развиваться на основе подлинно святоотеческого, подлинно древлеправославного и кафолического предания веры и благочестия, и вносить свой естественный, соразмерный (и в теоретической возможности, очень даже немалый и ценный) вклад в богочеловеческое дело мирского спасения. Но многие подходы, ставшие для нас привычными в годы гонений и вынужденного замыкания, следует пересмотреть. Иначе мы просто не исполним данное нам от Бога задание и, как лукавые и ленивые, да ещё и всуе возгордившиеся рабы, будем праведно наказаны.
Итак, старообрядчество есть не единственный сохранившийся после всяческих отпадений остаток Вселенской Церкви, а органическая часть живого тела этой Церкви. Это не попытка подвести старообрядчество к капитуляции, а напротив, обоснование новой наступательной стратегии.
Во-первых, этот тезис помогает нам осознать свою духовную ответственность за многие миллионы совсем не чужих для нас людей. Во-вторых, он позволяет правильно определить как главные, так и ближайшие цели и средства их достижения, и не с упрямой, возведенной в принцип пассивностью уступать позиции перед лицом религиозного равнодушия, а также воинствующего оккультизма и сектантства, а вновь и вновь, исполняя повеление нашего Божественного Учителя, обещавшего пребывать с нами до скончания века, «идти и учить все народы» (Мф. 28:18), – начиная с народа собственного, русского. Наше дело – не бегство в тайгу или, скажем, за ограду Рогожского кладбища, а борьба за спасение мира, за грехи которого заклан был Агнец Божий – наш Спаситель и Первосвященник. Несомненно, «благостояние святых Божиих церквей и совокупление всех» есть дар, чаемый нами от Подателя всех благ. Если Церковь извечно молится об этом при каждом богослужении, то, значит, она верит, что получит просимое. Ибо молитва без веры только оскорбила бы Бога. Значит, членам Церкви естественно и делом стремиться к достижению этого единства, по псаломскому слову: «Взыщи мир и пожени и (т. е. стремись к нему)» (Пс. 33). Ставшая же для нас привычной мысль о фатальном и всячески неотвратимом вероотступничестве всех вокруг не только парализует нас во внешней деятельности, но ещё и не даёт бороться с проявлениями духа отступления в нас же самих. Если эта мысль укоренилась в нашем сознании, это свидетельствует о нашем собственном маловерии.
Важно ещё заметить, что если принять изложенную точку зрения, то снимаются сами собой очень тяжёлые вопросы, на которые старообрядческие авторы до сих пор не дали убедительного богословского ответа. Например, как с богословской точки зрения объяснить, что Вселенская Церковь (коль скоро Церковь старообрядческая считает себя таковой) на 180 лет во всемирном масштабе лишилась епископства, чего ни на один день не оставались лишены даже отпадшие от православия общества несториан и монофизитов? Если Старообрядческая Церковь есть вся в совокупности Церковь кафолическая, по определению, только одна в мире обладающая полнотой благодатных дарований, то как же она утеряла самый естественный и необходимый дар, дар воспроизводства священства, – и обходилась исключительно тем, что, так сказать, брала его взаймы у Церкви новообрядческой? Да и если говорить о сегодняшнем дне, многие благодатные дарования вовсе незаметны в нашей Церкви.
Мы говорим о себе, что мы, одни мы, – та вера, которую исповедовали Апостолы. Тогда где же в нас хоть самое малейшее проявление духа апостольского? Мы исповедуем именно ту веру, что и великие вселенские учители – Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, не правда ли? Где, скажите мне, в сегодняшнем нашем старообрядчестве их дух, их дела? Не относятся ли и к нам слова Христа Спасителя, сказанные иудейским законникам:
«Если бы вы были чада Авраама, то и дела Авраамовы творили бы» (Ин. 8:39)
А прежде того еще Иоанн Креститель говорил:
«Может Бог из камней сих воздвигнуть детей Аврааму. Уже и секира при корне дерева лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф. 3:9-10)
У нашей Церкви есть святое, Богом определённое предназначение, имеющее всемирно-историческую важность. И обязательно найдутся люди, которые будут его исполнять. Но если то общество людей, если та, скажем так, организация, которая называется Русской Старообрядческой Церковью (впрочем, всё это можно сказать и о Древлеправославной Церкви (новозыбковской), не захочет делать порученное ей дело, то эта организация, это общество может быть, как бесплодное дерево, отринуто, срублено и брошено в огонь Божиим гневом. Бог воздвигнет угодных Ему делателей «из камней сих», из людей, которых соберёт откуда Ему угодно.
