«Православие или Язычество?»

Священник Тимофей Алфёров:
(письмо священнику МП)

Многими и разнообразными путями ищет Господь спасения человека. К каждой душе подбирает подход, даже к той, которая и вовсе пока не касается предметов религиозных. Если душа еще не совсем умерла, может и её коснуться благодать Божия, и её может воззвать Господь из бездны погибели. Ничего из того, что с нами случается, случайным быть не может, всё ведомо Господу, всё попущено им. Зашёл человек в – храм, или вдруг захотел окреститься, или поговорить с батюшкой ничего случайного в этом не было, перст Божий виден везде. Но из этого простого и очевидного рассуждения мы часто склонны делать неправильные выводы, подкрепляя их известной фразой Тертуллиана: “душа человека по природе христианка”. Мы уже считаем, что всякий водимый Промыслом Божиим возле храма человек, уже христианин, притом православный, хотя и запущенный в плане религиозно-церковного воспитания.

Не столь уж страшна была бы такая ошибка, если бы не делали мы из неё практический вывод о вседоступности и вседозволенности церковных таинств. Всем можно креститься, всем крещёным причаститься и сподобиться христианского погребения.
А почему бы и нет? Почему не должно быть так? возникают вопросы. Но давайте посмотрим, какую религию исповедуют на самом деле те души, которые у нас “христианки только по природе”, которые вращаются в православных храмах и вокруг них?

По опросам общественного мнения три четверти населения России исповедуют себя православными, хотя только половина из них может твердо исповедать веру в существование Бога. Но и эта половина в какого бога верит, как его исповедует?
Душа наша христианка по природе, но по какой природе? задумываемся ли мы? По природе ПЕРВОЗДАННОЙ, по небесной, райской своей природе. А по нынешней падшей своей природе, замкнутой в себе, она мерзкая язычница. Это умирающая душа, не имеющая уже первобытного общения с Богом, а потому не имеющая в себе жизни. Как умирающее сердце нуждается в электрическом стимуляторе, как умирающие лёгкие требуют кислородной подушки, так и душа естественного падшего человека нуждается в Божественном Откровении, особом Божественном явлении для себя, а иначе она умирает более или менее быстро.

Доказательством тому служит история всех народов земли, постепенно забывавших Бога Единого и впадавших в разного рода язычество. Потому язычество и следует со всей честностью именовать натуральной, естественной религией падшей души. Как могли забыть Бога люди допотопные, когда еще седьмое колено после Адама могло беседовать с самим праотцем, узнавая от него все подробности жизни в раю и изгнания из него! Эти самые люди со своими детьми и внуками, а также с еще живыми дедами и прадедами, настолько забыли Бога, что ничего духовного уже не признает в них Господь и истребляет их потопом. Как могли забыть Бога Ноевы потомки в пятом-шестом поколении? Как могли они, сохранив до наших дней память о потопе, о Едеме, о древе и о змее-губителе, ухитриться при этом не сохранить веру в Единого Бога и служение Ему? Да что язычники! Как мог Израиль, получив по откровению не только знание в подробностях истории человечества, но и закон служения Богу истинному, столько раз изменять Ему? И это не в пяти-шести, а в одном поколении! Сорок дней ещё не прошло, как последователи Бога Сущего торопились “скинуться” на изготовление золотого тельца!

Откуда же такое упорное и страшное омрачение? Не зов ли это природы человеческой, но только не первозданной, а падшей, убитой грехом?

