Предисловие

Как появилась эта книга? После того, как Игнатий Тихонович Лапкин вернулся домой из лагеря, друзья упросили его рассказать о пятнадцатимесячном пути от ареста до выхода на свободу. Да и сам он чувствовал потребность поделиться приобретённым опытом. Из этих рассказов вышла вторая часть книги. Тюремные воспоминания Игнатия вызвали у многих читателей живой интерес, поэтому друзья стали просить его восполнить их рассказом о более ранних событиях. Постепенно из разных отрывков сложилось повествование, составляющее первую часть этого тома. А в третью часть вошли некоторые письма Игнатия, написанные уже по возвращении из заключения. Приложения включают приговор суда, акты тюремной психиатрической экспертизы, показания свидетелей на предварительном следствии, протесты, посланные в суд и прокуратуру, и другие документы.

Игнатий никогда не возражал против любого использования его писем верующими – "была бы душе польза", таков его обычный ответ. Поэтому мы решили, что не погрешим против воли автора, собрав все эти тексты вместе. Надеемся, что верующий читатель найдет здесь и поучение, и пищу для раздумий. А будущий исследователь нашей нынешней церковной жизни обнаружит в этих записках ценный материал.
Мы включили в эту книгу (в сокращённом виде) и небольшой самиздатовский очерк о сибирском "магнитофонизаторе", написанный вскоре после его освобождения. Полностью он был помешен в "Бюллетне христианской общественности" № 2.

"МАГНИТОФОНИЗАЦИЯ ВСЕЙ СИБИРИ" – таков полушуточный девиз миссионерской и просветительской деятельности Игнатия Тихоновича Лапкина – православного христианина из Барнаула, 28 марта 1987 года досрочно освобожденного по указу Президиума Верховного Совета СССР из уголовного лагеря ЖД-158/3 в казахском городе Жанатас.

Проповедь Евангелия, свидетельство о духовном богатстве Православия, библейское просвещение верующих, сплочение их в стойкие братские общины, в которых каждый жертвенно служит Господу как и чем может – вот основные направления миссионерского служения Игнатия. Библейский фундаментализм, старообрядческая приверженность к уставу и регламентации жизни парадоксально, но как-то очень органически сочетаются в нем с открытостью, непредвзятостью суждений, и порою прямо-таки пророческим дерзновением. С этим столь непривычным для нас "сибирским самородком" можно в чём-то соглашаться или не соглашаться – но нельзя не признать его права говорить то, что он говорит.

Позиция Игнатия родилась не в ленивом разговора за чашкой чая, она действительно выстрадана до крови. Соответствие слова и дела Игнатий засвидетельствовал ещё прежде своего тюремного и лагерного исповедничества.

Игнатий и его друзья – самый яркий из известных мне примеров аскетической жизни. Речь идёт не только о продолжительных молитвенных правилах и дисциплине внутренней. На питание семья Лапкиных: Игнатий и его женаНадежда – расходует около двадцати рублей в месяц. Кирзовые сапоги да дешёвая рубашка, перехваченная пояском – в другом виде я не встречал Игнатия ни разу. Зимой фуражка заменяется на видавшую многие виды ушанку, добавляется ватная телогрейка; многодневные поездки – только в общем вагоне. А все оставшиеся деньги – на помощь нуждающимся, на дело миссий и служения.
Не ограничиваясь Барнаулом и окрестными сибирскими городами, Игнатий по крайней мере раз в год, во время отпуска (до ареста он работал сторожем) предпринимал вместе с кем-нибудь из друзей "миссионерское путешествие": Казахстан, Украина, Средняя Россия, Прибалтика – где только не пролегали его маршруты! Квартиры друзей, молитвенные дома баптистов, адвентистов и пятидесятников, дворы православных храмов, обращённые в музеи церкви, вагоны поездов, комната милиции в московском метро – и всюду общение с новыми и новыми людьми: проповедь, проповедь, проповедь...

Игнатий всегда старался поддерживать максимально близкий контакт с духовенством. Одно время он был частым гостем и в епархиальном управлении. Уговаривал и наедине увещевал знакомых батюшек. Обновление, оживление приходской жизни, безбоязненное и свободное общение священника с прихожанами, введение более строгой церковной дисциплины и, главное, усиление евангельской проповеди – вот на что были направлены его усилия. Результаты, как нетрудно догадаться, были весьма разные – от самых внутренних и глубоких (включая всенародное покаяние двух священников перед их паствой), до таких вот, скорее комических:

- Гм-м-м... Опять Игнат пришёл, придётся проповедь говорить, а то ведь накапает владыке... – вздыхает местный батюшка, отодвигав пальцем завесу и с неудовольствием взирая сквозь завитушки царских врат на слишком хорошо знакомое бородатое лицо в толпе прихожан.