Мы нуждаемся в новых основательных трудах по этой важнейшей для нас теме. Характерно, что старые работы старообрядческих апологетов, такие, как «Церковь-Христова временно без епископа» И. Усова (впоследствии митрополит Иннокентий), «Разбор ответов на 105 вопросов», составлены в виде вопросов-ответов, по материалам полемических бесед. Но умение привести подходящую цитату из свв. отцов, какую-то церковно-историческую аналогию хоть и может доставить победу в частном споре, но для цельного богословского осмысления проблемы совершенно недостаточно. Я выскажу свое понимание предельно кратко. Поскольку Церковь, как уже было сказано, после раскола, в годы гонений оставалась всё-таки одна, то старообрядцы имели епископов всегда. Это были те епископы, рукоположенные которыми священники, переходя к старообрядцам, служили у них. Да, эти епископы подчас были гонителями тех своих овец, которые оставались при старых обрядах. А овцы, в свою очередь, гнушались этими архипастырями как еретиками. Состояние ужасное, противоестественное. Но, если взять сравнение из мирской жизни, состояние гражданской войны ещё не означает распада государства. Так и здесь. Церковь есть премирное Царство во главе с бессмертным Царем – Богочеловеком Исусом Христом. И человеческим лишь разделением оно не могло быть разрушено.
Нежелание понять и исполнить то, что хочет от нашей Церкви губительно для нас, и не только в конечном счёте, а уже теперь. Однако, увы, покамест наше иерархическое начальство озабочено хлопотами о том, кто будет править в ней, а как церковный корабль будет дальше плыть по мирскому морю, – оно предпочитает не задумываться. «А что там думать! Как до сих пор плыл, так и дальше поплывёт».
Если стоящие у кормила церковного не желают видеть, что их корабль несётся на скалы (или и понимают, но не умеют поправить положение, а сказать боятся, парализованные стыдом и страхом), то совсем не обязательно всем плывущим на корабле сложить руки и ждать смерти. Кто понимает смысл происходящего, правильно сделает, если что есть силы закричит о грозящей опасности. Найдутся, конечно, такие, что скажут: «Замолчи, паникёр несчастный. Есть капитан, ему виднее». Другие уточнят: «Да что вы слушаете этот бред? Он сумасшедший, разве не видно? Его связать надо». Нет, не замолчу и связать себя не дам. Я буду спасаться, уцепившись за какую-нибудь доску. Но ведь это же не даёт почти никаких шансов на спасение? Почти никаких. Но у Бога – всё возможно. Иначе же этих шансов ещё меньше. Нестись на скалы, зажмурив глаза, – это уже самоубийство, грех, включающий в себя и неверие, и отчаяние.
Если человек, выбравший спасение на доске, всё-таки уцелеет, – никто не назовёт его предателем своих погибших товарищей по плаванию. Его никто не осудит. Если же выплыть ему не удастся, Бог примет его душу.
