размер шрифта

Поиск по сайту



Вопрос 3550

Вопрос на тему «Ереси, секты»
Из книги — Лапкин И.Т. «‎...открытым оком», том 23

Вопрос 3550:

Сохранились ли у Вас беседы, в которых принимал участие убитый кришнаитом Геннадий Яковлев, ставший иеромонахом Григорием? По тогдашним беседам можно ли сказать ныне, кто ошибался, а кто говорил то, что следовало говорить?

Ответ И.Т. Лапкина:

Таких бесед у меня много осталось, но они большей частью не целые, потому что катушки побывали в руках КГБ и прокуратуры и там их основательно попортили. Вот одна из бесед в Москве, и даже не могу сказать, с кем беседовали.

Голос 1: Я говорю о трёх направлениях в нашей церковной жизни. Ваше направление одно из них – направление проповедническое. Другое направление – евхаристическое. Оно связано с возрождением духовной жизни внутри прихода. Уже не только с приведением в храм, с приведением к евхаристии, к причастию, где мы вынуждены принимать то, что нам даётся по традиции, как славянский язык, например. Вы знаете, как понимали святые отцы. Но известно, что в истории понимание менялось. С евхаристией это связано особенно. Древняя церковь не знала символического толкования. Всё имело свой смысл, не символический, а какой-то очень действенный. Почему народ весь церковный очень активно участвовал в богослужении. Невозможно было так, чтобы кто-то зевал, сидел, входил, выходил. Каждый знал, что происходит, каждый участвовал внутренней молитвой или внешним действием. Допустим, приношение – просфора. Что и означает приношение, это делали миряне, всеобщее пение. Не было хоров, конечно, общедоступный язык, всеобщее пение. Творчество литургическое было связано именно с этим. Почему сейчас уже тысячу лет нет творчества литургического на Руси и не было? Потому что получили готовый устав, готовый рецепт. Отец Таврион, архимандрит, умерший в прошлом году, великий святой человек, он 27 лет отсидел, это светильник, проповедник именно евхаристического возрождения, как это сейчас иногда говорят и называют. Постоянное причастие, частое причастие. Один принцип. В Чаше Христовой держится мир. Ещё одно осознание значения евхаристии. Требование к каждому активного участия в каждом слове, в каждом деле богослужебном. Все миряне читали акафисты, шестопсалмие, Златоуста, читалось всё это прямо в храме. Он предлагал помолиться за тех, кого нет в храме. Какие-то такие прошения очень специфично звучащие. Это есть на плёнке, можно предоставить его голос, его проповеди, его службы. Это вовлекает, потому что евхаристия, литургия и вообще всякое богослужение православное, оно огненное, но только тогда, когда ты можешь войти в него сердцем, полностью слиться, почувствовать, что это твоё. Вот эта служба и твоя, и всей церкви и здесь чувствуется церковь, церковь, как собрание народа Божия.

Третье направление – общинное, говорящее о том, что приходы себя изживают. Приходы, как принцип церковного устройства, который связан с тем, что епископ один, епархия колоссальная. Епископ, который блюститель, в переводе с греческого, наблюдатель, надзиратель, он не знает своей паствы, да и знать не может, если у него миллионная паства. Какой человек в состоянии её даже увидеть? Есть епархии по тысячи приходов, ну это уже вообще какое-то искажение. Условия нашей жизни понятны, как всё это сложилось, тоже всё ясно. В наше время, если что-то атеистам и удалось сделать почти целиком – это разрушить церковное управление. Им всегда казалось, что церковь – это вот попы, церковь – это архиереи, церковь – это монахи, по ним будет нанесён главный удар. Им это удалось, другого они сделать не могут, да и не понимают, что надо делать. Но, слава Богу, и не делают. Почему так трудно со священниками, почему так трудно с архиереями, и будет трудно. Можно найти отдельных людей хороших, с которыми найдёте общий язык. Но в целом взять наш огромный патриархат – не будет никогда всего. Значит, нужно ещё что-то.