Задумаемся теперь, что роднит все языческие религии? Почему язычество религия натуральная? Ответ таков: любое язычество опытно знает о наличии некоторых сверх-физических сил в природе, о влиянии на жизнь некоторых духовных факторов, носителем которых может быть и сам человек, и в этом знании оно замыкается, стремясь при помощи его обустроить свою жизнь на земле. Язычество впускает в природу и в свою жизнь весь без разбора мир духовный и в этом объединённом духовно-физическом мире налаживает своё существование. Получается религия без начала и конца. Без начала, потому что до мысли о Творце-Вседержителе язычество не восходит, без конца, потому что смысла человеческой жизни в бесконечном восхождении к своему Творцу оно не видит, равно не видит ограниченности и смысла всей мировой истории. Религиозный опыт язычества в Откровении Творца о Самом Себе и о целях творения и промышления вовсе не нуждается. Язычество это религиозные искания души, не выходящей за рамки самой себя, своей ограниченной, да к тому же и падшей природы. Потому-то оно, во-первых, естественно и притягательно для падшего человека, а во-вторых, оно смертоносно. Ведь Бог Творец, Промыслитель, Искупитель и Освятитель человека ЕСТЬ на самом деле, а если Он есть, то всё, что построено помимо Него и вопреки Ему, обречено на смерть.

Язычество не есть обязательно многобожие. Любое язычество поскольку оно есть отступление от единобожия по старой памяти знает, что все его божества размножились из Единого Начала, Которое непредставимо, неизобразимо, а потому совершенно НЕИНТЕРЕСНО для язычника. Неинтересна язычнику и загробная жизнь, хотя почти все язычники о ней имеют представление. Но никто из них неспособен возвыситься о ней мыслью настолько, чтобы оторвать представление о ней от земных предметов. Язычник считает что за гробом жизнь ТАКАЯ ЖЕ, как на земле, с теми же потребностями, с тою же тленностью, с теми же удовольствиями, только в большей мере. Некоторые же представляют загробное состояние по типу индусской нирваны или как-то еще; важно, что в целом языческая религия, языческий культ, языческое религиозное стремление по загробным местам почти не бродят, а занимаются делами земными. И в этом также секрет притягательности язычества.

Отметим, что и культ языческий допускает самое широкое разнообразие. Какие угодно боги, какие угодно идолы, какие угодно обряды, даже какие угодно священные книги. Языческое сознание одного народа легко может принять идоло-культовую систему другого, с сохранением собственной или с переделкою её до полного исчезновения. Таким образом, язычество по внешним выражениям и философским системам в каких-то рамках УНИВЕРСАЛЬНО.

А теперь отсюда посмотрим на наше «натуральное православие». Можно ли его «оязычить»? Можно. Вспомним одного из героев Лескова недавно крещёного язычника-инородца: «Я верую, Троица бог, и Богородица бог, и Солнце бог, и Никола бог». В сознании язычника легко можно заменить главного бога Перуна на Троицу, а в пантеон включить святых, вместе со старыми или даже вместо старых богов. Небесная иерархия, небесная Церковь может быть превращена в языческий пантеон, если мы потеряем истинное понятие о Едином Сверхчувственном Творце. Подобно и икона легко может стать идолом, если забыть при почитании её о восхождении на первообразное. Не умевшие возвыситься до этой мысли иконоборцы сделали по-своему логичный вывод. Конечно, икона сама по себе остается иконою, но почитание её может превратиться в идолопоклонство.

Даже евхаристия, если из неё изъять невидимое содержание её, превращается страшно сказать в шаманство и колдовство. Именно так и оценивали её те, кто неспособен был возвыситься до её невидимого содержания (Лев Толстой и ему подобные). Конечно, священнодействованные в истинной Церкви Святые Тайны остаются Самими Собою, даже если над ними смеётся Лев Толстой, но в его восприятии они уже становятся чем-то языческим. А если человек причащается только для здоровья и благополучия, в его восприятии чем они станут?

Вообще Православие путают с язычеством и язычники, и иудеи, все те, кто не восходят умом и сердцем к первообразному, а видят перед глазами только чувственные образы. Так например, в одной политической программе националистической языческой партии сказано о борьбе с христианством и о поддержке православия. Прямо так, в одну строчку. Но на самом деле казуса нет, просто – язычник не видит за нашим православием христианства, а видит просто иную систему языческого культа, иной пантеон, достаточно традиционный для этого народа. Не более.

Вот и задумаемся, а не подали ли мы сами язычникам повода оценить нашу православную веру именно так?