Итак, я делаю то, что могу в данных обстоятельствах. И для собственной души, и для Старообрядческой Церкви, которую я люблю и которой я никогда не изменял и не изменю. И для Вселенской Церкви – Церкви Апостолов, мучеников, великих вселенских учителей, сокровищнице спасительной истины и духовных даров, наследнице Царствия Христова, которую я исповедую в Символе веры и членом которой я уповаю быть и в нынешнем веке, и в будущем. И я верю, что если не теперь, то когда-либо, когда угодно будет Богу, и простые православные христиане, и священники, и епископы, и целые соборы подтвердят излагаемое здесь учение, как кафолическое и православное, согласное с Духом Божиим. А тот указ, который послужил поводом для этого письма, сам о себе говорит, что он является лишь маленьким эпизодом сиюминутной политики. Его составители, как видно из самого текста, прекрасно понимают, что в этом случае не имеют права сказать так, как могли говорить Апостолы: «Изволися Святому Духу и нам...» (Деян. 15:28). И уместно вспомнить из тех же Деяний апостольских слова Апостолов Петра и Иоанна:
«Судите, справедливо ли перед Богом слушать вас более, нежели Бога?» (Деян. 4:19)
Каждый, хоть немного знавший покойного владыку, с уверенностью скажет, что «Указ» написан не им и даже не с его слов. Автором его, по всей видимости, является А. Ю. Рябцев.
Продолжить работу над своим письмом мне пришлось в скорбный день погребения нашего Первосвятителя. Вот и за владыкою Алимпием закрылись смертные двери, и его душа видит то, что ещё не видела, и Божественные тайны открываются ей более полно, чем она могла познавать их, живя в бренном теле. И сама земная жизнь, и дела церковные видятся «оттуда» уже совсем иначе, чем «отсюда», где человек обычно смотрит сквозь призму немощей и страстей.
Скажи, дорогой владыко, каково тебе смотреть сейчас на наш общий дом, на Церковь Христову и твою? Дай нам совет, как теперь возвращать упущенное, восстанавливать разрушенное, изживать великие соблазны, как учиться нам заново любить Бога и друг друга, и искать не земной корысти, а Царствия Божия и правды Его. Всем сердцем хотелось увидеть сегодня у твоего гроба твоих собратьев и сослужителей – предстоятелей братской заграничной Церкви, которые два месяца назад покинули Россию с чувством горечи, досады и оскорблённого архипастырского достоинства. Если бы теперь, хотя и поздно, произошло искреннее примирение, то и твоя душа несомненно возрадовалась бы, и наша скорбь была бы отчасти утешена. Но и тебя, и нас лишили этой отрады. А она была бы дороже, чем всё пение и чтение, которое совершалось над твоим телом в эти дни. Неужели и грядущий собор не озаботится о действительном восстановлении братского согласия и мира, а лишь усугубит раздор?
Все последние годы на наших соборах ярко и многократно проявлялось отсутствие доброй воли к миру и единомыслию с Белокриницкой Митрополией. Не было ни в чём заметно духа братской любви, не было даже попытки понять другую сторону. Господствовало некое великодержавное высокомерие; неприкрыто и грубо нагнетались страсти. Любое выражение из писем заграничных иерархов истолковывалось во враждебном смысле. Все эти приёмы и повадки были столь далеки от духа Христова, что я опасаюсь, не покинула ли в эти моменты всеосвящающая благодать Святого Духа некоторых деятелей наших Освящённых соборов!
А ведь есть очень простые вещи, понятные самому обычному мирянину. Человек, высокомерный и скандальный по отношению к соседям, не может быть наставником добропорядочного поведения для собственных детей, даже если он считает, что в сварах и тяжбах защищает интересы своей семьи. Подать «малым сим» пример враждотворства – это значит ввести их во многие грехи и беды. Напротив, способность смириться и уступить, ради того, чтобы сохранить братскую любовь и избежать соблазна, – признак учеников Христовых.
Об этом Слово Божие так говорит нам:
«Возьмите иго Моё на себя, и научитесь от Меня, что Я кроток и смирен сердцем, и найдёте покой душам вашим» (Мф. 11:29)
«Если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу: ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам» (Ин. 13:14-15)
«По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35)
«Не станем же более судить друг друга, а лучше судите о том, как бы не подавать брату случая к преткновению или соблазну... Итак, будем искать того, что служит к миру и взаимному назиданию» (Рим. 14:13, 19)
«Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя» (Фил. 2:3)
К великому сожалению, по отношению к братской Церкви мы поступали всё это время отнюдь не в соответствии с этими Господними и апостольскими словами. Дивно ли, что и во внутрицерковной жизни они не исполняются, а господствует настроение прямо противоположное!
