размер шрифта

Поиск по сайту



Беседа против оставивших церковь и ушедших на конские ристалища и зрелища

Собрание творений святителя Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского





БЕСЕДА
против оставивших церковь и
ушедших на конские ристалища и зрелища

Можно ли это стерпеть? Можно ли это снести? У вас самих я хочу судиться против вас же. Так и Бог посту­пил с евреями: обращаясь к ним против них же самих, Он говорил: народ Мой! что сделал Я тебе и чем отягощал тебя? отвечай Мне (Мих.6:3); и еще: какую неправду нашли во Мне отцы ваши (Иер.2:5)? Ему хочу и я подражать, и опять скажу вам: можно ли это стерпеть, можно ли это снести? После столь долгих собеседований, после такого учения, некоторые, оставив нас, побежали смотреть на состязающихся коней и впали в такое неистовство, что напол­нили весь город непристойным шумом и криком, возбужда­ющим смех, лучше же сказать: плач. Поэтому я, сидя дома и слушая поднявшийся вопль, страдал больше застигаемых бурею. Как те в то время, когда волны ударяют в стенки корабля, трепещут, подвергаясь крайней опасности, так и меня очень тяжко поражали те крики, и я потуплял взоры в землю и смущался от стыда, когда сидевшие на верхних мес­тах вели себя так непристойно, а находившиеся внизу, среди площади, рукоплескали возницам и кричали больше тех. Что же скажем мы, или чем оправдаемся, если кто-нибудь чужой, случившись здесь, станет осуждать и говорить: это ли город апостолов, это ли город, имевший такого учителя, это ли на­род христолюбивый, общество не чувственное, духовное? Даже не постыдились вы и самого дня, в который совершились зна­мения спасения рода нашего; но в пятницу, когда Господь твой был распинаем за вселенную, когда приносилась такая жертва и отверзался рай, и разбойник возводился в древнее отечество, и клятва разрешалась, и грех уничтожался, и долговременная вражда прекращалась, и примирение Бога с людьми совершалось, и все изменялось, — в тот день, когда надлежало поститься, славословить и воссылать благодарственные молитвы за благодеяния для вселенной к Совершившему их, — тогда ты, оста­вив церковь и жертву духовную, и собрание братий, и забыв святость поста, плененный диаволом, повлекся на то зрелище. Можно ли это стерпеть, можно ли это снести? Я не перестану постоянно говорить это и тем облегчать свою скорбь, чтобы не заглушить ее молчанием, но поставить на вид и обнаружить пред вашими глазами. Как же после этого мы будем в состоянии преклонить Бога на милость? Как можем примиритьЕго с нами, разгневанного? За три дня пред этим лился проливной дождь, увлекая все, исторгая, так сказать, из са­мых уст пищу земледельцев, ниспровергая зрелые колосья и истребляя все прочее избытком влаги; у нас были молитвы и моления, и весь наш город, подобно потоку, стекался к местам апостольским, и мы умоляли наших защитников — святого Петра и блаженного Андрея, двоицу апостолов — Павла и Тимофея. После того, когда гнев Божий прекратился, мы, переплыв море и преодолев его волны, прибегли к верхов­ным — Петру, основанию веры, и Павлу, избранному сосуду, со­вершая духовное торжество и возвещая их подвиги, трофеи и победы над демонами. И ты, не удерживаясь страхом бывшего и не научившись величием подвигов апостольских, так скоро, по прошествии одного дня, неистовствуешь и кричишь, не обра­щая внимания на то, что душа твоя пленена и увлекается стра­стями? Если же тебе хотелось видеть бег бессловесных, то почему ты не обуздал бессловесные свои страсти, гнев и по­хоть, не наложил на них благого и легкого ярма любомудрия, не поставил над ними правого ума и не поспешил к по­чести вышняго звания, устремляясь не от преступления к пре­ступлению, а от земли на небо? Такого рода бег вместе с удовольствием доставляет и великую пользу. А ты, оставив свои дела идти безрассудно и как случится, сидел, следя за победою других, истратив такой день напрасно, тщетно и даже во вред (себе).