Чем приход отличается от общины? Почему эти два принципа разные, и оба церковные? Древнехристианская община была общиной, не была приходом, не была связана с территорией, не была связана с какой-то институцией социальной, никогда не имела особых, выделенных таких, бросающихся в глаза домов молитвы. Прекрасно иметь красивый, великолепный, благоустроенный храм с великолепными иконами, с пением, с хором, чтоб там был и дьякон и священник, и протоиерей, всё это прекрасно, но в современной жизни это часто становится лишь камнем преткновения. Люди рвутся, как за власть, как бы за лычку на военной службе, за этими наградами. Готовы друг друга подъедать, что угодно делать. Среди священства известны эти противоречия. Я уже не говорю, что это связано с приходом. Приход не един, и знать друг друга не может. Потому что пришёл и ушёл. Как отец Виталий Боровой сказал в проповеди: «Приходят прекрасные незнакомцы и уходят».Что такое община? Люди друг друга знают. Это не то, что есть у баптистов, у пятидесятников, даже не зарегистрированных, это ещё не община. Почему? У них не церковь. Нет полноты, у них ущербная благодать. Очень ущербная благодать в связи с тем, что нет священства, таинств, кроме крещения, искажают Слово Божие, ну, всем известно. Поэтому, не смотря на то, что устройство у них близкое, так скажем, полу-общинное, оно не приходское. Чем характеризуется община? Не только внешними признаками. Это вопросы уставов, вопросы, конечно, важные, но очень относительно важные. Есть более важные внутренние вопросы – вот эта внутренняя связь, внутреннее единство членов церкви. Чтобы они вместе, где двое или трое собраны во имя Моё, там и Я посреди вас, говорит Господь. Поэтому, чтобы это чувствовалось. Конечно, мы сейчас не можем указать ни одной такой общины. И я боюсь, что не только в России, но и вообще в православном мире. Это очень тяжело, мы не можем показать. То есть наши рассуждения немножко абстрактные здесь. Хотя вот ростки этой общинности постоянно показываются, и повсеместно, главное. То есть это Дух Божий показывает наше дальнейшее служение. Это понимают и епископы, это понимает клир. Но им тяжелее всего, потому что на них давят внешние обстоятельства. Миряне сейчас значительно свободнее в церкви. Им и делать-то ничего нельзя. Их не назовёшь, как архиереев, «нетрудовой элемент», они трудятся на предприятиях. Так вот, самое главное – во внутреннем, в том, чтобы члены церкви возгревали любовь, чтобы они могли друг другу помогать. Приход, он хорош чем? Человек с улицы любой увидел крест, ну, у него такое тяжёлое настроение. Зашёл, ему полегче стало. Если он не встретил таких людей, как Вы там. (Смеются). Всё-таки большинство-то не встречают. А если встречают, то очень часто пугаются. Нам кажется, что методы у Вас, так скажем, полу-сектантские. То есть Вы взяли те же баптистские методы, против чего мы их ругаем: «Вот вы это делаете не так, не надо, это не по-православному». Вот Ирина, она пришла из баптизма в православие. Она была у баптистов крещена, значит, в православии только миропомазана. И она очень, наверное, помнит хорошо, что мы всегда говорили, что это неверный там-то подход.

Здесь просто скажем: невежество, незнание, подмена того-то, того-то. Именно то, что было утеряно сектами в церковной жизни, мы им ставим в укор и говорим, что нельзя насиловать совесть человека. Совесть человека свободна. Свобода совести – это не секулярный принцип, записанный в конституции. Они лишь взяли слова и ничего не исполняют. Свобода совести – это глубоко церковный принцип, христианский принцип, связанный с тем, что где Дух Господень, там свобода.

Гал.5:13«К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к [угождению] плоти, но любовью служите друг другу».