Посмотрите, как это просто, вынуть из Православия невидимый стержень, в котором вся суть, вынуть из него живое БОГООБЩЕНИЕ, вынуть Христа, чрез Которого оно совершается, изгнать Духа Святого, в Котором оно совершается, и что останется? Останется одна из вариаций языческого культа, останется та натуральная религия, к которой привержено (не побоимся поглядеть правде в глаза) огромное большинство того населения, которое наполняет наши православные храмы.

Язычнику нужны обряды, язычнику нужны некие не особо обременительные жертвоприношения, язычнику нужен успех на земле, язычнику нужно здоровье, язычнику нужна страховка на случай возможных неприятностей в возможной загробной жизни. Богообщение, обожение всей своей природы, соединение с Богом по благодати ему не нужно, он отмахивается от этого, как от чего-то для него слишком недоступного и заумного. Не узнаёте ли, дорогой сопастырь, знакомого портрета тех, кто сотнями проходит перед вами? Не узнаём ли мы все с вами, братья и сестры, своей собственной духовной физиономии?

Уберите из Евхаристии Христа вкушение каких-то жертв давно известно язычникам. Уберите ум и сердце из Иисусовой молитвы вы получите языческую мантру. Перестаньте понимать смысл и содержание богослужения ваша душа окажется тотчас на языческом маскараде, хотя бы тело оставалось в храме Божием! Скажите только, что шестидневное Творение это миллионы лет прогрессивного развития, можете идти в языческий ареопаг философов-космогонистов, вы будете там свой среди своих, ведь ни одна языческая космогония не обходилась без эволюционного прогрессивного принципа.

Где нет богообщения, там нет и ТАИНСТВА, там просто пока не во всем ясные духовные приемы вхождения в потусторонний мир. Уберите из христианства Таинство Таинство веры в сверхрациональное творение, Таинство искупления страданием Воплотившегося Бога, Таинство Его Тела и Крови, Таинство воскресения из растления уберите Тайну, и что останется?

Останется обычная, нефанатичная, спокойная религия, ни в какой рай, конечно, не вводящая, религия вполне языческая. От этой религии до атеизма гораздо ближе, чем до христианства. Все видимое в такой религии легко получает языческое переосмысление. Иконы превращаются в идолы, крестики в амулеты, свечи в жертвы, молитвы в заклинания, особенно если они непонятны, храмы в капища, попы в жрецов и т.д. Разве это фантастика? Разве сложно так переосмыслить и в буквальном смысле о-поганить свое Православие? (Поганый и значит с латинского языческий). И у язычников есть мистерии посвящения, брачные и погребальные церемонии, есть и примитивные религиозные ощущения, есть даже пророчества и “исцеления”, и оракулы есть. Так что и таинствам христианским, и духовничеству, и старчеству найдутся поганые двойники.

Только нет в язычестве видения падшей грехом человеческой природы, нет Промыслителя всеведущего и вездесущего (“обман” божеств человеком дело техники), нет Искупителя, нет Судии, нет вечного блаженства и его предвосхищения на земле. Если этого нет и в нашем сердце, то...

...Старая бабушка, всю жизнь изредка ходившая в храм, читавшая дома две-три запомнившихся молитвы, иногда соблюдавшая посты, иногда причащавшаяся, знающая некоторые свои грехи, позвала перед смертью священника. Может ли священник узнать не судьбу, конечно, её в вечности хотя бы её религиозную принадлежность? Спросите, батюшка, эту бабушку, после того, как всё это она уже Вам рассказала, ЧЕГО она хочет причаститься, ЧТО ей дал Изображенный на Вашем наперсном кресте, и что ждёт нас после смерти? Почти наверняка вы так озадачите бедную, что вам очень ясно станет, какой же она на самом деле веры. Только будьте честны хотя бы перед самим собою.
Впрочем, возможен и исключительный, правильный ответ в таком случае. И исключение это лишь подтвердит общее правило.

