1505.

Вопрос на тему «Канонизация»
Из книги — Лапкин И.Т. «‎...открытым оком», том 6

Вопрос 1505:

Как Вы не боитесь касаться столь великих мужей, как Андрей Критский, Серафим Саровский, Сергий Радонежский и другие, и говорить о них, что и они-де заблуждались? Разве может это быть, разве не достаточно доказательства, что они угодники настоящие, ибо Бог их прославил и даже кости их, мощи целительны столько веков?

Ответ И.Т. Лапкина:

Нам не заповедано греметь своими или чужими костями и определять святость людей по чудесам, творимых ими. Увы!

Мф.7:22-24 – «Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие. Итак всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне».

Не нужно давить авторитетом смертного человека, что вот он чудотворец, прозорливый. Всё это и диавол может делать нисколько не хуже.

2Кор.11:14 – «И неудивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света».

У каждой религии свои есть чудеса и не меньшие .

Исх.7:11-12; 8:18 – «И призвал фараон мудрецов и чародеев; и эти волхвы Египетские сделали то же своими чарами: каждый из них бросил свой жезл, и они сделались змеями, но жезл Ааронов поглотил их жезлы… Старались также и волхвы чарами своими произвести мошек, но не могли. И были мошки на людях и на скоте».

Для нас главным руководством служит Библия, а не чудеса. Если поступают не по слову Божию смертные Сергии, Серафимы, то как же с ними можно соглашаться в ущерб вере в Священное Писание? Это и преступно, и укорно для совести должно быть.

Гал.2:11,4-6 – «Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию… а вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе, чтобы поработить нас, мы ни на час не уступили и не покорились, дабы истина благовествования сохранилась у вас. И в знаменитых чем-либо, какими бы ни были они когда-либо, для меня нет ничего особенного: Бог не взирает на лице человека. И знаменитые не возложили на меня ничего более».

Гал.6:5 – «Ибо каждый понесет свое бремя».

1Кор.7:23 – «Вы куплены [дорогою] ценою; не делайтесь рабами человеков».

Гал.5:1 – «Итак стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства».

Ин.5:44 – «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете»?

Я не просто говорю от себя, но говорю и подтверждаю всегда только согласно Писания Божия. Если не правы были Петр и Варнава, то почему бы Апостолу Павлу было не противостать им и не поправить положение, если их плуг вышел из борозды? Сергий размонашил на войну схимников; и теперь презренные черносотенцы-безбожники ухватились за это, готовы убивать евреев в люльках. Разве не Сергий подал тому соблазн? И Серафимы, познав истину, уходили в леса. Это преступление против прямого указания Христа нести весть людям.

Мрк.16:15 – «И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари».

Затворничество, игра в Иордани, в разные горки, колодчики – это же всё византийское юродство, когда твёрдо пошли по пути исправления подвига Христа и стали писать собственное «евангелие», вопреки Писанию Божию. Да кто же им-то, Прохорам и Варфоломейкам, это позволил? А всё от того, что у них ни у кого не было обращения ко Христу прямо по Писанию, а всё получили от той среды монастырской, как Игнатий Брянчанинов, Филарет Московский – в затворничество проигрались в пух и прах, и были и монастыри потом отняты, и их последователей вздернули их прихожане на дыбу, а матушке «святой» Руси подол затянули на голове кагановичи. Доигрались детушки святые и праведные.

 

ЕПИТИМИЯ

В далекой Солуни безумной толпой
Часть черни на власти восстала,
И зверски начальника стражи градской,
Любимца царя, растерзала.

Наместник солунский на суд не призвал
Виновных, но в тайном доносе
Про бунт и убийство в Милан написал,
Где с царственным домом своим пребывал
Державнейший царь Феодосии.
И яростным гневом монарх воспылал
И быстро в пылу исступленья
Дрожащей от гнева рукой начертал
Воинским властям повеленье:

Чтоб в город мятежный немедля послать
Трибуна с отборной дружиной,
Всех жителей именем царским созвать
И всех истребить до едина...