Вот этот акцент на внутреннюю свободу. Не только внутреннюю, но и борьбу за внешнюю. За то, чтобы никакое внешнее устройство, никакая внешняя сила не могла повредить церкви. То есть – больше собираться по домам. Нет священника, взяли у вас священника, или вообще он какой-то нехороший, не устраивает вас, но не должно быть место произволу, и я думаю, вы меня понимаете, можно по домам молиться. Так, как молятся, допустим, старообрядцы, если нет священника. Но они-то по нужде это делают. А православная церковь это может делать не по нужде, а потому что в этом она может видеть более подходящую форму своего церковного богослужения. И не только богослужения. Всякое христианское собрание должно быть богослужением. В каком смысле? Вот мы сейчас обсуждаем, и этим мы тоже служим Богу. Правильно Вы говорите, что без молитвы нельзя. Все, каждый из нас помолились перед тем, как мы начали разговор, пусть внутренне. Так вот, такие общины не доступны для государства. Не требуется ни регистрация, ни брать и содержать там священника. Он может работать на предприятии, как в 30-е годы было. Не требуется поэтому никаких поборов. Крестил – 6 рублей. Венчал – что-то ещё. Библия – 50 рублей. Безобразие. А, с другой стороны, как-то надо содержать огромный аппарат, отчисления в фонд мира и туда, и сюда, – за чем государство очень следит и следить всегда будет. Есть средства, будут и инспекторы. А есть инспекторы, есть и лапа внутри церкви, не только от инспекторов. Поэтому нужна вот эта внутренняя самостоятельность. Нужно такое устройство церкви, которое бы соответствовало внешним условиям. Никто не закроет такого храма, никто не разрушит такой христианской общины, сколько бы их не было, пять человек, сто человек.
 

Мф.10:23«Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой. Ибо истинно говорю вам: не успеете обойти городов Израилевых, как приидет Сын Человеческий».

Да, тут эта мобильность максимальна. История нам показала, к сожалению, сознание русского православного человека было очень направлено всегда лишь к старым формам, в том числе, до мелочей. И хотели возобновить красоту, благолепие, а что получилось? Вот сейчас как будто бы открыты приходы, и особенно в Москве, ну, кажется, есть такие возможности, а везде халтура вместо богослужения, даже в патриаршем соборе. ИгЛа: Так, вот о чём Вы сейчас сказали, практически это всё нами приемлемо, но мы видим, что это последующий этап. Первоначально – создать контингент, было бы с чего начинать. А всё остальное, о чём Вы рассуждали, полностью на сто процентов мы согласны. И даже однажды я сказал такое, и это записано, не вырубишь теперь, прости меня, Господи, за это, но, когда Солженицын говорил: «Мы ожидали третьей мировой войны, и с нас спрашивать нечего было, мы бессрочно сидели», – его упрекают теперь за это, – мы сказали так, что трудно об этом говорить, но иногда думаешь, – скорей бы Антихрист пришёл. По крайней мере, разгромил бы вот то, что сейчас есть. И знал бы: я буду с той церковью, которая должна быть. Нас давят, и не кто-то, безбожники там, это всё в стороне остаётся, но те, которые призваны нас охранять, священники, на нас подают списки властям. И только одно от них слышим: отлучим, отлучим. Безбожники в лице уполномоченного твердят: «Мы храм вам откроем, а вы отлучите нам Игнатия и такого-то». Вот о чём речь-то. И то, что вы сейчас говорите, это только ночные наши мечтания, мы вслух боимся говорить. Неужели придёт этому время? Голос 1: И придёт, и приходит уже.