Разве ты не знаешь, что подобно тому, как мы, вверяя деньги своим слугам, требуем у них отчета в каждом оболе, — так и Бог потребует от нас отчета в днях нашей жизни, как мы прожили каждый день? Что же мы скажем? Чем же будем оправдываться, когда потребуют у нас отчета о том дне? Ради тебя воссияло солнце, луна осветила ночь, заблистал разнообразный сонм звезд; ради тебя подули ветры, потекли реки; ради тебя произрасли семена, поднялись растения, течение природы удержало свой порядок, явился день и прошла ночь; и все это сделано ради тебя; а ты, в то время как твари служат тебе, исполняешь волю диавола? Получив от Бога столь великий дом, т.е., этот мир, ты не отдал Ему своего долга? И не достаточно тебе было предшествовавшего дня, но и на другой день, когда следовало бы немного отдохнуть от преж­него нечестия, ты опять пошел на зрелище, из дыма бросив­шись в пламя, низвергнув себя в другую, ужаснейшую про­пасть. Старцы посрамляли свои седины, юноши подвергали опас­ности свою юность, отцы приводили туда своих детей, ввергаяих, в самом начале невинного возраста, в пропасть нечестия, так что не погрешил бы тот, кто назвал бы таковых не отцами, а детоубийцами, нечестием погубляющими души рожден­ных ими. Какое же, скажешь, здесь нечестие? Но потому-то я и скорблю, что ты и болен, и не знаешь, что ты болен, и не ищешь врача. Ты исполнен прелюбодеяния, и спрашиваешь: какое нечестие? Или ты не слышал слов Христовых: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф.5:28)? А что, если я, скажешь, буду смотреть не с вожделением ?Но как ты будешь в силах убедить меня в этом? Кто не воздерживается от того, чтобы смотреть, но прилагает к этому такое усердие, тот как может после созерцания остаться чистым? Разве тело твое — камень? Разве оно — железо? Ты облечен плотью, плотью человеческою, которая сильнее со­ломы воспламеняется от похоти.

И что я говорю о зрелище? Часто и на площади, встретив­шись с женщиною, мы смущаемся; а ты, сидя вверху, где столько побуждений к нескромности, видя блудную женщину, выходящую с обнаженною головою, с великим бесстыдством,одетую в золотые одежды, делающую нежные и обольститель­ные телодвижения, поющую блудные песни и развратные стихо­творения, произносящую срамные слова, и совершающую такие непристойности, какие ты, зритель, представив в уме своему потупляешь взоры, — как дерзаешь сказать, что не испытываешь ничего человеческого? Разве тело твое — камень? Разве оно — железо? Я не перестану повторять тоже. Разве ты любому­дреннее тех великих и доблестных мужей, которые пали только от одного такого взгляда? Не слышал ли ты, что го­ворит Соломон? Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его? Может ли кто ходить по горящим угольям, чтобы не обжечь ног своих? (Притч.6:27-29). Хотя бы ты и не имел совокупления с блудницею, но ты имел с нею связь пожеланием и совершил грех во­лею. И не только в то время, но и тогда, когда окончится зре­лище, когда она уже уйдет, в душе твоей остается ее образ, слова, одежды, взгляды, походка, стройность, ловкость, прелюбо­дейные члены, и ты уходишь, получив множество ран. Не отсюда ли беспорядки в доме? Не отсюда ли погибель цело­мудрия? Не отсюда ли расторжение браков? Не отсюда ли брани и ссоры? Не отсюда ли бессмысленные неприятности? Когда ты, занятый и плененный ею, приходишь домой, то и жена кажется тебе менее приятною, и дети — более надоедливыми, и слуги — несносными, и дом — отвратительным, и обычные заботы кустроенно надлежащих дел кажутся тягостными, и всякий приходящий — неприятным и ненавистным.

Причина же этого в том, что ты возвращаешься до­мой не один, но приводишь с собою блудницу, входящую не явно и открыто, — что было бы сноснее, потому что жена скоро выгнала бы ее, — но сидящую в твоей душе и в сознании, и воспламеняющую внутри тебя вавилонский, и даже гораздо силь­нейший пламень, — ведь пищею этого пламени служит не хво­рост, нефть и смола, но то, что сказано выше, и все у тебя приходит в беспорядок. И как больные горячкою, не имея никакой причины обвинять прислуживающих им, по дурному влиянию болезни бывают недовольны всеми, отталкивают пищу, оскорбляют врачей, гневаются на домашних и обижают слу­жащих, так точно и одержимые этою тяжкою болезнью беспо­коятся и негодуют, постоянно представляя себе ту блудницу. О, тяжкие дела! Волк, лев и прочие звери, будучи ранены стрелою, убегают от охотника; а человек, разумнейшее су­щество, получив рану, стремится к той, которая ранила его, чтобы получить еще более тяжелую рану, и находит удовольствие в последней; это прискорбнее всего и производит неизлечи­мую болезнь. Кто ненавидит свою рану и не хочет избавиться от нее, тот как станет искать врача? Поэтому я и скорблю и терзаюсь, что вы приходите оттуда, получая столь великую за­разу, и за малое удовольствие навлекаете на себя непрестанное мучение. Подлинно, еще прежде геенны и тамошнего мучения, вы уже и здесь подвергаете себя крайнему наказанию. Не крайнее ли, скажи мне, мучение — питать такую похоть, постоянно воспла­меняться и везде носить с собою огонь непотребной любви и угрызение совести? Как ты приступишь к порогу этого святи­лища? Как прикоснешься к небесной трапезе? Как будешь слушать беседу о целомудрии, весь покрытый такими язвами и ранами, и имея душу, порабощенную страсти? И нужно ли гово­рить об остальном? И из того, что происходит теперь у нас, можно видеть душевную скорбь. Вот и теперь я вижу, как не­которые при этих словах ударяют себя в лице, и изъявляю вам великую благодарность за то, что вы — такие сострадатель­ные люди. Я думаю, что многие, может быть, не согрешив сами ни в чем, делают это из сожаления о братских ра­нах. Потому я и скорблю и терзаюсь, что диавол заражает такое стадо. Но если вы захотите, то мы тотчас заградим ему вход. Как и каким образом? Если больных мы увидим здоровыми; если, распростерши сети учения, отправимся искать уловленных зверем и исхитим их из самой пасти льва. Неговори мне: отделившихся от стада немного. Хотя бы их было только десять, и то не малая потеря, и хотя бы — пять, хотя бы — один. Так и тот пастырь, оставивший девяносто девять овец, отправился за одною и не возвратился дотоле, пока не привел ее и возвращением той заблудшей пополнил оскудевавшее без нее сторичное число (Мф.18:12). Не говори, что он только один, но подумай, что это — душа, ради которой сотворено все видимое, ради которой существуют законы, наказания, мучения, бесчисленные чудеса и многообразные дела Божии, ради кото­рой Бог не пощадил и Своего Единородного. Подумай, какая цена заплачена и за одного, и не пренебрегай его спасением, но, поди, приведи опять его к нам я убеди, чтобы он более не впал в тоже самое, и тогда мы будем иметь достаточное оправдание. Если же он не примет ни наших советов, ни ваших увещаний, то я, наконец, употреблю власть, которую Господь дал нам к созиданию, а не к расстройству вашему (2Кор.10:8).


Поэтому я предупреждаю и объявляю громким голосом: если кто после этого увещания и наставления пойдет на нече­стивые и гибельные зрелища, того я не впущу внутрь вот этой ограды, не сделаю причастником таинств, не позволю ему прикоснуться к священной трапезе; но как пастыри отделяют шелудивых овец от здоровых, чтобы болезнь не распростра­нилась и на прочих, так точно поступлю и я. Если в древно­сти прокаженный должен был оставаться вне стана и, хотя бы это был царь, он выводился туда с диадемою, то тем бо­лее мы изгоним прокаженного душою из этого священного стана. Как вначале я употреблял увещание и совет, так те­перь, после такого увещания и наставления, необходимо, нако­нец, прибегнуть и к отсечению. Ведь уже прошел год с тех пор, как я прибыл в ваш город (т.е. Константинополь), и я не переста­вал часто и постоянно предлагать вам такое увещание; но так как некоторые остались в этой заразе, то теперь уже мы про­изведем отсечение. Хотя я не имею железа, но имею слово, острее железа; и хотя я не ношу огня, но есть у меня учение, пламеннее огня и могущее жечь сильнее.

