"Потеряевка. Деревня, которой нет"

«“Рота, подъём!”

Громовой раскат подбрасывает лежащих на жёстких нарах. Продираем глаза. Уф-ф! Нет, это не казарма с дежурным по роте. Это летний лагерь православной общины Игнатия Лапкина. На часах – пять утра.

Но вначале был рассвет­ный полустанок. Сон­ный проводник удив­лённо смотрит на одетого по-городскому бородача, сходя­щего с поезда посреди Кулундинской степи. Стук колес и фырканье тепловоза постепен­но стихают, остаётся только степь. Где-то здесь живут лю­ди. Живут в зыбких хижинах, над которыми возвышается православный крест.

Об Игнатии Лапкине «СГ» уже писала в №№ 10 и 47 за 1990 год. Писала о том, что он не в ладах с Pyсской пра­вославной церковью РПЦ) – ведь она до сих пор не покая­лась за «Декларацию» митро­полита Сергия, поставившего церковь под руководство НКВД, за безграмотных и ко­рыстолюбивых священников, за торговлю в храмах. Писа­ла о трудном пути проповед­ника, пострадавшего за веру в лагерях и психушках. О том, что Лапкин со своей об­щиной перешёл под юрисдик­цию Зарубежной церкви.

Но сегодня речь о другом. Посреди Кулундинской степи была когда-то деревня Потеряевка, попавшая в начале 70-х в «чёрный список» «неперспек­тивных». Родная деревня Лапкина.

Степная дорога входит под сень огромных тополей, обра­зующих аллею. Когда-то здесь была улица. Немногочислен­ные деревья явно посажены людьми: тополя – вдоль до­роги, черемуха – чуть по­дальше. И ощущение чего-то домашнего, уютного, родного, хотя кругом лишь степь, де­ревья, да большие хищные птицы кружат над головой.

Среди деревьев – остатки саманной хижины (подарок этнографу), ещё дальше – кирпичное строение без кры­ши, совсем новенькое, только буйная растительность внутри и снаружи обозначает воз­раст. Похоже, так и не до­строили, бросили на полдоро­ге. Деревянных домов нет: разобрали. Степь кругом, каж­дая доска дорогаv.

Деревни давно нет, но быв­шие жители её каждый год в троицыну родительскую суб­боту (семик) собираются на могилах предков. Такое бы­вает во многих местах, опус­тошённых когда-то во имя аб­страктного блага. Родина же для человека, как оказалось, штука конкретная, и любовь к родному пепелищу вполне осязаема.

Ходят люди по степи, пока­зывают: вот здесь наш дом стоял, а вон ту черёмуху дед посадил... Большая деревня была, далеко раскинулась.

– Когда-то здесь арбузы выращивали, – рассказывают старожилы. – Но жили люди без Бога, пьянствовали, матерились – вот и наказал нас Господь. Об этом и в Библии написано: кто не слушается Бога, того изгоняет Он с пло­дородной земли на солончаки.

Видимо, пришло время ка­яться. Вначале только старо­жилы, а потом и новые члены общины Лапкина стали на лето приезжать сюда, в степь. Вдалеке от безбожного горо­да создали они свой островок, где живут по христианским законам: в труде и молитве. И детей сюда повезли: нечего им в городе нежиться, маять­ся от безделья в каникулы – пусть жизнь узнают. Опять же от греха подальше.

- Игнатий нас воспиты­вает по-спартански...

Строжайший запрет на ку­рение и алкоголь. Уставные требования к одежде, к пи­ще... Это я ощутил на себе. Всё время пребывания в лагере пришлась работать вместе со всеми: таскать доски, выди­рать гвозди, копать землю... Устав здесь строгий. Лапкин был когда-то старшиной. Раз­говоры только о Боге или по выполняемой работе. Нечего зря языками молоть. Впрочем, народ здесь подобрался такой, что любой разговор оказы­вается о Боге.

- Ещё Василий Великий говорил, что все животные тя­нутся к пище, и только чело­век подносит пищу к себе.

Наклонился над тарелкой – сразу ложкой в лоб. С этим здесь просто. Поблажек никому не делается – ни журналистам, ни киношникам, ни детям.

Кстати, о кино. Режиссер Владимир Кузнецов снял здесь один из эпизодов доку­ментального фильма «Пред­чувствие», получившего первый приз на фестивале православного кино в Москве. И те­перь идут письма из Москвы и Ленинграда, других горо­дов: появились и там желаю­щие. Просят также принять на лето ребят из детских до­мов. Значит, работы прибавит­ся.