Голос 2: Может, самое худшее, что сделают против возрождения церкви, это то, что эти три направления будут направлены одно на другое. Голос 1: Вот это было бы самое страшное. ИгЛа: Нет, они дополняют одно другое. Но то, что мы делаем, это самый первоначальный этап. Мы берём только практически то, что возможно сейчас. Найти людей, обратить, начать трудиться. Вы же продолжаете вторую ступень. Мы сразу же тоже вливаемся в это дело. Никаких противоречий здесь никто не может даже видеть. Голос 2: Но нужно помнить об опасности, что нас будут стараться поссорить. ИгЛа: Оборони, Бог. И то, что сказали про Тавриона, допустим, то мы не можем людей толкать к причастию, когда нет живых душ. Сначала нужно, чтобы человек примирился со Христом, принял Спасителя сердцем, и здесь насилия не должно быть. Мы призываем людей к проповеди Евангелия. Смотрите, люди, вот истина, и она открыта в Евангелии, вот толкование по святым отцам. Далее, Вы говорите, что должно быть евхаристическое наше общение ежедневным, и участие в нём каждого. Есть такие сейчас кое-где, которые приходят из баптистов, даже ещё не всё приняли в православии, и батюшка сразу даёт им работу. Вот, оглашай. Вот, крестилки готовятся, давай, готовь. Дальнейшее, что Вы сказали, это уже третий этап, мы можем только мечтать и молиться об этом. 1: Дай, Бог, и мне очень приятно об этом слышать. Но мы можем поделиться каким-то опытом, потому что мы знаем такие достаточно крупные группы, у которых и первое, и второе, и третье. ИгЛа: Теперь мне непонятно, на каком основании Вы вывели то, что мы можем противоречить в этом или как? Когда только без трепета об этом мы говорить не можем. Но всё это у нас в дальнейшем. Сейчас мы не говорим о том, где и как. Мы молились несколько иным путём. Здесь он не таковой служитель – начинать всем молиться. Мы избрали другой путь пока, раз то ещё невозможно. Смири его, Господи, не допусти его дальше беспутство творить. Новых батюшек дал Господь. Они истинно желают всего этого, всё уже подготовлено. Именно то, что есть, не выходя из этих церковных рамок, здесь оживотворить всё. И дальше продолжать: Господи, пробуди архиерея, чтобы он начинал как можно больше трудиться для дела Господня. И то, что там в этом есть, в самом уже, пусть оно и в закоснелом состоянии, под наслоениями тысячелетий, но, Господи, да пробьются эти ростки, пусть они пока здесь растут. А о чём Вы говорите, что двое, трое, то мы только мечтаем об этом. Если дойдёт до этого, придётся, видимо, уже и к этому шагу прибегать. Теперь нужны будут такие священники, нужны такие архиереи, и идёт подготовка. Голос 1: Даже, что говорить, если организовать такой приход, который Вы говорите, идеальнейший, всё равно дальше с места не двинется. Всё равно дальше душа будет жаждать именно такого вот богослужения, постоянного общения с Богом. Там, где двое, трое служили по-настоящему. 2: Не было наёмников чтобы в церкви. 1: Если будет только ограничиваться приходом, когда человек, чтобы молиться, должен идти в церковь, совершить евхаристию, должен идти только в церковь, в здание – это будет кошмар. Собственно, что и получилось, когда в тридцатые годы, церкви все были закрыты. Хорошо, были священники. ИгЛа: Противоречий нет здесь. Одно в другое влилось сразу. Понятно, так и должно быть. Но вот на первом этапе сейчас мы приходим в церковь. Пять церквей в одном городе. О том, что сказали – это дальше будет. Но вначале, чтобы двинуть, пробудить души, чтобы им было можно теперь это предложить: вот жизнь, вот хлеб, трапеза, Вифлеем. Мы сейчас можем это объявить, но видим, что лежат гробы. Оживут ли кости сии?

1: Но говорить о такой общине, о таком богослужении может только тот, кто имеет опыт уже это понять, тот, кто жил постоянно, ощущает нехватку этого, тот может принять это. Но когда говорить человеку, который жил постоянным приходом, и который был отчуждён от живой церковной жизни что ли, или такой вот общинной, то это просто недоумение будет вызывать, и человек будет кричать, что это сектантство или даже вообще что-то непонятное. Голос 2: Эти люди, о которых говорили, они искренние христиане, глубоко верующие, готовые души положить за друзей своих, но, так сказать, в определённой приходской форме, и для них то, что сверх того, то от лукавого. Им проповедовать не надо, они знают прекрасно, они действительно филологи, историки, математики. Они знают и Писание прекрасно, и отцов прекрасно знают, и так далее. О чём им проповедовать? Покайтесь? Но он каждый день рыдает, бьёт по триста поклонов, он постится так, что, так сказать, устав бледнеет перед его постом. А что дальше? ИгЛа: Дальше: Рим.10:10«потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению». Златоуст говорит так: «Если ты познал спасение и не зовёшь другого, не проповедуешь, за это тебя Господь будет судить. «Так я же ничего не делал». Вот за это и будет судить, раз ничего не делал». Мы видим погибающий народ и не можем молчать. Хор неверующих. Это один из первых пунктов мы поставили в письменном виде священникам и архиереям. Но предложить мы ничего не можем. Почему? У нас есть певцы, мы предложили их. «Они нам не подходят». В первую очередь, вот этот не подходит, потому что… а этот - потому что…

