Вопрос на тему «Старообрядчество»
Из книги — Лапкин И.Т. «...открытым оком», том 12
Воспитание детей - такой не простой вопрос. Есть ли у Вас настоящие статьи с примерами по этому вопросу?
Есть, да не очень уж мы хорошо в этой статье выглядели 90 лет назад. Пишут старообрядцы, а они какие были, такие...
«Веруешь ли?» Так спрашивал Господь детей Своих...
И столько кротости, столько нежной божественной любви в словах Учителя, что душа рвалась навстречу этим словам, навстречу чудному мелодичному голосу.
Распускался в душе человека нежный ароматный цветок, благоухающий и чистый, как цветок розы, в звучный небесный аккорд вливались все помыслы его и, припадая к ногам Учителя, шептал он восторженно: «Верую, Господи!» И так сильно было обаяние любви Спасителя, что если существовало в душе человека какое сомнение, оно испарялось, бесследно исчезало от вопроса Господа.
И как порою пошло, как кощунственно-лживо и богохульно звучит этот вопрос в устах теперешних фарисеев.
— Веруеши ли?...
Замыкается душа человека при звуках скрипучего противного голоса, уходит в себя, как ёж в свои колючки; тёмный туман омерзения и гнетущей тоски одевает её, и хочется крикнуть дерзкие слова прямо в лоснящуюся физиономию иного фарисействующего наместника Христова:
«А тебе какое дело?.. Как смеешь ты влезать со своими грязными сапогами в мою душу, топтать моё «святая святых»? Какое дело тебе до моей веры? Кто дал тебе власть копаться в душе моей?..»
— Веруеши ли?.. Исповедуй!.. О времена!
Хватают за горло всех встречных и поперечных, заносят нож и скрипят: «Веруеши ли?.. Исповедуй!.. Жертвуй на хоругви пожарным дружинам, проклинай не тако мыслящих, осеняй церковными знаменами погромщиков!..» Это называется – «исповедание веры». А потом кричат, вопят, жалуются, что вырождается народ, вырождаются верные сыны церкви Христовой, падает вера, рушатся заветы Христовы. И удивляются – отчего?
Наш народ, не «истинно-русский», а просто, по-настоящему русский, смотрит на это проще. У нас был такой случай. Какой-то умный человек донёс тоже умному пастырю церкви господствующей, что в деревне М-ове девка Аннушка в церковь не ходит и в Бога не верует. Как ужаленный, прискакал батюшка, собрал сходку и Аннушку на сходку приволокли. — Ты, такая-сякая, в церковь не ходишь, нас не почитаешь, в Бога не веруешь? – орёт расходившийся поп. – Да знаешь ли ты, что я тебя за это ушлю, куда Макар телят не гоняет, я тебя в бараний рог согну, я тебя от церкви… Сколько лиц Святой Троицы?.. Молчание.
— Почему нужно почитать иконы?.. Молчание.
Батюшка рассвирепел окончательно. Тут из толпы выделяется дядя Захар, мужик умный, начитанный, уважаемый обществом. «Постой, батя, ты не того, не так... Аннушка, кстись!» Аннушка перекрестилась. «Читай „Отчу»» Прочла. «Вишь, батя, кстится, чего же тебе ещё. А что касаемо церкви, так ты, чай, знаешь, какие наши досуги и достатки? Не взыщи уж, что не часто ходим». Так испытывает в вере русский народ.
Но не так поступают пастыри господствующей церкви. Им нужны более веские доказательства религиозности и более солидные „оказательства» принадлежности к церкви Христовой.Даже самые лучшие из них, самые честные и миролюбивые держатся принудительной политики. А потом удивляются: отчего падает вера?
Помню я своё милое золотое детство.
Страстная седмица. Вечер. На раскрытом столе стоит лампа. Вокруг разместились сёстры, мать, хозяйка квартиры и ещё кто-то. Я, маленький мальчик, обливаясь слезами, захлёбываясь и вздрагивая, читаю повесть страданий Спасителя, жгучую повесть злобы, ненависти и всепокоряющей могучей любви. Кровавыми каплями пота Христова вписываются горестные строки в моём маленьком сердце, и безграничной тоской, скорбью и печалью наполняется душа моя. Капают слёзы, льются на пожелтевшие страницы, мешают читать и, опустивши голову на стол, рыдаю я безутешно над Господом моим...
