Вопрос 3932

Вопрос на тему «РПЦз»
Из книги — Лапкин И.Т. «‎...открытым оком», том 27

Вопрос 3932:

Как сами зарубежные православные понимают своё нахождение там, за границй? Поняли ли они свою миссию так, как Апостолы первого века?

Ответ И.Т. Лапкина:

Ну и вопрос! Да когда же в православии согласовывались, сверяли свои действия с первым веком? Всё упиралось в богослужебные книги, привезённые при князе Владимире, в опыт исторической «независимой» церкви в России. Благовестие никогда не было главным! Никогда и ни дня!

«Задача определения миссии Русской Православной Церкви Заграницей, поставленная предо мною сегодня, не простая – без сомнения, многие среди вас осведомлены лучше меня в сфере истории нашей Церкви, и вряд ли я смогу привести изречения наших иерархов о миссии Русской Православной Церкви Заграницей, с которыми Вы не знакомы. Моя задача также не заключается в том, чтобы преподнести свои личные убеждения и мнения; цель моего выступления - определить основы самопознания Русской Православной Церкви Заграницей, необходимые для обсуждения тех важных вопросов ради которых мы здесь собрались. Мне кажется, что слова великого подвижника и святого русского рассеяния, Святителя Иоанна Максимовича, перед мощами которого мы здесь соборно собрались, наиболее подходящие в качестве вступления – «Русские беженцы, рассеянные по всему свету, часто находясь в тяжелых условиях, ждут того светлого дня, когда Отечество освободиться от власти безбожников, терзающих душу и тело их братьев, и они смогут соединиться с ним. Русская Зарубежная Церковь несет с ними тяжкий крест изгнания. Ни в чем не изменив Православию, храня предания и обычаи Русской Церкви и ея материальное достояние, находящееся заграницей, она по силе своей окормляет свою паству, удерживает ее в Православии и воспитывает в ней новые поколения и распространяет православие в народах, среди которых находится». Святитель Иоанн ясно определяет двоякую миссию Русской Православной Церкви заграницей, а именно – сохранение среди русской эмиграции Православия со всеми связанными с ним традициями и обрядами без каких-либо изменений, и распространение Православия в неправославной среде. Эта миссия совершается в контексте чаяния родины и ожидании её освобождения от коммунистического ига. Эти две цели повторяются во множестве выступлений, со времени начала существования Русской Православной Церкви заграницей до наших дней. Само название нашей юрисдикции – Русская Православная Церковь Заграницей - содержит в себе одновременно и указание нашей миссии, и моя попытка разобраться в этой теме будет именно построена вокруг нашего наименования. Обсуждение главных вопросов – русскости, принадлежности к Православию и нахождении себя в зарубежье, разрешит нам приблизиться к разрешению поставленной задачи. Каждый вопрос необходимо осмыслить по отношению к его историческому и первоначальному определению, его проявлению в настоящем, в реалиях церковной жизни, и, в конце концов, его влиянию на наши отношения к Московскому Патриархату.

Во всё время нашего существования, с самых первых дней изгнания вплоть до сегодняшнего дня, Русская Православная Церковь заграницей всегда ощущала себя именно в первую очередь русской. Более того, паства Русской Зарубежной Церкви наставлялась в сохранении своих корней в русских культуре, языке и обычаях. По сей день русский язык является господствующим в сфере как административной, так и других – преподавание в Свято-Троицкой Духовной Семинарии и поныне ведется на русском языке, и богослужебным языком является церковнославянский. Акцент на русскости неправильно было бы рассматривать неким проявлением светского национализма и этнической сентиментальностью, а скорее, в церковном смысле, выражением наших отношений и нашего участия в Русском Православии, и сохранение оного во времена, когда в России культурные традиции и сама Русская Церковь подвергались внешне жестоким ограничениям, и внутренне политической и идеологической пропаганде. На протяжении долгих лет в течении двадцатого века Русская Зарубежная Церковь являлась единственным источником духовной и богословской литературы на русском языке. Трудно встретить верующего человека, который в до-перестроичное время не питался духовной пищей, напечатанной в одной из церковных типографий русского рассеяния, о чем всегда вспоминают с благодарностью.