Так всех наших и забраковали. У них своя общинность, да, они крепко вцепились в это дело, все знают дорогу к кассе, как расписываться. Практически, если зайдёт разговор о порядке, как его навести, то мы предоставили сразу: торговлю в храме исключить совершенно. Продавать свечи только в чистом виде, как патриарх Алексей говорил, как у старообрядцев: «Не надо Богу этих мерзких еврейских свечей». Вы ставьте восковые. И так, чтобы отдельно купил, вот это вот святителю Николе ящик отдельно, подпишите его. На доверии должно быть. Служитель пойдёт, зажжёт, отнесёт, поставит перед образами. Только так! Поэтому мы практически сейчас все, которые близ нас люди, бойкотируем молча – не берём ни одной свечи и не передаём. В храме передачи не должно быть – я пришёл Богу молиться. Перестаньте заниматься торговлей. Иначе Господь вас с досками к магазину выбросит на улицу, там торгуйте. Сделать пока не можем, находим таких только священников, которые в своих приходах делают так. Купели должны быть, и лбы мочить кончайте, начинайте крестить по-настоящему, хватит бракодельничать. Если сектанты, старообрядцы крестят с полным погружением, то нам-то рта нельзя раскрыть по этой теме. У нас средств хватает и всего. Если уже танковые колонны на церковные деньги строят... (Смеются). Значит, вот об этом разговор, и я думаю, очень близко пришёлся нам этот разговор. Об этом уже разговор не раз был. Мы молились, но дальше этого мы никак не можем пойти. Пока нет народа, нет живой жизни, всё остальное остаётся только в проекте. Голос 2: Всё это верно, но всё-таки, не строго говоря: вот одно, а вот потом другое. ИгЛа: Нет, сразу всё вместе идёт, но не с чего начать пока. Ни к чему мы не можем приложить. Ну, давайте, они будут причащаться. Люди вообще не знают ничего и к погибели идут. 1: Вы правы, нам-то легче, у нас всё-таки более-менее подготовленный народ. А многим совсем с нуля начинать не надо. Есть люди, которые уже готовы. Период первичного оглашения, о котором Вы говорите. он уже снят. ИгЛа: Почему они не трудятся, вопрос теперь ставим. 1: Каждый уже трудится по-своему. И каждый, может быть, и доходит вот этим своим постом, этим своим служением, чтением, чтением отцов в подлиннике, пусть так даже. Но он подходит. Вскоре он подойдёт к тому пределу, когда он сам уже услышит. ИгЛа: Дети. С детьми как дело обстоит? Подрастающее поколение, вот в этом отношении нам можно поучиться только у сектантов. Мы в таком направлении стали. Люди, которые обращаются из сектантов, которые не имеют канонических каких-то там препятствий, из них готовить священнослужителей. Полностью воспринявших всё православие немедленно готовить на церковное служение. Знают они, как трудиться. Тем более, они там вели кружки с детьми. Новое, подрастающее поколение. Те общины баптистов, которые не поняли этого, закрыты, висят замки. Старшее поколение вымерло, и на этом конец. Сейчас, допустим, взять Черновцы. Приход – 600 человек. 450 только молодёжь. Подъезжают автобусы, на сто процентов все одни верующие. Деньги все в кучу собрали, отдали, купили, гляжу, куда это, маёвка какая-то? Нет, едем в церковь. Вот это понятно, что здесь приход живой. Ничего не могут сделать с ними и власти. Разгромили один раз молитвенный дом, а они на балках сидят, песни поют. То до потолка молитва шла, а теперь прямо до неба.