"Но что до того? Как бы ни проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь и буду радоваться", – так ведь говорил когда-то другой неутомимый миссионер, во многом послуживший образцом для "Златоуста со Второй Строительной", как окрестили Лапкина в статье "Алтайской правды" (Фил. 1:18).
А почему, собственно, Златоуст? Не только корреспонденту пришла в голову эта действительно небезосновательная аналогия: впервые ярлык "секты златоустовцев" налепил на друзей Игнатия настоятель барнаульского храма. Дело в том, что "издательская" деятельность Лапкина, которая затем привела его в барнаульскую тюрьму и в Жанатас, начиналась как раз с записи всех творений св. Иоанна Златоуста в русском переводе на 62 магнитофонных катушках (около 600 часов звучания). Замысел был таков. Во-первых, лучшего способа размножения религиозной литературы в провинции не найти. Пишущая машинка – это очень малая скорость, дороговизна, полуслепые экземпляры и неизбежные опечатки. Во-вторых, не все умеют читать (да-да, православные-то бабушки в Сибири!) Не все могут много читать (слабость зрения – особенно у пожилых). Не все, наконец, любят читать, не все приучены. А кто же откажется сесть поудобней, нажать кнопку, закрыть глаза и слушать – да не кого-нибудь, а Иоанна Златоуста? Или – что мешает слушать проповеди и жития за повседневной домашней работой? B-третьих, когда человек читает книгу, он обычно один. А вокруг магнитофона как бы сам собою возникает кружок слушателей. Почему бы не пригласить ещё соседей? И вот деревенские посиделки превращаются в прослушивания.

Успех "магнитофонизации" стал превосходить все первоначальные ожидания её изобретателя. За кассетами стали приезжать издалека, просили их отовсюду – знакомые, знакомые знакомых и просто прослышавшие. Архиереи, священники, монахи, причетники и миряне, молодые и старые, православные и неправославные. Образовалась очередь. Находились и те, кто говорил: "За любые деньги!" Но в этом отношении Игнатий с безукоризненной строгостью держался правила, принятого как обет в самом начале: весь труд – только ради Господа, абсолютно бескорыстно, ни копейки себе. Более того, неимущим вскладчину приобретали магнитофоны – тоже для общего пользования, бесплатно давали записи.

"Магнитофонизация" началась со Златоуста, но им, конечно, не ограничилась. Начитаны и размножены были Библия, Жития святых с I до XIX века, "Добротолюбие", "Лествица", "Исповедь" блаженного Августина, "О подражании Христу" Фомы Кемпийского, книги проповедей о. Димитрия Дудко, "Исторический путь Православия" о. А. Шмемана, апологетические книги баптистского автора Рогозина. К 1986 году полная каталогизированная фонотека лапкинских записей составляла около двухсот кассет. Это более чем на два месяца непрерывного звучания.

Игнатий (как, впрочем, и Златоуст) не смог ограничиться "чисто религиозной" тематикой. Наговорил он и "Архипелаг ГУЛаг" с собственным послесловием, и послания патриарха Тихона.

Собрал и размножил записи своих бесед с верующими, включавшие их воспоминания о годах репрессий. Писал стихи – в том числе и про "вождя мирового пролетариата", как будет позднее сказано в следственном деле. В круг интересов Лапкина входили вообще очень разные темы, в частности и такие, которые мне весьма несимпатичны. Так, в 1978-79 годах он размножил кассеты "Тайна беззакония в действии", в основу которой были положены апокалиптически интерпретированные "Протоколы сионских мудрецов"... Ах, не хотелось бы мне и говорить об этом теперь, – но придётся, а то уж и вовсе я перейду в жанр жития или акафиста.
Всем этим Игнатий занимался не таясь, по справедливости, не видя в своих делах ничего преступного. Последствия заставили себя ждать пожалуй дольше, чем можно было думать. Однако в мае 1980 года он был арестован и пробыл до октября под следствием по статье 190-1, а потом был внезапно освобождён после того, как подписал заявление, что больше на будет размножать произведений политического характера. В справке, с которой он вышел из тюрьмы, в графе "Причина освобождения" было написано: "Ввиду переменившейся обстановки". При этом представитель КГБ сказал, что против чисто религиозной деятельности Лапкина никаких возражений не имеется: "Златоуста своего размножай хоть мешками".

Почти всю фонотеку, изъятую при обыске, в тот раз вернули (кроме, конечно, "Архипелага" и ещё некоторых вещей).

За последующие пять лет Игнатий ещё улучшил свою техническую базу и действительно размножил не один мешок магнитных плёнок. Это был и Златоуст с другими прежними записями, и проповеди полюбившегося Игнатию стокгольмского радиопроповедника Я. Пейсти, новые книги Дудко, труды о. Г. Дьяченко, "Трагедия Русской Церкви" Регельсона. Свою подборку "Житий" он завершил, включив в неё материалы о новомучениках, известную в самиздате книгу "Отец Арсений" и другое. Слово, данное в тюрьме, держал. Но видно "обстановка" вновь переменилась и 9 января 1986 года Игнатия опять арестовали. В тот же день во многих городах страны прошли обыски. Более чем у тридцати человек были изъяты многочисленные катушки с записями. Златоуста со всем прочим вновь упаковали в мешки с печатями...

Мы опускаем заключительную часть очерка: о последующих событиях читатель узнает от самого Игнатия Лапкина.

Николай Балашов, Москва, август 1988 г.