Русская Православная Церковь заграницей всегда рассматривала свое существование исключительно в контексте судеб России и положения гонимой Церкви на родине. С первых дней Зарубежная Церковь считала свое положение временно самоуправляющей частью единой Русской Церкви, с задачей окормления верующих, оказавшихся заграницей, и озвучивания свободного голоса Русской Церкви. Зарубежные архиереи за богослужениями возносили имя Святейшего Патриарха Тихона, под чьим омофором в первое время они продолжали находиться. Уход из- под административного подчинения патриарху Московскому был вызван реально практическими соображениями, выраженными в указе N 362. Таким образом, независимость Зарубежной Церкви на первых порах её существования не было вызвано личностной самоопределяющейся тенденцией, а практической необходимостью. Только с возглавлением церковной администрации митрополитом Сергием, Русская Зарубежная Церковь порвала евхаристическое общение с Церковью в России. Архипастыри заграницей с самого начала своего заграничного пребывания чаяли духовного возрождения России. Это чаяние прозвучало на Первом Всезарубежном Соборе в Сербии в 1921 г. – «духовное возрождение может совершиться только под благодатным воздействием Церкви». Более точное определение уже дано Архиерейским Собором 1927 года. Требование митрополита Сергия Страгородского о принятии заграничным духовенством его декларации 1927 года и выражении лояльности советской власти вызвало следующий ответ: «Зарубежная Церковь по-прежнему хранит верность своей Матери-Церкви Российской и взяла на себя высокую, но и тяжелую, ответственную миссию хранить все основы, традиции и величие Русского Православия и Русской Православной Церкви, и говорить свободно и открыто по всему миру от имени порабощенной Матери-Церкви и изнывающего в неволе русского народа и других населяющих Россию народов». Более того, Собор 1928 года открыто раскритиковал деятельность и молчание Московской Патриархии и призвал всех русских людей сбросить с себя иго коммунизма. Уникальность положения Русской Зарубежной Церкви четко прозвучала в соборном послании Архиерейского Собора 1933 года: «Никто из нас не решится, конечно, утверждать, что действующий ныне заграницей порядок Русского Церковного Управления подходит под обычные нормы церковного права. Ни св. каноны, ни последующее церковное законодательство не могли, конечно, предвидеть великой войны, произведшей глубокие потрясения во всем мире и спутавшей повсюду не только прежние политические, но часто и церковные отношения. Еще более тяжкую катастрофу вызвала в России революция, разрушившая почти весь нормальный строй церковной жизни. Последняя, вероятно, долго еще не сможет войти в спокойное устойчивое русло. Разве существующую ныне там организацию церковного управления, даже православной или так называемой Тихоновской церкви, можно вполне оправдать с точки зрения канонов и определений Всероссийского Церковного Собора 1917-1918 гг.? Разве не раздаются там справедливые возражения против законности нынешнего Синода, подобранного митрополитом Сергием по его личному усмотрению (по крайней мере, в лице наиболее влиятельных его членов) и разве не подвергаются сомнению канонические Полномочия самого нынешнего Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола»?

В приведенной цитате особый интерес вызывает осознание нерегулярной ситуации церковной администрации как зарубежом, так и в России, в силу трагических событий первых десятилетий 20-го века. Несмотря на то, что отношение к церковной администрации митрополита Сергия явно настороженное, отсутствует прямое осуждение оной. Отношение Русской Зарубежной Церкви к Церкви в России также следует из вышеприведенного послания – «что же касается его отношения к Матери-Церкви, то Зарубежная Русская Церковная организация считала себя не более, как ветвью последней, органически связанной со всем русским церковным телом, хотя и лишенной временно лишь внешнего церковно-административного соединения с последним. Свидетельством ея неразрывного духовного единства со всею Русской Церковью служило всегда неизменно совершавшееся возношение за богослужениями сначала имени Св. Патриарха Тихона, а потом его Заместителя – Митрополита Крутицкого Петра. Пока представлялась возможность сношений с покойным Патриархом Тихоном, Высшее Церковное Управление заграницей всячески старалось получить от него, хотя бы неофициально, утверждение и одобрение для своих важнейших определений, действуя при этом всегда с большими мерами предосторожности. Прекращение таких сношений с главою Русской Церкви, после того как Святейший Патриарх был лишен большевиками свободы, Зарубежное Церковное Управление отнюдь не стремилось к присвоению себе автокефальных прав, в чем пытается обвинять их Митрополит Сергий. Вся заграничная церковная организация считала и считает себя доныне учреждением чрезвычайным и временным, которое немедленно должно упраздниться по восстановлении нормальной общей и церковной жизни в России».

Комментируя это послание в 1946 году, архиепископ Никон выразился следующим образом – «Зарубежная же Церковь в послании своего Первоиерарха заявила, что она остаётся непоколебимо верной своей Матери Русской Православной Церкви и немедленно воссоединится с нею, как только русский народ освободиться от безбожной власти и Московская Патриархия будет свободной от порабощения коммунистической властью».