А нам не успели крикнуть, и мы и не знаем, куда поворачивать-то теперь. Голос 1: Поэтому вот зарождаются, между прочим, уже есть новые формы такой вот духовной жизни. Например, агапы. Агапы в древности известны были. То, что запивают после причастия, это всё остатки каких-то бывших агап, поминки, того, что в древности было обязательно. Евхаристия, потом агапа. Но в самой древности даже ещё было наоборот. Сначала агапы, которые завершались евхаристией, но это в самом первом веке, начале второго, до первых гонений крупных. И вот сейчас это возрождается. Не так, так вот лишь старая форма. Старую форму возродить нельзя, жизнь меняется. Раньше были другие условия, другие формы, сейчас новые, но дух сохраняется. Причащаются братья, допустим, здесь люди сидящие, те, которые друг друга знают, те, которые могут точно сказать: вот этот человек церковный и верующий. Это какое-то уже ядро будущей, так сказать, может, самостоятельной церкви в будущем. Но пока ходят в один приход там или рядом там несколько приходов. И вот собираются потом домой, чтобы вот эту радость причастия как-то явить, понимаете. Потому что хорошо, что евхаристия. Надо, конечно, хранить благоговение после причастия обязательно. Но вот всё-таки, когда евхаристия идёт, то не знаешь, кто рядом стоит. Но часто и посторонний человек стоит, это другой, нужно просто за него ответственность нести, но нужно ещё так, чтобы была церковь как-то в чистоте явлена. Где она? Там, где причастники, где все причастники. Вот это и есть агапа. Она может выражаться в самых разных формах. Уставов здесь нет в отличие от богослужебного устава в храме, здесь всё свободно. Пришли, вас там двое, трое, десять, двадцать человек – только причастники. У всех такая радость небесная в сердце и между собой. Чувствуется любовь и чувствуются грехи друг друга здесь – они открываются. Или печали друг друга, об этом можно тут же помолиться, здесь же можно эти просфоры, которые мы получаем здесь же, может быть, и как-то преломить. То, что мы делаем это, в общем-то, в храме, но мы можем сделать это и здесь уже. ИгЛа: А можно же дома, наверное, делать? У нас это как раз и делается. 1: У нас тоже. ИгЛа: Слава Господу. Но теперь речь идёт о полной Евангелизации храмов, приходов. Практически вот здесь все трудности упираются опять же в священство. Ни власти, никто нам так не препятствуют.

Голос 2: Священники не могут не обращать внимания на таких людей. И не могут не приходить и не спрашивать. Убрать все частицы «не», а они всё приходят. Спрашивают: откуда вы, кто вы, что вам нужно? И помогают. 1: Им уже интересно нам помогать, потому что мы им говорим такие вещи, о которых они вообще не слышали, не знают. ИгЛа: Так вы говорите о том, что вам встречалось, но вы не забывайте, есть такие, которым это дело поставлено только для разрушения. И он делает всё возможное, чтобы каждое слово, каждая беседа доносилась к ним, и здесь каждый вылавливался, каждый шаг фиксировался. Мы с разных путей пытались к тому подходить. Всё настоятелю на помощь – бесполезное дело. Каждый шаг он записывает. Пробовали с газетой сидеть в церковной ограде, и хоть целый день сиди, он не подойдёт. Евангелие только открыл в ограде – звонок, милиция с двух сторон, машина уже ждёт. На пасху я не явился. Со всех сторон метались, бегали, искали, где я есть. А я в Новосибирске. Там поймали другого, чуть руки не переломали, а оказалось, что я совсем в другом месте был уже. Указание, через кого? К настоятелю или к какому-нибудь другому чину. 1: У нас пока, слава Богу, такого нет. ИгЛа: Но, однако, такое есть. И здесь надо дело любви на первое место ставить. Ну, практически, ведь всё-таки надо как-то объединять. 1: Это делается, просто это довольно сложно. ИгЛа: Ждём в гости, пришлём к вам. (Смеются) . 1: Спасибо, обязательно. У нас пока, честно говоря, средств нет никаких. ИгЛа: А у нас эти вопросы уже разрешённые, не возникают вопросы ни о средствах, ни о чём. Допустим, все знают, что должна быть десятина. Но это для евреев, для нас должно быть две десятины, к примеру сказать, от всех прибытков (Смеются). Теперь вот пост идёт. Без поста на еду уходит до 25 рублей, а во время поста 10-15 рублей от еды оторвано – опять туда же, к десятине приложить, чтобы шло всё. Всё на дело Господне! Что это означает? Накопилось, допустим, четырёхзначная цифра, отдали туда, где раздают Евангелие бесплатно для тех, кто впервые только приходит, для обращающихся. Человек будет видеть. Но с наказом: ты получаешь бесплатно, но когда ты окрепнешь, ты два Евангелия подаришь бесплатно. Поехали, допустим, миссионеры, плоды есть – значит, оплачивается из этой кассы. Если никаких плодов нет – за свой счёт. (Смеются).

