Не знаю, каким образом наши отцы оставили без врачевания иной вид идолослужения (ибо так божественный апостол называет любостяжание (см. Кол.3:5)), хотя кажется, что это зло является болезнью трех составляющих души. Ведь и разум, погрешая в суждении о благе, воображает, будто благо заключается в веществе, и взирает не на невещественную красоту; и желание устремляется к низшему, удаляясь от истинно вожделенного; и спорливый, гневливый нрав получает из этого источника много поводов для себя. В целом говоря, этот недуг соответствует апостольскому определению любостяжания: божественный апостол объявил его не только идолослужением, но и корнем всех зол (см. 1Тим.6:10). И тем не менее этот вид болезни оставлен без внимания и попечения, а потому в Церквах этот недуг усиливается и никто не испытывает тех, кого принимают в клир, не осквернены ли они этим видом идолослужения. Однако поскольку отцы оставили это без внимания, мы считаем достаточным, насколько возможно, врачевать это всенародным словом учения, очищая посредством слова недуги любостяжания, как некие болезни, происходящие от излишества (πληθωρικά).
Страстью мы считаем только воровство, вскрытие гробниц и святотатство, поскольку таково у нас преемственное отеческое предание об этом, хотя Божественным Писанием запрещены лихва, проценты и приобретение чужого в свою собственность благодаря какой-либо власти, пусть даже это происходит под видом сделки. Итак, поскольку наше мнение не столь достойно веры, чтобы иметь силу правил, то теперь к сказанному мы добавим каноническое решение о бесспорно запрещенном.
Воровство делится на грабеж и на кражу; цель обоих преступлений одна – похищение чужого, но они сильно разнятся по душевному расположению преступников. Грабитель для достижения цели прибегает даже к человекоубийству, для этого именно готовя себе оружие, подбирая множество помощников и пользуясь удобными местами, и потому, если он, раскаявшись, вернется в Церковь Божию, подлежит такому же наказанию, как и человекоубийцы. А тот, кто присваивает себе чужое через тайное похищение, если потом объявит иерею на исповеди свое согрешение, пусть уврачует недуг усердием в том, что противоположно страсти, а именно в раздаче имущества бедным, чтобы, расточив то, что имеет, стать ему чистым от недуга любостяжания. Если же у него ничего нет, кроме тела, то апостол велит исцелять эту страсть телесным трудом. А слово его гласит: Кто крал, вперед не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся (Еф.4:28).
Епископ Никодим дает объяснение терминам «лихву и рост, и присвоение к своему стяжанию чужого через некоторое прибавление». Лихва бывает, по его объяснению, тогда, когда кто-либо дает известному лицу что-либо в займы и требует, чтобы возвращено было ему в гораздо большем количестве; рост – когда на позаимствованные деньги кредитор требует большие проценты. К третьей группе присвоения чужих вещей относится, когда кто-либо сам не употребляет ни силы, ни средств к получению чужой вещи, однако, делает это посредством другого лица, или же посредством злоупотребления своим служебным положением и властью.
Сказав, что страсть сребролюбия дает худое направление душевным силам и вместе повреждает каждую из них, и что из него рождаются многоразличные страсти, святый сравнил его с страданиями, происходящими от избытка влаг. А словом (греч.) у врачей называется то, когда четыре материи, из которых состоят тела, возрастут и умножатся в соответственной каждой материи пропорции, и страдания, какие случаются от умножения материй, скопившихся в одном месте называются; (греч.) таким образом и здесь этот мудрый отец справедливо назвал страсти, происходящие от любостяжания словом: (греч.), так как оно, любостяжание, извращает все наши душевные силы и напрягает их во вред для души. Итак, говорит, прочие болезни любостяжания мы должны врачевать словом учения; а татьбу, святотатство и гробокопательство, не оставленные отцами без канонических епитимий, отнести к числу вышеупомянутых (тяжких болезней); к числу возбраненных же в божественном Писании дел относится, говорит, лихва, рост и приобщение к своему стяжанию чужого чрез какое-либо преобладание. Но хотя в Писании и запрещено это, мы, говорим, не будем назначать за это канонических епитимий, потому что не считаем себя уполномоченными, чтобы своею властию полагать правила и епитимии согрешающим. А сказав о татьбе разделяет ее на разбой и подкоп, и говорит, что цель одна и у тех, которые разбойничают, и у тех, которые делают подкопы, – отнятие чужого; но между ними большое различие; ибо разбойник приготовляется и к человекоубийству, нося оружие и занимая места, удобные для нападения. Итак, таковых, если покажут расположение к покаянию, должно, говорит, наказывать судом человекоубийц; а похищающего чужое тайным образом и исповедующего свой грех врачевать расположением к противному, именно: так как они по любостяжательности похищали чужое, то должны раздать нищим и свое, дабы таким образом видно было, что они освободились от любостяжания; ибо кто не щадит своего, тот не пожелает чужого. А если, говорит, они не имеют денег, чтобы раздать их, то (каждый из них) должен своими трудами врачевать страсть, то есть трудится в работе и из того, что добывает посредством труда, раздавать нуждающимся. Это – Апостольская заповедь; ибо великий Павел говорит: крадый к тому да не крадет, но паче да труждается, делая благое, да имать подати требующему (Еф. 4, 28). Все это – о похищающем чужое тайно. Если же и он вооружен мечем и готов воспользоваться им против своего противника, то, как мне кажется, должен быть наказан подобно разбойнику, потому что и намерение имеет подобное же.