В 1938 году, на заседании Второго Всезарубежного Собора прозвучали следующие слова – «Боже! Спаси Россию. Боже! Сохрани и укрепи ее страждущих сынов, в самой силе своей веры и терпения несущих Твое свидетельство миру. Боже, собери нас всех в лоно общей нашей Матери-Церкви на Родной Святорусской земле, которую восстави, заступи, сохрани и помилуй Твоею благодатию». Однако, вне зависимости от горячего желания восстановить утерянное евхаристическое общение с Церковью в России, архипастыри Зарубежной Церкви не были готовы на такой шаг до тех пор пока Церковь в России оставалась порабощенной коммунистической властью. На призыв патриарха Алексия I к объединению Архиерейский Собор в 1947 году ответил следующим образом: «Высшее Церковное Управление в России в лице нынешнего главы Русской Церкви патриарха Алексия неоднократно уже обращалось к Зарубежным Епископам с увещанием войти в каноническое подчинение Патриархии, но, повинуясь велениям своей пастырской совести, мы не находим для себя нравственно возможным пойти навстречу этим призывам до тех пор, пока высшая Церковная власть в России находится в противоестественном союзе с безбожной властью и пока вся Русская Церковь лишена присущей Ей по Её Божественной природе истинной свободы». Здесь особое внимание следует обратить на подтверждение канонической легитимности Московского Патриархата, находящееся в ссылки на патриарха Алексия I как на «нынешнего главу Русской Церкви». Архиерейский собор в 1959 году подтвердил свою позицию отказа объединения с Московским Патриархатом до полного освобождения последнего от влияния безбожников. Одновременно, собор настоял на своем неразрывном единстве с Православной Россией. «Мы составляем одну семью со страждущими братьями нашими, томящимися под гнетом безбожной советской власти… Мы, русские, принадлежим к нашей православной Русской Церкви, еще недавно наставляемой преподобным Серафимом Саровским и праведным отцом Иоанном Кронштадтским, а ныне прославленной множеством страдальцев – братьев наших, уподобившихся первохристианским мученикам. Мы будем стремиться навсегда сохранить наше духовное единение с ними. Не отойдем от Церкви нашей и не отречемся от исповедников ее во дни испытания Земли Русской».

Подобное отношение выразил и Архиерейский Собор 1967 года: «Русская Православная Церковь Заграницей ожидает] того благословеннаго дня, когда с русского народа спадут оковы коммунистического рабства, когда в первопрестольной Москве восстановится свободное Высшее Церковное Управление во главе с Всероссийским Святейшим Патриархом – духовным отцом русского народа, которому и представит Русская Православная Церковь Заграницей все свои деяния и сольется со своей Матерью – Русской Православной Церковью». Подобное отношение и было выражено весьма недавно ещё, в 2001 году, когда Архиерейский Собор, несмотря на неготовность объединяться, подтвердил свое видение Русской Церкви Московского Патриархата как служащей русскому народу: «между тем вопрос о соединении не подымался и никто не собирается подымать его в настоящее время. Что касается Московской Патриархии, не зависимо от нашего отношения к ней, хотим мы это или не хотим, её духовенство окормляет значительную часть Православного русского народа, и если там происходят сдвиги в лучшую сторону, то мы не можем этого не приветствовать. Но вместе с тем есть ещё много чего, что нас разделяет». Подводя итоги, несомненно исторические, канонические, как и духовные корни Русской Зарубежной Церкви неразрывно связаны с Россией и Русской Церковью. Сама миссия прояснилась в трёх сферах – сохранение, заступничество и ожидание. На протяжении длительного времени советского режима в России, когда во многом наблюдалась опасность уничтожения как Русского Православия, так и русской культуры вообще, Русская Зарубежная Церковь пыталась сохранить как духовные сокровища, так и достояния русской многовековой культуры. Одновременно, Русская Зарубежная Церковь считала своим долгом, как свободная часть единой Русской Церкви, выступать от имени гонимой Русской Церкви, считая Московский Патриархат подъяремным антихристианской власти. Критика в адрес Московской Патриархии часто именно и сводилась к ее умалчиванию фактов положения Церкви в России, но Зарубежная Церковь продолжала чаять падения коммунистического режима и возможности реализации внешнего единства Русской Церкви.

Обратимся к нынешнему положению нашей Церкви по отношению к упомянутой миссии – литургическое наследие Русской Церкви и, до какой-то степени, русский язык и культура сохранились. Русская Православная Церковь заграницей также устояла перед искушениями поиска автокефалии или подчинения другой Поместной Церкви, как мы это наблюдаем с другими частями Русской Церкви. Но одновременно, мы обязаны не закрывать глаза на существующее разнообразие в лоне нашей Церкви.