Так, чтобы не любители поездки были, а любители потрудиться и умереть. Но из этих же средств так: кто-то заболел где-то, у нас в профсоюзе никто не состоит, помощь идёт только из средств вот этой кассы взаимопомощи христианской. Чтобы мы не пеклись о столах. Вопрос решён раз и навсегда. Все до единого отдаём десятины от начатков, а не от того, что жена растрясет рукавом, достанется или нет. От первого дня вот как постановили. Один уехал на три года, приезжает со своих приисков, не платил. Открывай пророка Малахию: Мал.3:9«Проклятием вы прокляты, потому что вы - весь народ - обкрадываете Меня». Чем? Десятиной, приношением. Садись за стол, пересчитай, сколько ты не доплатил. Тысячу сто. Плати. (Смеются). Чтоб тебя Бог благословил, а иначе с вором и святотатцем знаться не желаем. Сразу же в этот день отправили тем, кто Евангелия издаёт, там уже Бог распределит, кто и как. Вы знаете, о чём речь идёт. Только так. Мы не смотрим здесь ни на названия, ни на что. Близко делу твоему – сделай во славу Божию. Нет – стой в стороне. Придёт время, будешь искать сам. Если сомневаешься, тогда собственной рукой отнеси, сам положи. Чтоб даже единой мысли лукавой не было нигде. Полное доверие. Друг за другом не смотрим, но если что непонятно, каждый может на полслове сделать запрос, допустим, мне. Ну, приходится чуть ли не всегда быть за председательствующего. Но любой может попросить отчёта. У нас здесь полная демократия. И как окончилось богослужение, опять все вместе, вот эта агапа домашняя и есть. Просфоры приняли, побыли вместе, сразу идём на молитвенное собрание. Я — к этим баптистам, этот сегодня к адвентистам, этот к иным. После обеда назначили беседу. Все это всё записывают, после проверяют. Три раза в неделю были собрания. По порядку Евангелие идёт, толкование, конечно, святых отцов. Один день противосектантское. Все спорные вопросы не оспаривая, а умея доказать правоту так, чтобы человек в это поверить мог спокойно. У кого нет спокойствия, сиди дома, учись. В первую очередь, научись владеть собой и женой. Если жена непокоривая, никакой работы тебе не даём, справься сначала с женой. Ребятишки у тебя должны быть в послушании полнейшем. Образцовая христианская семья. И один день на такие вопросы, как по Откровению Иоанна Богослова, по Песни песней, ответы на сложные пророчества, чтобы и здесь мы разбирались. Должно быть всё согласовано с последними событиями мира, чтобы в курсе дел были. Не так, что я знаю про Евангелие, а остальное меня не касается. Иначе будешь лицемером. Ну, а вы, сёстры, как думаете трудиться-то? Но надо начинать с тех, которые приходят. Многие приходят неверующие, и нельзя упускать, чтобы они ушли, ничего не услышав. У нас так бывает, что не достаиваем до окончания службы, выходим, пожертвовав службой, чтобы пойти за людьми, которые раньше окончания уходят из храма. Я службу всегда достою. Начали свидетельствовать, и было видно, что как раз эта встреча с человеком и была последней возможностью, оказывается, придти к Богу. А служба моя никуда не уйдёт, в крайнем случае, я могу и завтра придти. И быть на службе не менее двух-трёх раз в неделю, и это обязательно. Все работают, все до единого. Меня уволили. На это мы смотрим строго, чтобы все работали, зарабатывали, чтобы было из чего уделять нуждающимся. У нас больше половины с высшим образованием, но все в кочегарах, в дворниках, уборщиках. Ни одного выше этого нет.