Подобно можно и пришедшего на крестины попытаться расспросить, что он от этого ищет, чего он от этого хочет. После первичного оглашения, после привыкания пришедшего к храму, можно повторить эти вопросы. Жизнь вселяется в душу каким-то скачком, дух пробуждается как-то внезапно, благодать посещает вдруг. Таково тайнодействие Бога, создавшего мир скоро и внезапно, за шесть дней, каждую тварь созидавшего мгновенным повелением, вдохнувшего дух жизни в Адамово тело сразу, и имеющего воскресить растленную персть во мгновение ока при последней трубе. Каждое утро мы просыпаемся вдруг. Душа покидает тело в какой-то момент. Большие действия Божий внезапны и катастрофичны. Бог наш не есть Бог эволюции, и духовные роды пришедшего креститься могут состояться или не состояться, но затянуться на несколько лет они не могут. Затянуться может его чревоношение в притворе оглашенных, будет постепенным и его духовный рост после рождения, но само рождение не пройдет ни мимо него, ни мимо внимательного пастыря. Если он христианин, то будет, обязательно будет эта ИСКРА БОЖИЯ ведь не наше это слово. Она мелькнёт, озарит душу и не пропадёт. Мы знаем это опытом и верим, что так и бывает. Но гораздо чаще искры нет и нет. Идёт катехизация, идёт духовное чревоношение. Человек вкладывает в память религиозную систему, начинающуюся от Троицы, а сердце пусто и холодно. В хорошем случае он потрудится сам, помолится, походит в храм, но ведь всё это могут и язычники. Всё это хорошо, но этого мало. И чем это кончается чаще всего? Духовным мертворождением. Крестили человека, он сразу расслабился, впрочем в хорошем случае он еще заглядывает в храм, совершает какие-то обряды, приступает вроде бы к таинствам. Христианин он или язычник?

Замолчи, да откуда ты знаешь чужую душу! в этом месте явно не выдержат и справедливо одёрнут нас сопастыри. Хорошо, не знаю, не сужу, от Чаши не отгоняю. Но неужели же вы, братие, не видели искры Божией в человеке, неужели не знаете, КАК она теплится в тех, кто живы, тех, кто не теплохладны? Неужели, наблюдая человека десять лет, не можете сказать о нём, мёртвый он или живой? А если можем мы в общем, кое-как, со множеством оговорок это оценить, то кто же суть большинство из тех, кого мы крестим? – Какой религии держится большинство из тех, кого мы отпеваем? – Разве мы не знаем, разве мы не ощущали никогда, что такое отпевание ХРИСТИАНИНА? Разве мы хотя бы раз в жизни не отпевали христианина, и разве нам не с чем сравнивать?
О, если бы мы не знали христиан вообще, если бы мы ни разу в жизни живьём их не видели, всё было бы неясно, но извинительно!

Как страшны эти размышления, если мы в них будем честны! Конфессионально определиться приходящему в храм легко. Несколько оглашений, и он знает, что он православный. Насколько тяжелее определиться РЕЛИГИОЗНО. Христианин я или язычник (а может быть, иудей) по ВНУТРЕННЕМУ ЧЕЛОВЕКУ? Кого же мы крестим, венчаем, причащаем и отпеваем? Возможно ли, перестав обслуживать религиозную тьму и заблуждение языческих масс, начать созидать Церковь Христову, Церковь Православную, основанную Господом не для укрепления обмана и самообмана, а для приведения душ к богообщению, к соцарствованию со Христом, к такому положению на последнем Суде, чтобы они вместе со всеми святыми судили мир? Возможно ли это?
Здесь мы снова ждём обоснованное возражение: в Церкви, мол, за всю её историю, по крайней мере, в послеконстантиновскую, тайный язычник обосновался крепко, если не сказать преобладал. Мы лично с такой оценкой не соглашаемся, но аргументов не подберём и безполезность спора видим. Конечно, очень часто, в большинстве случаев, мы не видим чужую душу. Постараемся возвестить ей истину христианства, его отличие от язычества, затратим свои слова, свои молитвы на этого человека. Это мы можем сделать. Искру Божию мы в него вложить не можем, равно и не сумеем в большинстве случаев понять, вложил ли её сам Господь в эту душу. Любое крещение идет с риском, что родится не христианин, а язычник. Любое отпевание идет с риском, что оно может представлять ту потеху для демонов, которую видел блаж. Андрей Цареградский на похоронах одного богача. Любое причащение человека идет с тем же риском, что принятая святыня не оросит, а опалит.