ГУЛЯЕТ ветер по степи. Пыль скрипит на зубах, ложится слоем на палатки, на кастрюли, на овощи, что приготовлены в суп. Приготовление пищи в полевых условиях – из курса выживания. Живущим здесь нравится. Нравится и жёсткая армейская дисцип­лина, и более чем скромная пища, и тяжёлая работа с рассвета до заката при пол­ном отсутствии развлечений. Труд и молитва.

Но всё же лагерь – не де­ревня; зимой здесь жить нель­зя, а значит, нельзя и скот держать, не увезёшь в город­ские квартиры сельскохозяй­ственную технику. Надо восстанавливать Потеряевку.

Первым решился священ­ник отец Иоаким. Он тоже ро­дом из Потеряевки. Там, где был его родной дом, теперь стоит его палатка. Завёл коро­ву, выстроил для неё сарай­чик – теперь в лагере есть своё молоко.

А Игнатий Лапкин бьётся за землю. Огромные площади плодородной земли пропада­ют без дела. Но вот интерес­но: как только в инстанциях встал вопрос об этом, как тут же появились тракторы и на­чали пахать. В первую очередь запахали дорогу, иду­щую вокруг лагеря, теперь приезжие механизаторы пы­лят прямо через лагерь. А па­шут наспех, с огрехами. Пашут там, где раньше не паха­ли, обходя только старинные кирпичные фундаменты.

Непостижимым образом пропадают вещи из лагеря; время от времени случаются пожары – не где-нибудь во­круг, а именно в лагере, и именно тогда, когда там нико­го нет. Кто поджёг? Местные мальчишки? Здесь вообще нет местных – пусто кругом. Только Лапкин c общиной. Мимо проезжает голубой «москвич».

- Мужики, чё это вы де­лаете?

- Дом строим, жить здесь будем.

- Вот правильно. И я гово­рю: поднимать надо Потеряевку.

Появляются директор бли­жайшего совхоза Анатолий Мануйлов и председатель райсовета Анатолий Боровских. Спрашивают: чем помочь? Лапкинцы удивлённо перегля­дываются. Говорят, раньше им только угрожали, теперь иначе. Новый курс или, может, присутствие журналиста сыграло роль? Лапкин просит об одном: не мешать, не уби­вать начатое дело, а там всё в руке Божией да будет.

Помог пока только... ко­мандующий войсками Сибир­ского военного округа генерал-полковник Пьянков – дя­дя Боря-генерал, как его здесь называют, – выделил армейские тенты для лагеря. Надо бы ещё полевую кухню – в степи для костра дров не напасёшься, да пыльный ве­тер покоя не даёт.

Ещё директор совхоза «Кадниковский» Валерий Игонин лошадку обещал...

ВЕЧЕР. Копаем яму для погреба. Уже темно, предметы различают­ся с трудом. Лапкин прика­зывает прекратить работу.

- Игнатий Тихонович, со­всем немного осталось.

Но Лапкин неумолим. Надо ещё успеть поужинать до ве­черней молитвы.

Час ночи. Темно. Сигналом ко сну служит новосибирский поезд, что светит окнами на горизонте. Далеко в поле вид­ны фары работающих тракто­ров.

- Вот кто кормильцы на­ши. Мы спать ложимся, а они работают.

- А завтра когда встаем?

- Как всегда, в пять.

Анатолий ЗАКОВРЯЖНЫЙ. Фото автора». («Сибирская газета» 26 июля 1991 г. стр. 10).

«Храни вас Бог...»

«Как только вышел закон о земле, в этом году мы решили начать строить хотя бы один дом в зиму. Сначала нам угрожали, а теперь даже есть такие, как депутат Писарев, помогающие достать некоторый материал за наш наличный расчёт. Раньше в колхозе было две молочных фермы, четыре конных, две пасеки, сады, птицеферма, несколько овцеферм. Но земля оказалась и брошенной и загаженной. Околки вырубаются, пруды заилило, сады одичали... Как будет с нами дальше – Бог только ведает, но уже видно, чтоо убивать нас там пока не будут, если не возвратится всё на круги свои, не раскулачат, как нашего деда, родителей живших там. Община будет православная. Всё у нас будет по-совести, так мыслится, а иначе для чего это всё? Игнатий Лапкин г. Барнаул» («Крестьянская газета» № 17 сентябрь 1991).