Голос 1: Вопрос большой. У нас другое немножко. Потому что церковь была всегда носительницей ещё и культуры. А кочегар носителем культуры быть не может. Гена Яковлев: А как у вас практически это делается? Голос 2: Очень просто. Г.Я.: Но если я историк, кто меня примет по специальности? 2: У нас есть такие вещи, просто не надо демонстрировать, не надо тыкать что ли в лицо, что я историк. Много очень верующих, которые говорят то, то они считают нужным, и при этом просто не афишируют перед теми, кому это не нужно. Г.Я.: Я считаю, что фактически это невозможно, и я не могу дня молчать, если мне зададут какой-то вопрос. Голос 2: Не надо на него отвечать. 1: Тут так, как твоя совесть велит. Бывают трудности, бывают какие-то комиссии приезжают по этому поводу. Ну, и ничего страшного, обходятся люди и кандидатские защищают, печатают книги в официальных издательствах, верующие люди. Пожилой голос: Есть такой один, который при должности при такой, и я спрашивал у своей супруги, и говорю: «Покажи мне его, этого человека». Говорит: «Нельзя». Ну, он такой, что… Не знает его, значит, он вроде бы работу ведёт какую среди своего окружения, где он работает. Абсолютно никакой. 1: Ну, а в другом месте. Ведь есть же в Москве историки-гумманитарии, которые, благодаря своим исследованиям, пишу научные исследования. Но, во-первых, христианин всегда культурней другого, он всегда чувствует глубже, это само собой - ему истина открывается. И он своей книгой несколько тысяч обращает. Ты там на работе обратил одного человека, и всё, а кочегар-то вообще один. 2: Выпускает книгу, например, один: «Древнееврейская и ранняя христианская литература», по-русски говоря, Ветхий и Новый Завет. Там чёткое и подробное исследование подлинника. А это официальное издание. ИгЛа: Ну, это, значит, там. Мы же чернорабочие.

1: Вот здесь есть опасность обскурантизма. То, что для православия, к сожалению, было на протяжении истории характерно. Люди многие обвиняют православных в обскурантизме, в отталкивании от культуры, в отталкивании вот от этих духовных, культурных ценностей, которые тоже ведь христианские. И самое главное, они воцерковлены, но не все, верно. Иногда можно иметь дело с какими-то ценностями нехристианскими. Но их надо воцерковлять, а кто это будет делать? Кочегар никогда не сделает это. ИгЛа: Я вот учился на штурмана, плавал на корабле. В это время я обратился к Богу. Сразу поставлен вопрос был: или-или. Выгнали. Но я сказал: «Я иду со Христом, идущим по водам». 1: Это другое дело. Здесь не отрекаться же. Но не у всех же так. ИгЛа: Но жена у меня учительницей была. Правда, она организовала среди детей изучение Библии и песнопения. 1: Это есть в Московском университете. На греческом читают Новый Завет, Евангелие. Совершенно официальный семинар, верующие люди ведут. Они не говорят, что они верующие, но они собрались все вместе…

Мф.5:14 – «Вы - свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы».

Мф.13:52 – «Он же сказал им: поэтому всякий книжник, наученный Царству Небесному, подобен хозяину, который выносит из сокровищницы своей новое и старое».

«Здорово, кум Фаддей!» - «Здорово, кум Егор!»
«Ну, каково, приятель, поживаешь?»
«Ох, кум, беды моей, что вижу, ты не знаешь!
Бог посетил меня: я сжёг дотла свой двор
И по миру пошёл с тех пор».

«Как так? Плохая, кум, игрушка!»
«Да так! О рождестве была у нас пирушка;
Я со свечой пошёл дать корму лошадям;
Признаться, в голове шумело;
Я как-то заронил, насилу спасся сам;
А двор и всё добро сгорело.

Ну, ты как?» - «Ох, Фаддей, худое дело!
И на меня прогневался, знать, Бог:
Ты видишь, я без ног;
Как сам остался жив, считаю, право, дивом.
Я то ж о Рождестве пошёл в ледник за пивом,
И тоже чересчур, признаться, я хлебнул с друзьями полугару;

А чтоб в хмелю не сделать мне пожару,
Так я свечу совсем задул: ан, бес меня впотьмах
Так с лестницы толкнул, что сделал из меня совсем не
человека, и вот я с той поры калека».

«Пеняйте на себя, друзья! - Сказал им сват Степан. –
Коль молвить правду, я Совсем не чту за чудо,
Что ты сожёг свой двор, а ты на костылях:
Для пьяного и со свечою худо;
Да вряд, не хуже ль и впотьмах».

Крылов. 1821-1823


240

Смотрите так же другие вопросы:

Смотрите так же другие разделы: