После богослужения было собрание вне храма
Проповедь из книги — Лапкин И.Т. «Проповеди во свете святой Библии», том 705.08.2007. Батюшка: “Так, Игнатий Тихонович в проповеди задел проблему об овцах. Почему я принял такое решение – чтобы один человек выгонял и загонял овец? Потому что так будет более спокойней, и всё. Потому что овцы оставались в прошлом году не один раз не выгнанные до обеда, и в этом году оставались. Почему? Я случайно еду – время к обеду. Овцы стоят. Кто пасёт? Узнал. “Овцы у тебя есть?” “Нету”. “А где они?” “Не знаю”. Овцы стоят загнанные в загоне, а уже обед. Так! А ты же пасёшь, как ты не заметил, что овечек нет? Уже в этом году было так не один раз. Один раз прихожу утром – овечки там возле загона все в репьях, другой раз открыто, не вышли, третий раз вышли, ушли до околочка, четвёртый раз - в середине поля пшеничного. Поэтому этот месяц вот так прошёл – заботы никакой. Один человек, он и закрывает, и открывает. А тут так получилось, что он (Никита Устинов – 9 лет) ушёл помогать тёте Любе сгребать сено. Он, парнишка, заработался и забыл. А этим уже, как говорится, до лампочки. У нас так вот, смотрю: коров вечером с пастбища встречают. Артём пришёл вперёд, а Терёшка что-то там припозднился. Артём три своих коровы отделяет, погнал, а Терёшкины коровы пошли вдоль леса в поле. Он своих три загнал и пошёл гулять. Я говорю: “Артём, ну ты же видел, что пошли, почему ты не остановил?”. “А это не мои, это Терёшкины коровы пошли на поле”. Бился-бился, так и не мог сдвинуть, то один, то другой овец не выгоняет из кошары. Теперь я пошёл, полдня затратил, загородил там, чтоб туда коровы не проходили к садам. Один городил. Про овечек. Пасут и видят, что в гурте коров даже нет ни одной овечки. Но ведь я держу-то овечек-то для того, чтобы, как говорится, лишнее не потратить из того, что на другое дело должно быть. Мы с Павлом четыре дня городили этот овечий загон. Игорь Барабаш, староста деревни, как-то поучаствовал, лес, навесы купил, ладно, посевная, ему некогда. А остальные отвечают так: “А у меня три овечки”, “А у меня две, я что, пойду городить?” Получается, что за хвост тогда, да и об забор этих овечек, чтобы не было даже и разговора, тогда и обращаться не будем. Ну, пришёл бы кто, хоть подержал доску, спина-то не переломилась бы от этого. “А у меня две овечки, что я буду городить, у батюшки вон сорок, пусть он и городит”. Это не по-совести тоже так делать. Поэтому я считаю, чтобы было так, как раньше, каждый пастух загонял – нет, не получается так. Один говорит: я не успеваю, пока загоняю, мои коровы ушли куда-то. Когда же один человек ответственный, тогда легче с кого-то спросить. Проголосовали все, что раз не хотите загонять, то так: у нас за овечку платили пастуху двадцать рублей в месяц, теперь же с первого июля с овечки будет по пять рублей в месяц тому, кто загоняет. Поднялся шум. Даже за эти пять рублей. И не загоняют, хотя пастух овечек не только должен за эти деньги пасти и загонять, а ещё и смотреть, какая из них хромает. Теперь, когда один загоняет, загонял Никита, он знает, он проверил, прибегает: “Батюшка, там овечка одна объягнилась, надо забрать ягнёнка”. А когда кто-то закрывает, Ося будет, например, он двери распахнул, а овечка лежит, два ягнёнка родила ночью. Он и не видит их, и два ягнёнка остались. Я что делать буду с этими ягнятами? Когда пастухи пасут, заметьте, всегда показывают, какая овечка сильно хромает. Вы придите вечером, скажите. Скажут? Нет. Всю неделю молчат. Пока Павел не начнёт пасти в воскресенье и тогда только скажет. Потом спрашиваю: “Вы видели, что хромает?” “Видели”. “Так почему же мне не сказали? Настя видела?” “Видела”. “Катя видела?” “Видела”. Все видели, и почему же не сказали? Я тогда забрал своего хромого домой, и выздоровел мой баран дома. У Игоря овечке пропороли коровы рогом живот, и она ягнёнка в животе под шкурой таскает, живот почти по полу. “Видели?” “Видели”. “Почему не сказали?” Пока Павел не заметил, а так все молчат. Она сейчас у меня во дворе дома и уже здоровая, но её нельзя выпускать, она не может долго ходить. “А это не моя овечка”, “У нас нет овечек”. А вот у нас отец Тихон пас овечек, так он не только смотрел, а сам возьмёт, смажет ногу креолином, если хромает. Он замечал даже, какая овечка когда покрылась. Говорит хозяину: “Твоя овечка объягнится 7 ноября, смотри, не заморозь ягнёнка”. Да он ещё потом его встретит, напомнит. Уже и не пасёт когда. А ему за это не платили. Вот какое отношение. А отец, он был к вере-то никакой, скажем так, знал, что Бог есть, умел перекреститься. Но у него была совесть, а это главное.
Поэтому я настаиваю на том, чтобы Никита закрывал, отец его Андрей Устинов подстраховывал, другой кто-то подстрахует. Это один раз так получилось. Он помогал кому? Вдове помогал. Пацан помогал. А ведь у нас, смотри: Господь призирает на вдову и сирот. Она бьётся одна. Смотрю: там скосила, там скосила. Четверо граблей тракторных в деревне! Да трудно ли проехать и за полчаса сгрести-то? Она же бабёнка неделю ручными граблями все покосы выгребает. И мы называемся братством, общиной, христианами? У всех сеновалы полные, а у неё ни одной сенинки в сеновале нету! А десятину она каждую неделю отдаёт батюшке. Только приедет из города, сразу и отдаёт. И она ручными граблями гребёт, а кто на тракторе, от того не дождёшься ничего.
Янчук Женя: Если бы попросила, я бы не отказал.
Батюшка: Да что просить? У нас просить, сами знаете как. Поэтому раз попросила, второй раз уже не подходит. Ну, сами-то видите, что гребёт вручную граблями.
Миша Никитин: Мы спрашивали с Женей, надо, не надо скосить, помнишь? Она говорит: не надо. Мы предложили.
Батюшка: Поехал, смотрю, одна гребёт. Только и скажешь: не по-каковски это. “А раз так, я корову держать не буду”. Всё. На одну корову меньше будет уже. Значит, пасти вам уже не через шесть дней надо будет, а через пять. А у нас так. Чтобы не пасти, корову убрать и всё. Ещё. У нас в уставе написано: перед отъездом просить благословение. Ну, ты пренебрегаешь благословением, не хочешь, чтобы была молитва за тебя, поставь хотя бы в известность. И это тоже не по-каковски. Машина-то не у всех. Сел, молчком уехал, куда? В Мамонтово, в районный центр. А я ищу с утра, мне в Мамонтово надо. Я ведь каждого не буду спрашивать. Трудно сказать: “Я еду в Барнаул, батюшка. Надо что-то или нет?” Да буханку хлеба купить. Да разве сказать трудно? Теперь уехал один, а я на попутных следом еду в город. Хорошо получается?
ИгЛа: Эти люди здесь? Они не охнули, в ноги не упали. И завтра будет то же самое”.