Любой приход в себе содержит представителей четырёх разных групп – во-первых, люди, родившиеся до и во время второй мировой войны, часто в лагерях для перемещенных лиц или в изгнании, являющиеся носителями русского языка, выросшие на Западе; во вторых, потомки первой волны русской эмиграции, тоже выросшие на Западе, часто, но далеко не всегда, утерявшие русский язык; в третьих, новые иммигранты, выехавшие из России после распада Советского Союза; и новообращенные в Православие не-русского происхождения и православные другого этнического происхождения. В наши обязанности входит пастырское попечение о всей нашей паствы, что осложняется часто языковым барьером – многие из нашей паствы не понимают ни по-русски ни по-церковнославянски. Из них мало кто себя ощущает пребывающим в изгнании, и Россию чаще всего считают отечеством скорее с символическим оттенком. Известно, что никакого массового «возвращения» в Россию после распада Советского Союза не последовало, наоборот, появился поток иммигрантов из России на Запад. Однако, имеет ли все вышесказанное какое-либо отношение к вопросу отношений между Русской Зарубежной Церковью и Московским Патриархатом? Хочу предложить ряд вопросов, ответы на которые могут помочь нам в этом разобраться. Неоднократно наши архиереи повторяли, что одним из основных моментов нашей миссии является будущее объединение с Русской Церковью после освобождения России и возможности для существования Церкви в полной независимости. Произошло ли это? Можно ли на самом деле назвать Российскую Федерацию сегодня свободной страной? До какой степени Московская Патриархия, управляющий слой которой был избран еще в советские времена, внутренне независима? Высокопоставленные церковные и политические деятели неоднократно указывали на важность объединения Русской Церкви для укрепления объединенного русского народа. Но является ли объединение национально-политической или церковной целью? Иными словами, насколько общее русское наследие является достаточным каноническим обоснованием для объединения, тем более что наша паства проживает на Западе, из которой немалое число или полностью ассимилировалась или же вообще не имеет русских корней? Обратимся теперь к вопросу миссии Русской Православной Церкви заграницей по отношению к Православию. Многое относящееся и к этому пункту уже было упомянуто в нашем обсуждении идентичности Русской Зарубежной Церкви по отношению к Русской Православной Церкви Московского Патриархата, в особенности в осознании своей «русскости» как важной точки соприкосновения с Русской Церковью. Возложенная ответственность в этой области сама по себе уже могла бы ограничить миссию Русской Зарубежной Церкви. Но вспомним второй пункт миссии Зарубежной Церкви, а именно «распространить веру, учрежденную нашим Спасителем и Его апостолами, во все страны рассеяния русских православных верующих.» С этой точки зрения, наша миссия не ограничивается только окормлением русского верующего народа, нет, миссия расширяется и требует от нас распространение Православия вокруг нас, тем самым миссия приобретает более широкое и кафолическое значение. В особенности это проявлялось в тех случаях, когда Зарубежная Церковь выступала против обновленчества, модернизма и экуменизма с целью сохранить чистоту Православия. Впервые роль Русской Зарубежной Церкви как хранительница чистоты Православия открылась в связи с расколом живоцерковников, получившим свое начало в 1924г. от Советского государства. Русская Православная Церковь заграницей призывала все Поместные Церкви не признавать «Живую церковь» легитимной, одновременно пытаясь защищать святейшего патриарха Тихона. Также Русская Зарубежная Церковь выступила в 1931 г. против календарной реформы и других нововведений. Архиепископ Никон Рклицкий пишет: «В 1931 году Архиерейский Собор высказал свое отрицательное отношение к проекту Константинопольского Патриарха о созыве 8-го Вселенского Собора, указывая на невозможность участия в нем плененной безбожной властью великой Русской Православной Церкви, осудил введение в церковную жизнь нового стиля и других антиканонических реформ, предлагавшихся и отчасти принятых некоторыми Поместными Православными Церквами в угоду господствовавшему тогда модернизму».
Зарубежная Церковь не только словами ограничивала свои действия – Зарубежная Церковь предложила 30 валаамским монахам, изгнанным из своей обители за противостояние новому стилю, прибыть в Сербию, где в то время находился Синод. Архиерейский Собор 1932 года анафематствовал масонство, а в 1935 году осудил учение отца Сергия Булгакова о софианстве.

В 1945 году митрополит Анастасий обратился со следующими словами к «Американской Православной Церкви»: «Наша Зарубежная Церковь должна остаться светлым маяком, указывающим православный путь для богословской мысли и церковной практики тем, кто ищет его. Именно поэтому мы должны особенно стремиться сохранить этот маяк в сумерках наступающих смутных дней». Возрастающее количество новообращенных в Православие также не осталось без внимания архипастырей, в 1962 году Архиерейский Собор писал следующее: «Итак, православные христиане, призываем вас очнуться от равнодушия к нашей Православной вере, красоту которой все больше и больше узнают многие иностранцы и ценят ее больше, чем сами православные, и склоняются пред истиной Православия. Ныне вводит Христос новых овец в Свою ограду». Нельзя и забыть особую роль Русской Православной Церкви Заграницей в неоднократном осуждении экуменизма, в особенности отразившемся в трех скорбных посланиях, написанных с 1969-75 гг. митрополитом Филаретом, а также и состоявшееся анафематствование ереси экуменизма в 1983 году. Влиятельным голосом, особо ярко выражающим миссию Русской Православной Церкви Заграницей в области соблюдения чистоты Православия, часто своими высказываниями находящимся в полной противоположности к другим Поместным Церквам, являлся архиепископ Аверкий Таушев. Стоит хоть коротко обратить внимание на его высказывания. Например, на разные подложные высказывания и действия Поместных Церквей, Владыка Аверкий призывал Архиерейский Собор «сказать мужественно и бесстрашно свое сильное и веское слово в защиту поругаемой и унижаемой Истины». Ясно и чётко архиепископ Аверкий также высказался на тему его видения миссии Русской Зарубежной Церкви: «в деле нашей внутренней миссии чрезвычайно важно еще то, чтобы лицо наших пасомых было совершенно ясно и четко очерчено. Все верные чада нашей Церкви должны прекрасно понимать и отдавать себе ясный отчет в том, почему они принадлежит именно к Русской Зарубежной Церкви, а не к какой-либо другой «церкви» или «юрисдикции», должны ценить эту свою принадлежность и дорожить ею. В этом вопросе не может и не должно быть никаких двусмысленностей, никаких компромиссов или послаблений, никакого «сидения между двух стульев»».

