Вопрос 2707

Вопрос на тему «Старообрядчество»
Из книги — Лапкин И.Т. «‎...открытым оком», том 12

Вопрос 2707:

Насколько более справедливыми были выборы у старообрядцев, чем у православных новообрядцев? И как это было у них до революции?

Ответ И.Т. Лапкина:

В сравнении с выбором патриарха Тихона даже и сравнивать не нужно. Потому и сегодня сильно-то не приходится надеяться на демократичность в старообрядческйо среде. Как они обошлись уже в 2004 году с Дурасовым о.Симеоном?

К чему же всё это свелось.

«Смерть кир Иоанна, архиепископа Московского, поставила перед старообрядчеством на очередь весьма важный и притом довольно острый вопрос об избрании достойного заместителя кафедры архиепископии московской. Строительство жизни древлеправославной церкви в её современном существовании очень сильно зависит от личности архиепископа, от его способностей, от его деятельности. Вот почему вся Русь старообрядческая тотчас же и заволновалась вопросом подыскания достойной личности и объединения мыслей народа на достойном избраннике.

Известно, что у нас вожди церкви суть вожди—избранники народа. Выборное начало—это гордость нашей церкви. Это начало кровью наших предков отвоевано в прошлом. Оно—зависть для людей, любящих каноническое устройство церкви и утративших это каноническое начало в своих обществах. В нашей печати, как собирателе голосов народа, немедленно начали появляться статьи о возможных кандидатах на архиепископию.

С серьезностью, достойной лучшей участи, наша печать вела дело подбора кандидатов вплоть до XIV всерусского съезда старообрядцев и самого Освященного собора, на котором совершилось избрание. Постепенно выяснилось, что наиболее достойных кандидатов в архиепископа – только два лица – это еп. Александр рязанский и еп. Евлогий уральский. Остальные все кандидатуры были отклонены. « В сущности, как это виделось из постановлений епархиальных съездов, вероятным кандидатом был только один – это еп. Александр. И это по достоинству: лучшего, в настоящей обстановке для данной должности, у нас не имеется. И казалось бы, что голос народа и должен бы так приговорить. Оно так и шло... Казалось, что так и закончится. Но, к удивлению нашему, всё это закончилось весьма странно, если не выразиться несколько посильнее. Кому-то пришла в голову мысль (говорят, что Ф. Е. Мельникову; он этого не отрицает, – но верится что-то плохо), что надо в архиепископы провести еп. Евлогия. Нужно признать, что епископ этот, возможно, очень хороших качеств человек, возможно, что он и очень достоин должности архиепископа, но, к сожалению, он почти никому неизвестен ни как личность, ни как администратор, и даже те, которые его так настойчиво проводили, также слабо знают его дела и другие достоинства. Мы не отрицаем; вообще он производит хорошее впечатление. Но ведь кто у нас из епископов производит плохое впечатление? Все они хороши, а еп. Евлогий, будучи хорош, тем не менее не выдается из их уровня ничем. А ведь нам нужен был человек, чем-либо выделявшийся из среды своих собратий. Но задумано - сделано: созван был экстренно XIV всероссийский съезд старообрядцев, который, по плану, должен был повернуть мысль народа от епископа Александра к епископу Евлогию. Д. В. Сироткин и П. П. Рябушинский взяли на себя задачу довлиять на общественное мнение на этом съезде в пользу еп. Евлогия, а Ф. Е. Мельников должен был загипнотизировать мысль собравшихся и направить её окончательно в желаемую сторону. Он это блестяще и выполнил. В своей блестящей, а пожалуй, точнее, трескучей речи, он так обворожил всё собрание, что даже жутко делалось за иных бородатых младенцев, что так легко отдавали свою волю влиянию гипнотизёра.

В сущности Ф. Е. ничего не открыл собранию необыкновенного из качеств еп. Евлогия, все им перечисленные качества как раз те самые, которыми в той же мере награждены и другие наши епископы, но под влиянием обаяния личности и того усилия гипнотизировать, которое проявил Ф. Е. в своей речи, никто почти и не догадывался, что всё, что он указывает за еп. Евлогием, не суть отличительные, а только обычные достоинства. Под этим влиянием все готовы были хоть единогласно просить за еп. Евлогия. Запротестовали лишь очень немногие и то слабо.