Как я любил эти торжественные и скорбно-печальные дни страстной седмицы! Из всех городских церквей была у меня одна любимая, самая скромная, маленькая и уютная. И в ней – любимый уголок. Здесь проводил я целые дни, слушая повесть страданий Учителя, жил с Ним единою жизнью, ходил по стопам Его, страдал, терзался, мучился за Него, чувствуя своё бессилие, и рыдал, прощаясь с Ним. Но, побеждая врагов своих, воскресал Христос мой, Отец и Друг мой, и не было конца радости моей.
Одевался дух мой лилиями, ликовало сердце моё, пело песнь торжествующей любви, и шел я с высоко-поднятым крестом встречать Господа моего... Вся Святая пролетала как сладкий сон.
Целые дни ходил я с иконами, целые дни славил Бога моего. Проваливался в просовы, мёрз, голодал, почти не спал и бежал в церковь к Отцу моему беседовать с Ним. У меня не было тайн от Него. Он был моим отцом, братом, товарищем. Для Него я забывал всё земное, всё, что дорого было мне в этом мире.
Я чувствовал Бога моего в себе, я ощущал, наблюдал его всюду. В темнеющем тающем снеге, в оголённых чёрных берёзах, в скромных девственных проталинках, в серебристых „барашках» распустившейся вербы, в ликующем блеске весеннего солнца, –всюду и везде видел я Бога моего, кроткого, любящего и любимого. Растворялась душа моя под лучами радости жизни и сливалась с синею- щим небом; волшебным, сладким сном казалось мне пробуждение спящей природы, и очарованный могуществом бытия Божия, упоённый любовью к Божественному Учителю, забывал я весь мир с его злобой и неправдой, с печалями и тревогами, и ликовал...
И вдруг – грубый окрик: «Веруеши ли?» Я вздрагиваю. Что это —сон?.. Кошмар?.. Нет. Оказывается, я поступил в гимназию. — Веруеши ли?..– скрипит противный, ноющий голос. Потемнело в детской душе моей, и бездну чёрную ощутил я перед собой. «Верую...» «Исповедуй!.. В церковь ходи!» «Я хожу».
«Вместе ходи, в собор... в ряды»... Пошёл вместе с товарищами. Громадные, подавляющие своим величием размеры собора совсем не нравились мне. Я чувствовал себя на чужбине, я не мог молиться Богу моему. Торжественность соборного богослужения была чужда мне, она словно отдаляла от меня Отца моего, отгораживала от меня моего близкого любимого Бога.
И в следующий раз я не пошёл в собор, а беседовал с Учителем моим в своём любимом уголке. В понедельник - „нагоняй».
«Почему в церкви не был?» «Я был». «Ты ещё лжёшь, поганый мальчишка!» «Я был у Никиты Мученика». «В собор должен ходить и становиться в ряды... На воскресенье в карцер!»
Слёзы, ожесточение, ломка. И я начал ненавидеть собор всею силою моей детской души, я проклинал всех, кто мешал мне молиться свободно, кто отнимал у меня Бога моего.
И я чувствовал, что, действительно, теряю Его, моего Друга и Отца, что блеск соборного богослужения загораживает Его лицо от меня, делает Его чужим, непонятным мне, таким далёким, и уже не добрым, а суровым и строгим. Все любимые раньше праздники уже не пробуждали божественного восторга в душе моей: не ждал я страстно и нетерпеливо появления рождественской звёздочки, не мерз в ожидании крещенской воды, не замирало трепетно сердце моё в скорбно-печальные дни страстной седмицы. ...Я разлюбил, я потерял Бога моего.