Не презирай же нашего приговора. Хотя мы не важны и весьма смиренны, однако, по благодати Божией, мы получили достоинство, по которому можем делать это. Итак, да будут отлучены такие люди, чтобы здоровые у нас сделались более здоровыми, а больные восстановили себя от тяжкого недуга. Если же вы вострепетали, услышав этот приговор, — а я вижувсех воздыхающими и сокрушенными, — то пусть они переме­нятся, и приговор будет отменен, потому что подобно тому, как мы получили власть вязать, так получили и разрешать и опять приводить (в Церковь). Да и не отлучать наших братий хотим мы, но отклонить позор от Церкви. Иначе теперь и язычники станут издеваться над нами, и иудеи будут насме­хаться, если мы будем так равнодушно смотреть на наши собственные грехи. А в противном случае и они станут весьма одобрять нас и удивляться Церкви, получив уважение к нашим законам. Итак, пусть не входит в Церковь никто из предающихся этому прелюбодеянию, но пусть будет он от­вержен и вами и станет общим врагом. Если же кто , говорит апостол, не послушает слова нашего в сем послании, того имейте на замечании и не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его (2Фес.3:14). Сделайте вот что: не разговаривайте с ними, не принимайте их в дом, не разделяйте с ними трапезы, не имейте с ними общения ни при входе, ни при выходе, ни на торжище; и таким образом мы легко возвратим их. И как тех зверей, которых не легко поймать, охотники загоняют в сеть, преследуя их не с одной стороны, а со всех, так и тех, которые уподоби­лись свирепым зверям, мы будем преследовать общими си­лами, мы с одной, а вы с другой стороны, и тогда скоро уло­вим их в сети спасения. А чтобы это случилось, разделяйте и вы с нами негодование против них, или лучше скорбите за законы Божии, и мало-помалу обращайте столь тяжко болящих и согрешающих братий, чтобы они постоянно были с вами. Не малое постигнет вас осуждение, если вы будете пренебрегать такою погибелью, но вы подвергнетесь величайшему наказанию. Если и в домах человеческих, когда кто-нибудь из слуг уличен в краже серебра или золота, наказывается не один только похититель, но и знавшие о том и не открывшие, то тем более в Церкви. Бог скажет тебе тогда: видя, как из Мо­его дома украден не серебряный или золотой сосуд, но похи­щено целомудрие, как тот, кто причащался пречестного тела и участвовал в такой жертве, отправился в диавольское ме­сто и впал в такое преступление, почему ты молчал, почему терпел, почему не объявил священнику? И тогда ты подверг­нешься не малому наказанию. Поэтому и я, хотя и опечалю (вас), однако, не пожалею наложить и тягчайшее наказание. Гораздо лучше нам, испытав скорбь здесь, избавиться от будущего осуждения, нежели тому, кому мы стали бы льстить словами, быть наказану тогда вместе с вами. Подлинно, не благонадежно и не безопасно для нас — покрывать это молчанием. Из васкаждый даст отчет за себя самого; а я должен отвечать за спасение всех. Поэтому я не перестану делать и говорить все, — хотя бы нужно было опечалить вас, хотя бы, показаться нена­вистным, хотя бы несносным, — чтобы мне можно было пред­стать пред тем страшным престолом, не имея пятна, или порока, или чего-либо подобного (Ефес.5:27). Да будет же мо­литвами святых, чтобы уже развратившиеся скоро обратились, а оставшиеся неповрежденными еще более преуспели в чистоте и целомудрии, чтобы и вы достигали спасения, и мы радовались, и Бог прославлялся ныне и присно, и в бесконечные веки веков. Аминь.