И. И. Хромов, о. И. Трофимов, Я. А. Богатенко. Но о. И. Трофимов не смог повлиять, не имея дара слова и по растерянности, а Я. А., как сын еп. Александра, из-за неудобства, не высказался надлежащим образом, и лишь только И. Ив. немножко ослабил этот гипноз. Испросил было я себе слово, чтобы снять с народа это, хотя и не злое, ибо оно таковым не было, но таки - очарование, навеянное Ф. Е. Мельниковым. Хотел было я открыть глаза собранию, что над его волею учинено волевое насилие, что волю его подменили, что его загипнотизировали и что этот гипноз необходимо разрушить подъёмом собственной воли, но ко мне подбежал Д. В. Сироткин, почуявший, что я хочу разрушить это очарование, и просил ничего не говорить, ибо это, по его убеждению, будет неудобно, так как я член совета съездов, а буду говорить против совета. Подумал я, подумал и, по весьма многим соображениям моего внутреннего убеждения, решил махнуть рукою на защиту, и лучше проверить на опыте, что такое выборное начало и к чему оно сводится в конце концов. Я лишь согласился, чтобы Д. В., как председатель собрания, указал собранию, что не должно целиком отдаваться влиянию слов Ф. Е., а надо решать дело и своей собственной головой. Это немножко ещё ослабило впечатление речи Мельникова, а всё-таки при голосовании еп. Евлогий, как кандидат, до сего момента никому почти и в голову не приходивший, получил очень заметное большинство. Но к чему это свелось впоследствии... Это и того интереснее!

На этом голосовании съезда еп. Мелетий саратовский получил 2 голоса и Ф. Е. Мелышков один. Съезд заключил, что надо стоять за кандидатуру еп. Евлогия, как получившего большинство, и для этой цели избрал уполномоченными Д. В. Сироткина, Ф. Е. Мельникова и М. И. Бриллиантова, ходатайствовать пред Освященным Собором о проведении в архиепископы кандидата съезда.

Принимая в соображение серьёзность и важность вопроса, Д. В. Сироткин, несмотря на то, что и без того сильно перегружен делами, не поленился принять на себя это поручение и аккуратно прибыл на собор, лишь бы повлиять на дело избрания. С собора Д. В. даже пришлось убежать, чтобы принять участие в заседании военно-промышленного комитета в городе, произнести там речь и немедленно возвратиться снова на собор.

Так велико было стремление добиться намеченных результатов! Мне казалось, что за ночь обаяние речи Ф. Е. Мельникова сгладится, при этом новые лица будут на соборе и потому кандидатура еп. Александра восстановится. Поэтому я, да и другие верили, что это даже обеспечено. Отчасти оно так и было, но далеко не совсем! Оба кандидата при голосовании на соборе получили равное число голосов - по 35. Еп. Мелетий - 8 гол. и Ф. Е. Мельников - один (вероятно, свой). В обычном, законном порядке избрания, это были хорошие результаты, ибо епископам на основании этого голосования оставалось сделать выбор только из этих двух равноценных кандидатов, а кого они выберут из этих двух, это уж не имело резкой разницы.

Надо и отметить, что и самое голосование было произведено неправильно: голосовали и такие лица, которые не имели права решающего голоса, и голоса их были приняты. Правда, это дано было на совесть каждого: предложено было подать записки только тем, кто имел право решающего голоса, но не все это выполнили, а потому подали голоса и не имевшие права. Хотя с записками и были потребованы входные билеты, дабы определить права на голос, но тем не менее записки были приняты все. С большим, и весьма понятным, нетерпением ожидало собрание решения епископов, удалившихся в алтарь на совещание. Долго длилось это совещание, даже мучительно долго. Собрание спело все стихиры Св. Духу, а совещание всё ещё продолжалось. Наконец, после томительно долгого времени, из алтаря вышел председатель собора еп. Геронтий и объявил, что епископы решили произвести выборы посредством жребия и просил согласия собрания на этот способ. Все единогласно соизволили. Но никому не пришло в голову спросить еп. Геронтия, кому именно будут даны жребии, ибо, вероятно, всем казалось само собою понятным, что жребий тянут обычно только тогда, когда являются два равноценных кандидата, и тянут его только они между собою. Что это так, видно и из деяний апостольских при выборах Апостола вместо Иуды-предателя, и вообще из существующего обычая выборов и даже законов. Никто и не помышлял даже, что в жеребьевке будет участвовать и еп. Мелетий, тем более, что он торжественно и категорически отказался от чести избрания, как отказался и митрополит Макарий. Ф. Е. Мельников хотя не отказывался, но надо полагать, при одном полученном им голосе, он находил делать это излишним.

Каково же было удивление соборян, когда вышедшие из алтаря епископы объявили избранным в архиепископы еп. Мелетия. Это так поразило всех, что собор ответил на это гробовым молчанием. Впечатление было настолько подавляющее, что все растерялись и даже не нашлись, чтобы спросить собор епископов, на каком же основании был дан жребий еп. Мелетию?..