Такой риск всегда есть, и мы на него идем, но мы должны идти на него оправданно. Если нам говорят, что во времена Златоуста тайных язычников, носящих кресты, было большинство, мы не верим, но возражаем по-другому: простите, тогда был сам Златоуст, были Олимпиада, Тигрий и Евтропий и другие. Были те, кто крестились в Великую Субботу одновременно и освященною Святителем водою, и собственною кровию, когда в крестильне безчинствовали гонители Святителя. Неужели же не нужно такое крещение, которое изобилует и преизобилует благодатью! Пусть Златоуст во святителях был один (а он был не один!), пусть у него было несколько пресвитеров и диаконов и несколько сотен паствы, а против него десятки тысяч крещёных язычников по духу, в том числе даже им самим крещёных. Здесь нет вопроса, где Церковь Христова, жива ли она, спасает ли она, не растворяется ли она в языческом море. Ответ на всё это совершенно ясен. Да, нужно было Златоусту крестить такой народ с принятыми оглашениями и отречениями, всё как положено, нужно было идти на такой риск. Златоуст не воспитывал народ тайных язычников, не покровительствовал им, да не будет. За что и пострадал сам.
А что же мы теперь? И мы готовы «рискнуть благодатью», коль скоро без этого нельзя, но покажите нам благие плоды этого риска. Покажите крещёного нами христианина, пока не святого, пока грешного, но всё-таки кающегося, падающего, но встающего, который припадал бы к стопам Христовым и вымаливал прощение, который бы из нищеты духа своего молил бы о Царстве и не земном, а Небесном! Покажите, как его таковым соделает наше священнослужение.

Может ли обрестись такой человек там, где провозглашена общность радостей с безбожным миром, где она воплощена даже в жизнь, где самое главное сделать всё, чтобы люди могли причащаться, где вообще никто не задумавается над вопросом: во что и как веруют наши же прихожане? Христиане они или кто? Оправдан ли риск такого требоотправительства там, где даже идеал нравственного состояния, к которому должны приводить священные Таинства, не начертан и не ясен? Там, где от епископа и до мирянина все убеждены: ни от какой требы хуже не будет?

Может ли душа, падшая природа которой слишком хорошо известна, стать тем, чем она должна быть по первозданной природе, если её к этому не ведут, не направляют, не подталкивают? Где все рады удовлетвориться простой констатацией: душа по природе христианка? Да что говорить! Если в до Константиновой империи христиан было не более десятой части, то может ли в таком блудилище духовном, как современное общественное сознание, быть хотя бы столько же христиан, как тогда?

Сложные и трудные вопросы: кому и как можно преподавать таинства? Вопросы, стоящие каждый раз в конкретной обстановке. В Зарубежной Русской Церкви они ставятся периодически и уже очень давно. Наши архиереи, хотя не в силах дать какие-то рецепты на все случаи жизни это невозможно, да и не нужно, все-таки не теряют из виду ту цель, с которою Христос основал на земле Свою Церковь: не обеспечение развития натуральной религии, а возведение к религии таинственной и откровенной, начало которой Безначальный, Собезначальный и Соприсносущный, а конец обитель Триединого в человеке и обитель неветшающая человеку в Царстве Триединого.
В этом нам всегда помогает наше положение едва терпимого или прямо гонимого меньшинства в обществе натуральной религии, всегда взаимно сознаваемая РАЗНОСТЬ радостей с ним. Только бы нам самим быть Христовыми, и тогда христиане мимо нас не пройдут, а в том, что язычники пройдут мимо, нашей вины будет немного. Слава Богу, мы теперь не за границей и не в подвалах. К нам подходят, на нас смотрят. И делают выбор...