Дух гордости, зависти, вражды, беспредельного корыстолюбия и других грубых и низких пагубных страстей прочно утвердился в среде тех, которые пытаются вершить ныне судьбы церковные у нас в Москве. Они настолько не живут Христом, Его словом, Его заповедями, что возникает вопрос – веруют ли они в Него вообще? Помнят ли ещё они о Нём? Или, может быть, глядя на икону Христа, они молятся кому-то совершенно другому? Неужели, по их мнению, воля Божия в том и состоит, чтобы некая династия могла беспрепятственно, не считаясь ни с какими законами, удовлетворять за церковный счёт любые свои прихоти и при этом уже до конца развращаться, теряя христианский нравственный облик? Ещё хуже то, что их «вера» (я ставлю кавычки, потому что это вера не в евангельском смысле), их «мораль» прививаются молодому священству и мирянам, становятся общепринятыми, как бы естественными.
Но в чём же тогда полагаем мы содержание и цель христианской жизни, для чего мы тогда называем себя чадами Церкви Христа, если всё Евангелие — это как бы «не про нас», если наши нравы и повадки очень низки даже по мирским меркам? Мы надеемся, что покаемся перед смертью, а после смерти нас «отмолят»? Но живя всю жизнь не по совести, пребывая в фарисейском самодовольстве, мы и перед смертью не способны окажемся понять глубину своего падения и весь ужас нашей измены Христу. И те, кто останется после нашей кончины в таком же страшном обольщении, не смогут нам ничем помочь, ибо Дух Божий в таких людях не пребывает. И на Страшном Суде нам придётся услышать одно: «Я никогда не знал вас. Отойдите от Меня, все делатели неправды».
Точнее же сказать – к Церкви-матери, если говорить о восстановленной в 19 веке и ныне действующей у нас иерархии, а не вспоминать дораскольные обстоятельства, которых теперь нет. Именно это пытается делать автор письма (к сожалению, тяжело больной и подавленный владыка и на нём поставил свою подпись), которое в начале октября рассылалось священникам и содержало в себе клевету и на Белокриницкую Митрополию, и на епископа Андриана. Между прочим, в нём пишется, что Московская кафедра по чести «стоит непосредственно после Иеросалимской». Если в 17 веке это была реальность, отражающая положение России как ведущей державы православного мира, то в 21 веке место Старообрядческой Митрополии и в России более чем скромно, а в православном мире и подавно. Общения с Иеросалимской патриархией она не имеет, чтобы претендовать на место рядом с нею в какой-то «табели о рангах». И основана эта нынешняя старообрядческая кафедра не в 10-ом, и даже не в 17 веке, а лишь в 19-ом, через рукоположение Московского архиепископа от митрополита Белокриницкого. А до этого события её просто не существовало. Так что притязания на права Московской Патриархии 17 века в этом «манифесте» выглядят столь же комично, как новый титул, присвоенный новозыбковским архиепископом.
То, что нравственное состояние нашей Церкви представляет собою теперь очень грустную картину, то, что задают тон в ней люди, не боящиеся Бога, – от Бога же и попущено, для нашего вразумления. Для того, чтобы мы увидели в плодах своих собственных дел достойное наказание за уход от истинного Христова пути. Начало этого уклона – в нашем сознании. Есть несколько установок, которые для него характерны:
- Многие из нас имеют такое понятие, что человек спасается следованием некоему истинному закону, уставу или обряду. Наши старообрядцы нередко говорят, что русские святые «спасались по старым книгам». Святые всех времён и народов спасались не «по книгам» и, тем более, не по уставам и обрядам, а благодатию Христовою, которая по силе их веры и Божественной любви, вселилась в их сердце и соделала их причастниками обожения. Что спасение именно так даётся людям, учат все послания св. Апостола Павла и всё прочее предание церковное. И если вся жизнь христианина не является подвигом стяжания этой благодати, то никакой закон, устав и обряд не соделают человека чадом Божиим и наследником Царствия Его. Это необходимо ещё и ещё раз напоминать в соборных постановлениях, в архипастырских окружных посланиях, в проповедях священников. Иначе будет оставаться соблазн уклона в лицемерное фарисейское законничество и в беспоповщину.