В другом месте архиепископ Аверкий обращает наше внимание на духовную брань, нас преследующую: «Путь нашей Русской Православной Церкви Заграницей – это… путь… Свято-Владимирский: путь Богопознания, путь твёрдого стояния в Православии, путь полной непримиримости к диавольскому злу и борьба с ним до полной победы над ним, с помощью Божией». Сам путь Русской Православной Церкви заграницей архиепископ Аверкий обозначил следующими словами – «Наша Русская Зарубежная Церковь дорога нам тем, что среди общего, поработившего почти весь мир духовного мрака, она ставит своей главной задачей сохранение полной духовной свободы от безбожных и антихристианских сил». Русская Зарубежная Церковь, в особенности начиная с послевоенной эпохи, все более выдвигалась как голос сопротивления возрастающему модернизму и экуменизму в рядах мирового Православия. Последствия проявились в трёх областях – во-первых, произошло заметное отчуждение от Поместных Церквей и «юрисдикций», во-вторых, солидарность старо-календарному движению, сперва в Греции, в последствии в Болгарии и Румынии, как и в зарубежье; и в конце концов, всё более заметное увеличивающееся количество новообращенцев, из которых многие сознательно приняли Православие в Русской Зарубежной Церкви, а не в других Церквах. Современное положение заставляет нас определить конкретные и непосредственные проблемы Православного мира – экуменизм, календарная реформа, наравне с богословским и литургическим модернизмами. Для Православия многое из изречений митрополита Филарета Вознесенского и архиепископа Аверкия Таушева сохранило свою злободневность и на сегодняшний день. Патриарх Константинопольский, как и его предшественники, по сей день показывает себя явным и активным сторонником экуменизма, православный мир разделен разными календарями, ситуация в Америке особо тревожная – многое, что предлагается верующим под видом Православия, давно уже не узнать таким. Апостасийный дух продолжает пребывать в основе явлений модернизма и экуменизма, несмотря на некую эволюцию и видоизменение этих движений на протяжении последних десятилетий. Неужели нам поверить, что со времен святителей Филарета и Аверкия процесс апостасии приостановился? Сохранение неизменного Православия как миссия Русской Зарубежной Церкви по отношении к нашему единению с Московским Патриархатом несомненно требует разъяснения целого ряда вопросов. Разделяет ли Русская Православная Церковь Московского Патриархата подобные беспокойствия догматического и пастырского рода по отношению к современным угрозам чистоте православных догматов и обычаев, как, например, экуменизм, богословский и литургический модернизмы и новый календарь? Согласна ли практика Московского Патриархата по отношению к экуменизму его письменным утверждениям?