Святый недоумевает, каким образом страсть любостяжания, то есть сребролюбия, оставлена отцами без указания врачевания, так как они не назначили епитимий для тех, кто одержим ею, не смотря на то, что Апостол назвал ее идолослужением; а между тем, говорит, от этого по-видимому страдают и уклоняются от прямого направления (все) три душевные силы: ибо мыслительная сила души неправильно, но ложно и погрешительно; так как погрешает в суждении о добре, то есть не достигает (такого суждения) и, не обращая взора к красоте невещественной, то есть к познанию, на сколько возможно, Бога и к наслаждению будущими благами, мечтательно полагает, что благо – в веществе; а обманчивую мысль и ложное представление, будто благо заключается в деньгах и в богатстве и в прочем тому подобном, святый прилично назвал мечтою. И сила вожделения, уклонясь от истинно вожделенного, то есть от божественного естества и от небесного, стремится к земному и преходящему. И сила раздражения находит много поводов к тому, чтобы вдаваться в свары; ибо из алчности к деньгам (происходят) и ссоры, и вражда, и брани, по божественному Апостолу: корень всем злым сребролюбие есть (1Тим. 6, 10). Но не смотря и на это, говорит, страсть сия оставлена у отцев без особого рассмотрения и врачевания, – почему и умножается в церкви; так как многие болеют ею, и никто не испытывает поставляемых в клир то есть рукополагаемых, не осквернились ли они когда нибудь этим идолослужением. Но поелику это опущено отцами, то есть оставлено без епитимии и наказания, то (зло) это должно быть врачуемо, по возможности, всенародным учением, то есть: мы должны, уча всенародно людей, совершить изгнание зла, уничтожая посредством слова недуги любостяжания, как бы некие болезни от избытка влаг. А сказав, что страсть сребролюбия дает худое направление душевным силам и вместе повреждает каждую из них, и что из нея рождаются многоразличные страсти, святый сравнил их с страданиями, происходящими от избытка влаг, пользуясь выражениями врачебной науки в самом точном их смысле, как это можно видеть и в (других) его сочинениях. Ибо словом (греч.) называется у врачей то, когда четыре материи, из которых состоят тела, возрастут и умножатся в соответственной каждой материи пропорции, и страдания, какие случаются от умножения материй, скопившихся в одном месте, называются (греч.). Так точно и здесь этот мудрый отец справедливо назвал страсти, происходящие от любостяжания, словом (греч.), так как оно, любостяжание, извращает все наши душевные силы и напрягает их во вред для души. Итак, говорит, прочие болезни любостяжания мы должны врачевать словом учения; а татьбу, святотатство и гробокопательство, не оставленные отцами без канонических епитимий, отнести к числу выше указанных тяжких болезней; к числу возбраненных же в божественном Писании дел относится, говорит, лихва, рост и приобщение к своему стяжанию чужого чрез какое либо преобладание. Лихва есть то, когда кто дает кому нибудь хлеба, или вина, или елея, или чего-нибудь другого с тем, чтобы получить однородного вещества более, чем сколько дано; например кто нибудь дал пятьдесят мер вина с тем, чтобы получить семьдесят, или больше; слово же «рост» употребляется о деньгах. А «чрез некое преобладание» сказал потому, что хотя бы кто присвоил себе чужое и не своею силою, но сделал это чрез посредство постороннего насилия все-таки он подлежит тому же осуждению. Ибо пророческое слово говорит: горе совокупляющим дом к дому и село к селу, да ближнему отъимут что (Ис. 5, 8). Но хотя в Писании это и запрещено, мы, говорит, не будем назначать за это канонических епитимий, потому что наше мнение не на столько достойно веры, чтобы иметь силу свойственную правилам, потому что мы не считаем себя достойными веры в канонические власти, то есть чтобы собственною нашею властию и судом полагать каноны и епитимии для согрешающих. А сказав о татьбе, разделяет ее на разбой и подкоп, и говорит, что цель одна и у тех, которые разбойничают, и у тех, которые делают подкопы – отнятие чужого; но между ними должно положить большое различие; ибо разбойники приготовляются и к человекоубийству, нося оружие, занимая удобные для нападения места, имея при себе и скопище, то есть многих пособников и будучи готовы к убийствам. Итак, таковых, если они покажут расположение к покаянию, должно, говорит, наказывать судом человекоубийц. А того, кто тайно похищает чужое и исповедует свой грех, должно, говорит, врачевать расположением к противному, именно: так как он не любостяжательности присвоил себе чужое, должен раздать нищим и свое, дабы таким образом видно было, что он оставил любостяжание; ибо кто не щадит своего, тот не пожелает чужого. А если, говорит, он не имеет денег, чтобы раздать их, то должен своими трудами врачевать страсть, то есть трудиться в работе и из того, что добывает посредством труда, раздавать нуждающимся. Это Апостольская заповедь; ибо божественный Павел говорит: крадый к тому да не крадет, но паче да труждается, делая благое, да имать подати требующему (Ефес. 4, 28). Все это – о похищающих чужое тайно. Если же и он пользуется мечем и готов употребить его против своего сопротивника, то, как я думаю, должен быть наказан подобно разбойнику, потому что и намерение имеет подобное же.