- Многие из нас, к сожалению, действительно, как нас и обвиняют новообрядцы, не видят различия между догматом веры и обрядом, который призван этот догмат символически выражать. Это мне приходится говорить по многолетнему опыту общения с нашим священством, в том числе, с теми, что слывут грамотными. Доброе дело – хранить древние обрядовые предания. Но само по себе хранение обряда совсем не означает, что и догмат, выражаемый им, мы столь же тщательно сохраняем. Происходит подмена: сосредоточенные на внешнем обряде, мы не заботимся о чёткости своего богословского сознания. Обрядовая и уставная строгость сочетается у нас порой с диким догматическим невежеством, с представлениями, фактически чуждыми православной вере. Поэтому нам надо непрестанно обращаться к духу, к делам и учению великих святых, сохранивших и передавших нам драгоценное богатство православного богословия. Если мы с ними – одно, если и в нас, и в них живёт один и тот же Христос, то естественно нам желать и молиться о том, чтобы в наших сердцах, мыслях и делах действовал тот же Дух, который укреплял и наставлял их в церковном делании. Очень ярко говорится об этом в словах прп. Симеона Нового Богослова, вошедших-во 2-й том его «Творений» (в переводе еп. Феофана).
- Древняя Церковь горела огнём ревности об Апостольской проповеди, но теперь мы считаем это как бы излишним. И понятно от чего. От внутренней пустоты. Когда любовь Божия переполняет сердце человека, он не может не желать того, чтобы поделиться ею с другими людьми. Но если живую любовь Божию пытаются заменить формальным исполнением тех или иных уставных требований, которые полагаются как бы достаточными для спасения, чем тут делиться? Разве только что умением доносить пальцы до плеч и правильно держать лестовку... Потому в старообрядчестве особо ценится, что человек – коренной. Это значит, он с детства приучен к уставной и обрядовой истовости, к долгому молению и т. д. Пришлого-то человека пока ещё приучишь! А с каким сердцем стоит этот свой коренной на долгом том молении, что у него в голове, – никого не волнует, была бы внешняя сторона соблюдена. Вот такой, привычный для нас, подход – чужд Евангелию и должен быть изжит, если мы поистине – ученики Христа.
- Поскольку старообрядчество в течение трёх с половиной веков существует, как чисто русское церковно-историческое явление, то нам, понятное дело, свойственно некая особая гордость как русским, да еще и более того – «истинно русским» по вере и традициям. Но мы, русские, не первыми и не последними услышали евангельскую проповедь. Не одних нас пришёл спасти Христос, не о нас одних промышляет. И всё-таки справедливости ради надо сказать, что ни один из народов земли не отрёкся от Христа за столь короткое время, в таком массовом порядке, и не обрушил такую страшную силу ненависти на свои собственные святыни, как русский народ. И выходцы из старообрядческих семей участвовали в страшных делах богоборческого режима так же, как и остальные наши соотечественники. А потеряла в годы этого режима наша Церковь (да и все другие согласия староверов) относительно больше, чем Церковь новообрядческая. И не потому, что её гнали с особой лютостью, а потому что меньше у неё было внутренних сил для сопротивления. Потому что держалась она больше обычаем, чем любовью к Богу, а когда разрушена была среда, содержавшая этот обычай, то пала и вера. И во многих краях она просто исчезла. А где и не исчезла, там духовный уровень её, как правило, очень невысок. Так что хвалиться нам, как «истинным русакам», как «хранителям» чего-то там такого древнего, – совершенно нечем. И меньше нам надо вообще о себе говорить и думать, как о человеках.