Объединяясь с Московским Патриархатом, сможет ли Русская Православная Церковь заграницей продолжить свое исповедничество чистоты Православия? Многие из нашей паствы обратились в Русскую Зарубежную Церковь в отличии от других юрисдикций сознательно – смогут ли они с чистой совестью пребывать и впредь в лоне нашей Церкви? Даже если мы убедимся в идентичном подходе Московского Патриархата к опасности экуменизма и модернизма, входя в евхаристическое общение с Московским Патриархатом, не входим ли мы одновременно в общение с остальным православным миром, таким образом подвергая себя заразе апостасии, от которой мы себя столько лет усердно отстраняли? Как изменится наше отношение к Поместным Церквам и юрисдикциям, с которыми мы частично уже полвека назад порвали общение? И какой судьбе подвергнутся наши сношения со старо-календарными синодами, получившими свои хиротонии от рук иерархов Русской Православной Церкви Заграницей? В завершение рассмотрим, как наши отцы определяли миссию Русской Православной Церкви заграницей по отношению к определениям «зарубежом», «заграницей» или «в изгнании». В нынешнее время нелегко себе представить положение наших предков, оказавшихся оторванными от отечества вследствие страшных событий 20-го века, для которых Россия являлась родиной в прямом смысле этого слова. Возвращение на родину рассматривалось конкретной реальностью беженцами, в особенности в течение первых десятилетий после революции. Продолжала гореть надежда на возможное возвращение в возрожденное отечество. Мы читаем в послании Архиерейского Собора 1953 года следующее: «можно предвидеть лишь два пути для грядущих событий – или восстановление нашего Отечества, которое после перенесенных страданий сделается источником духовной и нравственной силы и сможет ими напоить остальные народы и страны, или весьма скоро наступит конец истории человечества. Будем совершать посему наше спасение со страхом и трепетом, но в то же время и с надеждою на Господа Бога. Непоколебимо должны мы держаться веры нашей и заповедываемого ею уклада жизни, не поддаваясь соблазну стать такими же, как другие. Только таким образом мы спасем себя и мир». Глубокое эсхатологическое ощущение, вызванное действительностью изгнания, требует отдельного внимания. Господь бросил семена из России на иноземную почву, которая породила Русскую Зарубежную Церковь. Строение новых сил и триумфальное возвращение в Россию для свержения воцарившегося зверя и восстановления старого порядка являлось первым импульсом. Жизнь в изгнании повлияла на особое понимание духовного призвания наших отцов; она заставила их сосредоточить своё внимание на Святом Евангелии, весть которого духовна и не от мира сего, призывающая к отложению всего временного ради вечной жизни. Потеря всего земного способствует взору на человеческую историю с точки зрения вечности.

Причины, приведшие к катастрофе на родине и к падению Святой Руси, и избежание этого пагубного пути в будущем являлись одним из наиболее важных предметов размышлений наших отцов. На самом деле, условия изгнания способствовали духовному развитию во Христе. Многие верующие познали свое изгнание проявлением промысла Божьего и в соответствии вырабатывали миссию Русской Православной Церкви Заграницей. Ощущалась острая необходимость резкого и сознательного разрыва с прошлым. Многие из отцов Русской Зарубежной Церкви принимали активное участие в духовном возрождении, начавшемся до революции и проявившемся в созыве Всероссийского Собора 1917-18 гг. Скорбь изгнания заставила этих подвижников переоценить исторические грехи прошлого, желая строить будущее исключительно на евангельских началах. Велико было искушение духовной ассимиляции в богатую, хоть и декадентную сферу стран пребывания изгнанников. Однако, Господь облачил их скорбью по потерянном и преследовал их постоянной памятью о страшных мучениях оставшихся на родине братьев. Пребывающий в постоянной скорби нелегко искушаем мирскими услаждениями и развлечениями, и даже испытывает к ним отвращение. Более того, подобное состояние способствовало постоянному размышлению о смысле жизни и промысле Божием. Таким образом прояснилась в духовном сознании наших отцов, что единое есть на потребу – всецелая верность Православию, в противостоянии апостасии, что и отразилось в миссии Русской Православной Церкви Заграницей. Возможно, Господь очистил наших отцов, лишив их всего земного, таким образом позволив им познать ясно евангельскую истину, что Царство Божие и Его Церковь, хотя находятся в этом мире, но не суть от мира сего. Постоянно пытаясь противостоять заражению духом падшего мира, наша Церковь предупреждала о вреде всех проявлений этого духа во всех сферах нашей жизни, даже предавая такие проявления анафеме. Борьба с коммунизмом, постоянно нам напоминаемая, не столько являлась политически мотивирована как борьба с тоталитарным режимом, как была проявлением духовной борьбы против царства сил тьмы и апостасии. Стремление «горе», от в грехе лежащего мира, в направление к небесному бытию, многих привлекло к жизни нашей Церкви.

Возможно, мы редко давали себе отчёт в этой, вызванной в начале судьбой изгнания, не земной мотивизации, руководящей нашими решениями, постановлениями и определяющей наше самопознание. Но, вникнув чуть глубже, именно эта духовная направленность возвысила нашу Церковь над лукавством мира сего, ощущая на себе слова апостола Павла: «вы – род избранный, царственное священство, народ святый, люди взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (1Петр.2:9). Многие именно и боятся, что тот свет, который не от мира сего, перестанет светить, если мы будем искать единства с Московским Патриархатом, основываясь не исключительно на духовных началах, а на чувствах национальной идентичности или сентиментальной ностальгии.
Нас призывают отделить себя от мира сего. Для этого необходимо принять все, что может этому способствовать, отрекаясь от всего отделяющего нас от верности Христу и дарованной Им нашей Церкви миссии. Вне зависимости от последствий, наши решения должны быть руководимы не национальными или сентиментальными чувствами, а должны преследовать исполнение воли Господней. Обращаясь к изречениям наших отцов о миссии нашей Церкви по отношению к нахождению в изгнании, мне придется частично повторить уже сказанное. Второй Всезарубежный Собор в своём послании следующим образом определил миссию эту: «русские за рубежом, часто помимо своей воли, являются проповедниками Слова Божия и миссионерами истинной веры. Знакомясь с православным богослужением и видя чудеса и знамения, бываемые у святынь русских, многие иноземцы обращаются на наших глазах в Православие и проповедуют его среди соплеменников. Горе, однако, нам, если мы, сделавшись орудием Промысла Божия для благовестия истины подобно древнему Израилю, в рассеянии уподобимся до конца этому последнему и, послужив спасению других языков, сами не обратимся на истинный путь и будем за грехи наши отвержены Богом. Горе нам, если мы в совершающихся событиях не узрим перста Божия, карающего нас за грехи наши и указывающего путь ко спасению. Да не будет с нами, как с теми, от которых отцы и пророки, но от которых лишь остаток спасется. Испытаем себя, насколько мы верны Богу и насколько ревностны в исполнении Его заповедей. Отдай, русский народ, отчёт Богу о тех обетах, которые ты дал 950 лет тому назад при крещении. Стань, Русь Зарубежная, пред крестителем твоим - святым равноапостольным Владимиром - и исповедуй ему грехи свои. Скажи прежде всего, блюдешь ли ты в чистоте святую благодатную православную веру».