На стогнах народ весь миланский стоял;
Был праздник великий Успенья,
И царь православный в сей день пожелал
Святое принять причащенье.

И сам литургию был должен свершать
Епископ миланский Амвросий,
И тайных небесных даров благодать
В соборе от мужа святого принять
Сподобиться мнил Феодосий...

Осыпав обильно монарху весь путь
Ветвями древес и цветами –
На царский торжественный поезд взглянуть
Теснились миланцы толпами.

И ждали все долго в молчаньи – и вот
Вдруг с шумом народ встрепенулся,
От царских палат до соборных ворот
Как яркая лента, торжественный ход,
Блестя и виясь потянулся.

И стройной громадою, всех впереди,
Сомкнувшись густыми рядами,
Бряцая доспехом, блистая в меди
Прошли легионы с орлами.

За ними, красуясь на статных конях,
Попарно, в одежде парчовой,
Все в злате, сребре, в самоцветных камнях,
Сановники, слуги царёвы,

И стражи его в драгоценной броне
Тянулись златой вереницей.
И вот вслед за ними на белом коне,
В алмазном венце, в багрянице,

Как ясное солнце за светлой зарей,
Сам царь, наконец, показался,
И радостный клик, как раскат громовой,
По волнам народным промчался,

И звон колокольный сильней зазвучал,
Вещая царя приближенье,
И в сонме ереев на паперть предстал
Епископ во всём облаченьи.

Подъехал весь поезд к соборным вратам,
С коней своих всадники сходят,
И вслед за царем по восточным коврам
На паперть высокую всходят.

Вот царь богомольный, склонившись главой,
Обычаю Церкви послушный,
Подходит к Владыке с простертой рукой,
Да знаменьем крестным епископ святой
Его осенит благодушно.

Но в ужасе быстро пред ним отступил
Святитель и, взором сверкая,
«Отыди, убийца, от нас!» – возгласил,
Ты душу злодейством свою осквернил,
Как Ирод невинных карая!

И ты, дерзновенный, помыслил предстать
Пред жертвенник храма святого,
Чтоб страшных Божественных Тайн воспринять
Средь кроткого стада Христова!

Как примешь ты Тело честное Христа
Десницей, в крови орошенной?
Как Крови Господней коснутся уста,
Изрекшие суд исступленный?

Я властью мне данной решить и вязать
От Церкви тебя отлучаю.
Престану в молитвах тебя поминать
И вход тебе в храм возбраняю!»

«Владыка святой»,– так монарх возразил
В слезах и великом смущеньи,–
И царь-псалмопевец убийство свершил,
Но Бог милосердный его не лишил
Святой благодати прощенья».

Епископ в ответ: «Ты умел подражать
Давиду царю в злодеяньи,
Умей же, как он, со смиреньем принять
Тяжелый венец покаянья.

И денно, и нощно молитву твори
И в мыслях своих и устами,
Покорностью царственный дух свой смири,
И грешное тело постом изнури,
И сердце очисти слезами!

Тогда-то в преддверии церкви святой,
Моля у прохожих прощенья,
Измученный, плачущий, бледный, босой,
В толпе ариан с непокрытой главой,
Предстанешь ты здесь в униженьи,

Да воочью узрит в униженьи твоем
Народ твой и с ним все языки,
Что царь всемогущий с последним рабом
Равны перед вечным незримым судом
Всевышнего мира Владыки».

Так, гневом великим исполнясь, вещал
Царю всенародно святитель,
И грозным упрекам смиренно внимал
Могучий вселенной властитель.

Потупил он взоры, поникнул челом,
И сжалося горестно сердце,
И ужас объял, как пред Страшным Судом,
Бесстрашную грудь самодержца.

Он сбросил порфиру, снял царский венец,
И робкой смиренной стопою
Чрез шумные стогны в свой пышный дворец
Побрел с непокрытой главою.