Послушаем еще Павла:
«Желающие хвалиться по плоти принуждают вас обрезываться только для того, чтобы не быть гонимыми за крест Христов. Ибо и сами обрезывающиеся не соблюдают закона, но хотят, чтобы вы обрезывались, дабы похвалиться в вашей плоти. А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Исуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира. Ибо во Христе Исусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, но новая тварь» (Гал. 6:12-15)
Сказанное здесь об обрезании, как ритуальном признаке еврейства, годится и по отношению ко всякой национальной, культурной и конфессиональной особливости: хотя она и существует, но для причастия благодати спасения она ничего не значит, а имеет значение лишь подлинное обновление, преображение человека по образу Нового Адама – Христа. И говоря о кресте Христове, Апостол имеет в виду, конечно, не какой-то вещественный образ креста, а саму крестную смерть, которою Господь искупил нас от греха и смерти и даровал спасение и жизнь вечную. Крестной жертвой Агнец Божий умертвил грехи всего мира, и даровал жизнь вечную всему человечеству. И если мы не захотим намеренно уклонять свои очи от дел Божиих, то мы увидим «глубину богатства и премудрости и разума Божия», увидим «коль непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его» (Рим. 11:33) во всех племенах земных! И нельзя все проявления их духовной жизни, их пути ко Христу мерить нашим русским аршином – похоже это на наше, или не очень. Итак, нам надо осознать себя частью всемирного спасительного промышления Божия и возлюбить путь ко спасению и прочих народов, и участвовать в нём, как Бог повелит.
Тогда Господь соделает и нас причастниками апостольской благодати. А если кто не считает нужным даже думать о том, как действует Бог в других народах, – явно, что он не участвует в деле Христовом и чужд Его разума. Да сохранит нас Господь от такой беды. «Ревнуйте о дарованиях больших», – призывает нас Апостол Павел (1 Кор.12:31). «Ищите Царствия Божия и правды Его, а прочее всё приложится вам», – учит Господь во Евангелии. Итак, если будем просить у Бога большего, наиглавнейшего, то и меньшее будет нам дано, – в той мере, насколько оно нужно для достижения главного. Будем, по Евангельскому слову и по примеру Апостолов и отцов, стремиться всем сердцем к подражанию Христу, к стяжанию Духа Его и святости, – и Бог подаст нам силы, по крайней мере на то, чтобы не порочить христианское имя безобразными делами. Будем молиться о спасении всех народов Земли и верить, что Бог силен их привести к этому, – и тогда, во всяком случае, подаст нам Бог разума, как в своём народе праведно проповедовать слово Божие, и как свои местные церковные дела обустроить. А если мы окажемся косны, ленивы и трусливы, то услышим грозный Господень приговор, как тот раб, которому дан был всего один талант, и тем он не воспользовался, как должно:
«Всякому имеющему дастся и приумножится, а у не имеющего отнимется и то, что имеет. А негодного раба выбросьте во тьму кромешную: там будет плач и скрежет зубов» (Мф.25:29-30)
Вот к этим вопросам, важнейшим для нашего общего церковного дела, а значит, и для нашего спасения, я хочу привлечь внимание своих братьев… Ради них я и пошёл на то, чтобы явиться «притчей во языцех, в покивание главы в людех». Их-то надо обязательно решить, прося «Духа премудрости, духа разума, духа страха Божия» у Просветителя. Это бесконечно важнее, чем разобраться с одним рядовым священником. Я – самая маленькая частичка Церкви. Но она есть тело Христово, и верю, что Господь, желающий спасения всем, и меня, последнейшего, не оставит погибнуть в заблуждении. Он да будет Свидетелем, что я не ради корысти или гордости говорю то, что говорю, и делаю то, что делаю. Я искренно желаю одного: Пс. 26:4,11-14.