В обращении к шестому епархиальному съезду архиепископ Виталий Максименко определил задачу предстоящего архиерейского собора следующим образом: «Главной целью этого Собора и совместного с ним совещания духовенства и мирян является, конечно, проведение в жизнь мероприятий, по укреплению в русских православных людях, в рассеянии сущих, православного самосознания. Спасение православных русских людей от пагубного растворения в окружающей безбожной или полубезбожной среде – вот естественная и первейшая забота нашей Русской Зарубежной Церкви. В этом необходимость и оправдание её существования, вопреки всем злостным нападкам на нее её врагов. Мы выражаем надежду, что предстоящий Архиерейский Собор и совместное с ним совещание духовенства и мирян подымут дух наших верующих, заставят их теснее сплотиться вокруг нашей Русской Зарубежной Церкви и вдохновят всех нас на ревностный миссионерский труд насаждения и укрепления в душах всех русских людей, а особенно подрастающего молодого поколения, священных заветов нашего великого Просветителя Св. Равноапостольного Великого Князя Владимира». Другая тема, часто затрагиваемая нашими отцами, была напоминание о том, что политическая свобода, в которой мы находимся, не только является даром Божием, но также накладывает большую ответственность. Архимандрит Константин пишет: «Это не наша заслуга, а милость Божия, что мы – на свободе. Но это есть и возложение на нас ответственности – исключительной. Открыта пред нами возможность служить Христу одним только тем, чтобы оставаться Ему верными в Церкви, милостью Божией сохранившейся за рубежами подневольной России в своей Истинности. Больше ничего от нас не требуется! Но, поскольку мы не изменим Христу, мы тем самым выполним нарочитую святую миссию, на нас возложенную, в том только и заключающуюся, чтобы остаться, открыто и убежденно, истинно-православными людьми, верными своей истинно-православной Церкви».

Архиепископ Антоний Бартошевич, возглавляющий Женевскую и Западно-Европейскую кафедру, выражался похоже, указывая, однако, на еще большую ответственность с нашей стороны за окружающий нас мир: «какие же задачи имела наша Русская Зарубежная Церковь, для чего Господь рукою крепкою и мышцею высокою вывел эту Церковь из пределов нашей Родины в этот свободный мир? Господь выводит часть этой Церкви заграницу нашего отечества, в свободный мир, и возлагает на неё ответственность и миссию быть голосом Русской гонимой Церкви, говорить от имени этой Церкви, открывать истинное положение в Церкви и верующих на нашей Родине. Я думаю, что вторая задача Русской Зарубежной Церкви – это проповедь в инославном мире истинного христианства. Вы знаете, что в наше время католичество и протестантизм переживают кризис, и многие разочарованные, знакомясь с православием, вошли в нашу Русскую Церковь, в которой нашли Истину. Мы сильны тем, что выполняем миссию, порученную нам Богом». Наша современная реальность нам показывает, что мало кто из нашей паствы себя ощущает в нынешнее время в некоем изгнании. Обращая ранее внимание на демографические данные, мы видели, что большинство нашей паствы родилось или выросло на Западе, вне зависимости от того, происходят ли они от русских предков, покинули ли Россию добровольно или приняли Православие в зрелом возрасте. Массовое возвращение в Россию так и не произошло после падения коммунизма, произошло на самом деле обратное, и наши храмы переполнены новоприезжими на Запад русскими, покинувшими сознательно свою родину. Нельзя оспаривать реальность нашего постоянного пребывания на Западе, зарубежом. Американец, англичанин или немец, принявшие Православие, вряд ли могут себя ощущать в некоем «изгнании» или нахождении «зарубежом», в «диаспоре». Каким образом вышеизложенное влияет на наши отношения с Московским Патриархатом? Вернемся к прежде упомянутой свободе от политических влияний. Желательно ли нам объединяться с Церковью, столь тесно связанной с секулярным государством Российской Федерации? Сумеем ли мы сохранить наше духовное сознание после реинтеграции в Московский Патриархат и, тем самым, в мировое Православие? Мы старались определить миссию Русской Зарубежной Церкви согласно самому названию нашей Церкви, обратившись к самим изречениям наших отцов. Далее, наши размышления были направлены на реалии современной жизни, и мы задались целым рядом важных вопросов по отношению возможности продолжения нами нашей миссии в случае объединения с Московским Патриархатом. Искренне желаю, чтобы вопросы, мною поднятые сегодня, помогли нам обратить наш взор на миссию нашего богатого церковного наследия, нашу Русскую Православную Церковь Заграницей». Мрк.16:15 – «И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари». Деян.1:8 – «но вы примете силу, когда сойдёт на вас Дух Святой; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли». Кол.1:23 – «если только пребываете твёрды и непоколебимы в вере и не отпадаете от надежды благовествования, которое вы слышали, которое возвещено всей твари поднебесной, которого я, Павел, сделался служителем».