Как чудом небесным народ поражен.
Молился и плакал в печали,
И в злобе бессильной под вопли и стон
Меж тем царедворцы роптали

И шумно надменной и дерзкой толпой
Епископа все обступили
И ссылкой, и казнью, и вечной тюрьмой,
И пыткой грозя, говорили:

«Что сделал ты, дерзкий безумец? Как мог
Царю нанести оскорбленье,
Откуда пришел ты, нежданный пророк,
Кто властью тебя непонятной облёк
Царям изрекать отлученье?

Ты пастырь, служитель простой алтаря,
Он вождь наш, всем миром избранный,
Тебе ли вступаться в деянья царя,
Советник, учитель незванный?
Скажи, как дерзнул ты в безумстве своем,
Права преступив гражданина,
Пред войском, народом и целым двором
Судить и карать властелина?

Что станется с войском, что скажет народ,
В ком будет к властям уваженье,
Когда сам святитель пример подаёт
К лицу венценосца презренья?

Опомнись, безумный, беги ты к царю,
Моли всенародно прощенье,
Зови неотступно его к алтарю
И даруй грехов отпущенье».

«К царю не пойду я»,– епископ вещал,–
«В чем стану молить я прощенья?
А час вожделенный еще не настал
С главы его снять отлученье.

Пускай меня кесарь на плаху пошлёт:
По стогнам народом кипящим
Пойду со смиреньем – да узрит народ
Покорность властям предержащим.

Но знайте: ни плаха, ни тяжесть цепей,
Ни пытки ужасной мученье
Не в силах исторгнуть из груди моей
Монарху грехов отпущенье.

Пусть срок покаянья и плача пройдет,
И тяжкое бремя проклятья
С души, обновленной слезами спадёт,
И церковь, как матерь, его призовёт
В простёртые нежно объятья».

И срок покаянья влачился, как век,
И девять прошло полнолуний
Со дня, как властитель во гневе изрёк
Погибель мятежной Солуни.

Был праздник, но с скорбью великой в сердцах
Тот праздник встречали в Милане:
С душой сокрушенной, в печали, в слезах,
Толпились на стогнах граждане.

С лицом, изнуренным суровым постом,
Босой и полуобнаженный,
Потупивши взоры свои со стыдом,
Как сын-расточитель в отеческий дом,
Шёл грозный властитель вселенной

Принесть покаянье пред храмом святым,
Смиренья высокого полный,
И с плачем и воплем великим за ним
Стремились народные волны.

Слезами и скорбью деляся с толпой,
Как с нежной семьею своею,
Дошел он до церкви и с жадной мольбой
Во прах распростерся пред нею,

И в прах вместе с ним перед церковью пал
Народ весь и бил себя в перси,
И вслед за монархом к владыке взывал:
«Я, грешник великий, спасенья взалкал,
Отверзи мне двери, отверзи!»

И двери отверзлись. Как гость неземной,
Святитель из храма явился:
Лик мужа честного любовью святой
И радостью горней светился.

Он поднял монарха десницей своей
Из праха с слезой умиленья,
При радостном звоне миланских церквей
И клира торжественном пеньи.

И тайною силой Небесных Даров
Раб Божий монарх укрепился,
И церкви вселенской под отческий кров
Он в паству Христа возвратился.

И снова с главой, осененной венцом,
При радостном клике народном,
Бодр духом и сердцем и светел лицом
Потек по ликующим стогнам.

И с оного дня архипастырь с царем,
Сдружась неразрывно сердцами,
Делились по-братски досугом, трудом
И дум величавых плодами.

Епископ Божественным словом любви
И силой отеческой власти
Смирял у монарха в кипящей крови
И гнева порывы, и страсти.

И царь осенён благодатью святой,
Весь духом любви просветился,
И в блеске ином с обновленной душой
Прекрасен он миру явился.

И стал милосерд и к народам своим,
И варваров к полчищам диким.
Епископ был церковью признан святым,
А царь Феодосий судом вековым
Потомства был признан Великим.

Б. Алмазов