После того как святой сказал об епитимиях за согрешения каждой части души в отдельности, теперь он говорит о любостяжании, которое Павел называет даже идолослужением и которое можно усмотреть одновременно в трех частях души. В разумной части – поскольку разум, не различая, что есть истинное благо, и не устремляя взора на красоту невещественную, считает истинным благом вещество золота и серебра. В желательной части – поскольку желание устремляется к земной выгоде и оставляет поистине вожделенное, т. e. Бога. И в раздражительной части – поскольку от любостяжания происходит великий гнев и множество распрей. Одним словом, апостол, определив любостяжание как корень всех зол, дал ему определение подходящее и соответствующее действительности. Однако я не знаю, почему такой великий порок оставлен отцами без епитимий. Из-за этого он растет в служителях Церкви и никого из готовящихся к рукоположению не испытывают, осквернен ли он этим видом идолопоклонства. Но поскольку отцы оставили любостяжание, как мы сказали, без епитимий, то и мы довольствуемся словами, возвещаемыми в Церкви, для очищения этого недуга, подобного многим болезням от излишеств (πληθωρικά) («излишеством», πληθώρα, у врачей называется то, когда в организме находится в избытке какой-либо из четырех соков, т. е. желтая желчь, слизь, кровь и черная желчь, так что недугами от излишеств (πληθωρικά) называются болезни, вызванные таким избытком соков).
Епитимию же мы назначаем только за воровство, вскрытие гробниц и святотатство, потому что и отцы назначили за них епитимии. И это при том, что и лихва, т. е. когда кто-нибудь берет больше, чем дал в каком-либо виде, но не деньгами, и взимание процентов с денег, и похищение чужого имущества с применением власти, даже если это похищение совершается под видом сделки, – все это, говорю, запрещено Божественным Писанием. И мы назначили бы за них епитимии в правиле, если бы только имели власть издать правило (ведь это дело Собора; см. также в предисловии о священных правилах вообще), поэтому мы упоминаем лишь о канонической епитимии, назначенной отцами за три названных греха.
Итак, воровство делится на грабеж, т. е. воровство явное, и тайное воровство. Оба преследуют одну цель – взять чужое. Различаются же они тем, что явные воры готовы совершить даже убийство, они заготавливают оружие, привлекают множество людей и поджидают в узких и опасных местах. Поэтому когда они покаются, то получают то же наказание, что и убийцы. А тайный вор, если сам исповедуется в воровстве, в наказание должен отдать свое имущество, если оно у него есть, бедным и таким образом исцелиться. Если же имущества у него нет, то он должен трудиться собственными руками и подавать нуждающимся, как говорит Павел: «Пусть вор больше не ворует, но лучше работает, чтобы иметь, что подавать нуждающимся».
Вторый идолослужения образ, лихоимство есть, от трех душевных частей бывающе: помысл бо доброго суда погрешает, и похоть желает, и ярость помогает: обаче предзреша се святии отцы, да вселюдское убо учения слово, аще каково си есть, лихоимства болезний уврачует. Татьбы же образы, разбой, раскопание стенам, сия последуют разбойнику и убийство. Утворил бо есть к таковым оружием, и помощию друг и месты, тем же, и суду убийц повинен есть. В тайне же крадыи егда обратився исповесться, да раздает и яже украде, и своя нищим.
Другой вид идолослужения – любостяжание, происходящее от трех сил души (ибо и разум погрешает в суждении о добре, и вожделение страждет, и раздражение увлекается), тем не менее отцами оставлен без внимания. Итак, пусть врачует недуги любостяжания всенародное слово учения, на сколько возможно. А виды татьбы – разбой и подкоп; но за разбойником следует и человекоубийство; ибо он к этому приготовлен и оружием и скопищем подобных себе и местами, почему он и подвергается осуждению человекоубийц. Похищающий же и исповедующийся должен разделить и собственное.