Однажды странствуя среди долины дикой,
Внезапно был объят я скорбию великой
И тяжким бременем подавлен и согбен,
Как тот, кто на суде в убийстве уличен.
Потупя голову, в тоске ломая руки,
Я в воплях изливал души пронзённой муки
И горько повторял, метаясь как больной:
«Что делать буду я? Что станется со мной?»

И так я сетуя в свой дом пришёл обратно.
Уныние моё всем было непонятно.
При детях и жене сначала я был тих
И мысли мрачные хотел таить от них;
Но скорбь час от часу меня стесняла боле;
И сердце наконец раскрыл я поневоле.

«О горе, горе нам! Вы, дети, ты, жена! –
Сказал я, – ведайте: моя душа полна
Тоской и ужасом, мучительное бремя
Тягчит меня. Идёт! уж близко, близко время:
Наш город пламени и ветрам обречён;
Он в угли и золу вдруг будет обращён,
И мы погибнем все, коль не успеем вскоре
Обресть убежище; а где? о горе, горе!»

Мои домашние в смущение пришли
И здравый ум во мне расстроенным почли.
Но думали, что ночь и сна покой целебный
Охолодят во мне болезни жар враждебный.
Я лёг, но во всю ночь всё плакал и вздыхал
И ни на миг очей тяжёлых не смыкал.

Поутру я один сидел, оставя ложе.
Они пришли ко мне; на их вопрос, я то же,
Что прежде, говорил. Тут ближние мои,
Не доверяя мне, за должное почли
Прибегнуть к строгости. Они с ожесточеньем
Меня на правый путь и бранью, и презреньем

Старались обратить. Но я, не внемля им,
Всё плакал и вздыхал, унынием тесним.
И наконец, они от крика утомились
И от меня, махнув рукою, отступились
Как от безумного, чья речь и дикий плач
Докучны, и кому суровый нужен врач.

Пошёл я вновь бродить – уныньем изнывая
И взоры вкруг себя со страхом обращая,
Как узник, из тюрьмы замысливший побег,
Иль путник, до дождя спешащий на ночлег,
Духовный труженик – влача свою веригу,
Я встретил юношу, читающего книгу.

Он тихо поднял взор – и вопросил меня,
О чём, бродя один, так горько плачу я?
И я в ответ ему: «Познай мой жребий злобный:
Я осуждён на смерть и позван в суд загробный –
И вот о чём крушусь: к суду я не готов,
И смерть меня страшит.»
– «Коль жребий твой таков, –

Он возразил, – и ты так жалок в самом деле,
Чего ж ты ждёшь? зачем не убежишь отселе?»
И я: «Куда ж бежать? какой мне выбрать путь?»
Тогда: «Не видишь ли, скажи, чего-нибудь» –
Сказал мне юноша, даль указуя перстом.

Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,
Как от бельма врачом избавленный слепец.
«Я вижу некий свет», – сказал я наконец.
«Иди ж, – он продолжал: – держись сего ты света;
Пусть будет он тебе единственная мета,
Пока ты тесных врат спасенья не достиг,
Ступай!» – И я бежать пустился в тот же миг.

Побег мой произвёл в семье моей тревогу,
И дети, и жена кричали мне с порогу,
Чтоб воротился я скорее. Крики их
На площадь привлекли приятелей моих;
Один бранил меня, другой моей супруге
Советы подавал, иной жалел о друге,
Кто поносил меня, кто на смех подымал,
Кто силой воротить соседям предлагал;
Иные уж за мной гнались; но я тем боле
Спешил перебежать городовое поле,
Дабы скорей узреть – оставя те места,
Спасенья верный путь и тесные врата.

1835. А.С. Пушкин