И это вы, фарисействующие наместники Христовы, со своими приспешниками отняли Бога моего, затоптали, смешали с грязью моё «святая святых», мою чистую детскую веру. Вы, лицемерные фарисеи, «дающие десятину с мяты, аниса и тмина и оставляющие важнейшее в законе: суд, милость и веру»; вы, фанатики, книжники и буквоеды, «очищающие внешность чаши и блюда», «лицемернодолго молящиеся», затворили от меня двери Царства небесного, убили во мне Бога моего. Вы посягнули на самое дорогое, на самое святое чувство моё.
Вы своими понуканиями и принуждениями, угрозами и наказаниями хотели сделать из меня фарисея, «вдвое худшего вас», дерзко и смело смотрящего в лицо Господу и укоряющего скромного мытаря; вы хотели сделать из меня «образцового» сына Церкви Христовой, гордого своею внешнею близостью к Богу и подлеца в душе. Но, к счастью, это не удалось вам. Вы убили Бога моего, убили мою чистую искреннюю веру, радость и смысл детства моего, – но вашего Бога, как вы его понимаете, жестокого, далёкого, пристрастного и непонятного, я не принял. Целых восемь долгих лет различными способами пытались вы привить мне ваше фарисейство и ханжество; целых восемь лет вы гнули меня в дугу и уродовали душу мою.
Вы заставляли меня изучать Священное Писание. Я изучал и изучал старательно. Но не кровавыми каплями пота Христова вписывалось оно в душе моей, не сердцем воспринимал я его, а разумом. Не общения с Богом моим, потерянным, убитым вами, искал я в ней, а обвинений пpотив вас, против вашей фарисейской набожности, против нахальных притязаний на моё «святая святых». И в церковь ходил я, потому что вы принуждали меня. Но уже не было радости мне в доме Божием, потому что я не видел там моего доброго Бога. Не было там Его, моего Бога, кроткого, любимого и любящего, о Котором тосковала душа моя, в Котором была вся радость моя, надежда и любовь.
Вы убили Его... Так не удивляйтесь же тому, что падает религия, что вырождаются истинные христиане. Вы сами убиваете чистую детскую веру, сами гасите божественную искру любви к Богу. А вашей религии, того, во что вы её превращаете, - сухой, непонятной, жестокой, – не принимают.
А. Муравлевский. «Старообрядч. Мысль» 1915 г. стр.349-355.
Настоящая статья интересна в том отношении, что показывает, каким путём отторгаются от веры и церкви те, кто при добрых пастырях, наверно, были бы лучшими её сынами. Ред.
Скворцы прилетели, весна на дворе!
Неужто мороз и зима позади?
Не уголь с дровами, а солнцу нас греть,
Ожили, чилимкаем, как воробьи.
Сугробов несметных не сыщешь следа,
Белеется только в логах затенённых;
Вот так же уходит большая беда,
Когда её с силой молитвою ткнёте.
Из дальних, из тёплых краёв натянуло
Запасы дождя кучевых облаков,
Земля запарила, зимой отдохнула,
И выехать в поле хозяин готов.
Прошло лихолетие злых коммунистов,
Ушло мракобесие большевиков;
Свободно листаем Писанья страницы –
Нам опыт сгодится от прошлых веков.
Пророки так многое нам предсказали,
Пропели, предвидя рожденье Иисуса.
Нас храм обольстил позолотой сусальной,
Толпу породил не с Евангельским вкусом.
Апостолы – ласточки ранней весны,
Они нас раздели от прежних лохмотьев;
К Христу нас привили от жертв мясных –
Мы к Жертве Голгофской слетелись сегодня.
Как в детстве весной ожидаю скворцов,
Готовлю жилище для милых скитальцев;
Издал толкование лучших отцов –
Таких благовестников меньше, чем пальцев.
Где солнце – Священная Библия светит,
Там сгинут сугробы седых суеверий,
Распустятся почки, покажутся ветки –
К себе постараемся это примерить.
В природе у всех староверчества тупость,
Упрямство двуперстием тычет в преданье,
Мешает ему утекать наша узость -
Где Божия святость, там лето настанет.
18.3.05. ИгЛа
Кого из современных баснописцев советуете почитать? Конечно, чтобы сказанное им соответствовало жизни.