Единому, в Троице славимому, Богу во святей Церкви да будет слава, ныне и присно, и во веки веком. Аминь. Грешный раб Христов и сын Церкви Его, священноинок Симеон. (142511, Московская обл., Павлово-Посадский р-н, пос. Б.Дворы, ул. Красавиной 79а, о.Сергию (Симеону) Дурасову). Ноябрь 2003 – январь 2004 года. Пишите нам: editor@portal-credo.ru
Об открытом письме священноинока Симеона.
1. Содержащиеся в открытом письме о. Симеона (Дурасова) понятия о Церкви Христовой осудить как противоречащие святоотеческому учению. 2. Принять к сведению признание о. Симеона, что его открытое письмо содержит погрешительные формулировки, неприемлемые для Церкви. 3. Поручить канонической комиссии, с привлечением соответствующих специалистов и о. Симеона, подготовить материалы по данному вопросу к очередному Освященному собору. 4. Исключить о. Симеона из состава Учебного совета Московской Митрополии. 5. На очередном Освященном соборе рассмотреть сомнительные случаи из пастырской практики о. Симеона».
В 5 томе «…открытым оком» вопрос 1441 говорит об этих же бедах. Ответ старообрядческого инока Алимпия на письмо священноинока Симеона (Дурасова)
«Можно было бы не проявлять беспокойства о том, каковы богословские взгляды о. Симеона Дурасова до тех пор, пока он не объявил их публично. И поскольку действия ближнего всегда следует истолковывать скорее в лучшую сторону, чем в худшую, то хотелось оправдывать его шаги и обстановкой того времени, и чисто по-человечески. Но вот он заговорил, я имею в виду открытое послание, с которым он обратился к Церкви. После этого уже исчезли всякие иллюзии. Читая его строки, каждый мыслящий православно человек скажет: среди нас волк!
…Вопреки этому весьма невежественно отстаивать утверждение, будто перед Богом всё равно все едины, и якобы до Бога человеческие заборы не дорастают. Признать конфессии, перечисленные о. Симеоном, в качестве поместных общин единой Церкви невозможно даже с чисто административных позиций уже хотя бы потому, что они существуют параллельно на канонической территории друг друга. Здесь о. Симеон употребляет просто демагогический приём, спекулируя именем Божиим. А до каких пределов в состоянии сужаться Святая Вселенская Церковь, до поместных, или ещё более узких, пусть он спросит святого Максима. Неужели можно так наивно заблуждаться, чтобы дойти до утверждения, что в этой ектении мы молимся о единстве с раскольниками! Хорош пастырь, который так учит!...
Но таков стиль мышления о. Симеона, так же побеждающий логику и свидетельство Предания «благодатью, любовью и культурными вкладами разных народов», перед чем бессильны законы мышления и смолкают книги. Поэтому решительно отвергнем беззаконную любовь, ложную премудрость и фальшивую кафоличность, которые он нам предлагает.
Теперь остаётся исследовать происхождение и природу того новоиспеченного учения, которое провозглашает о. Симеон.
А нынче о. Симеон открывает новую страницу в виде своей «ультралевой» реакции. У святых отцов сказано, что путь добродетели – это середина между недостатком и излишеством. Например, целомудрие находится между окаменением и распущенностью, правда – между коварством и неразумием, и так далее. Необходимо заметить, что такая закономерность прослеживается как в нравственном богословии, так и в каноническом. Потому-то мы с Окружным посланием, в середине, неокружники были справа, тяготея к беспоповским взглядам, а о. Симеон оказался по левую сторону, примагниченный никонианами. Таким образом, его учение всё-таки новое, и чуждое Православию, как противоречащее святоотеческому.
…Но и те конфессии, которые он невидимо соединяет, далеко не все придут в восторг от взаимного общения в «благодати», которое о. Симеон им навязывает. Несмотря на это, его миролюбие таково, что одинаково примиряет всех, невзирая на возражения. Жаль, только новостильники и римокатолики его так обидели, что не хватило на них братской любви. Зато теперь никто не сможет назвать его традиционным экуменистом».