Что-то странное, даже нелепое, случилось... Так и хочется спросить: К чему же всё это свелось?.. При чём же тут выборное начало, когда епископы по своему произволу включают в жеребьёвку тех лиц, которых они пожелают, а не почтенных избранием? И затем, ведь уж если давать жребий еп. Мелетию, как кандидату, хотя получившему и ничтожное количество голосов, но всётаки получившему, то тогда надо было дать жребий и Ф. Е. Мельникову – ведь и он был показан одною запискою? Тогда хотя видимость какой-то справедливости была бы, а то взяли да и включили, кого похотелось, и его-то именно и выбрали. Куда же, куда дели народное избрание?.. К чему же свелись все заботы и хлопоты населения – спрашиваю я? На соборе говорили, что с подачей подписей, набранных гг. Новиковыми посредством о. Сорокина и о. Новикова по Москве за еп. Мелетия, было заявлено епископам, и притом категорически, что если они не выберут еп. Мелетия, то другого Москва не примет. Возможно, что это и так, но кажется - этого не должно бы быть. Но странно и то, почему жребий тянули в алтаре, а не среди народа? Ну совещание, это дело другое, оно могло быть и вне надзора народа, а выемка жребия должна бы быть пред глазами всех. Это бы, во-первых, обнаружило, что жребий дан не двум равноценным, а и третьему, не имеющему на то права, что, возможно, и остановило бы епископов от учинения несправедливости, а во-вторых — всем бы было воочию явлено, на кого пало бы Божие избрание по справедливости. Странно и то обстоятельство: почему у епископа Мелетия недостало мужества отказаться от этого избрания? Неужели он не мог понять, что ведь этим избранием учинено насилие над волей народа. Разве он не видел, что из 80 голосов за него было только 8? Разве он не мог понять, что подписи, собранные гг. Новиковыми и о. Сорокиным, не что иное, как «Филькина грамотка», не имеющая ровно никакой цены?.. И вот подите же...

При ясном понимании дела простое чувство порядочности должно бы было заставить еп. Мелетия отказаться от этого избрания с такою же настойчивостью, как он настойчиво отказывался от него вначале. Это только возвысило бы его в глазах народа. Итак, вот к чему свелось дело народного избрания! Мы ничего не имеем лично против кир Мелетия. Мы допускаем возможность даже того, что он именно, может быть, и предназначен Провидением на эту кафедру, может быть, его-то именно управление и необходимо для св. церкви, но мы не можем примириться с нарушением той нормы дела народного избрания, которая освящена долгими веками церковной жизни, а поэтому мы вовсе не против личности ратуем, да не подумает сего кир Мелетий, а против упразднения, игнорирования голоса и , прав народа.

Ведь получилось: все голосования на епархиальных съездах, благочиннических, специальных собраниях, все дебатирования вопроса в печати были лишь пустою забавою, игрою взрослых детей в выборы, ничуть необязательными для руководящего выборами епископата. Мы не намерены стремиться к перевыборам, хотя имеем на это полное право; мы лишь стремимся выявить перед народом, что он должен понимать свои права, порядок избрания, и не сидеть на соборе рыбою безгласною, а протестовать, когда это нужно. Мы хотим выявить общинам, чтобы они посылали на соборы людей, едущих на собор не «послушать» и «посмотреть» только, что там делается, a и работать сознательно, внося и свой труд в общее дело, на общую пользу. Очень прискорбно было сидеть, видеть всё происходящее и быть вынужденным молчать, молчать тогда, когда молчание являлось даже преступным. Было обидно видеть, как совершается что-то несправедливое, нелепое даже, и как те, кому были вверены верительные грамоты, сидели, хлопали глазами и молчали, очевидно, не сознавая, что с ними поступают не так, как бы должно. Но что поделаешь – очевидно так нам и надо: по народу и правители!

Но и то надо сказать: на пространстве христианской истории и похуже бывало. Читайте-ка, православные, историю церкви Барония Цезаря и вам будет полегче. Там много кое-чего найдётся из области затронутого вопроса, что утешит мятущуюся совесть:

Мол, де, не у нас только это так, бывало оно и раньше и всюду притом, да и похуже. Н. Зенин.

0 выборах архиепископа на московскую кафедру.

Всеми ожидаемый Всероссийский съезд, благодарение Богу, состоялся. К съездам все мы привыкли относиться с глубоким уважением и доверием, о чём нет надобности распространяться. Участниками съезда, как известно, состоят лица, выбранные общинами, съехавшиеся со всей матушки России. К чести съезда надо отнести то, что он своим избранием наметил кандидатами уважаемых архипастырей в первопрестольную столицу. Всем известно, что съезд избрал большинством голосов в кандидаты на московскую архиепископскую кафедру епископа Евлогия (уральского) и епископа Александра (рязанского и егорьевского). И только два голоса были поданы за епископа Мелетия (саратовского). Между тем из газет видно, что освящ. собор избрал на московскую кафедру епископа Мелетия. Избрание происходило по жребию. Принимая во внимание систему избрания, можно сказать, что собор с мнением съезда совершенно не считался, и таким образом роль съезда в выборах сведена на-нет, почему и результаты выборов оказались иные. Выставленные съездом кандидаты, которые получили большинство голосов, оказались неизбранными. Подобные выборы внесут во все приходы сплошное недоразумение и удивление. Читатель «Старообрядческой Мысли». Харьков, 1 сентября 1915 года.

Член освященного собора. Вдумайтесь в смысл этих СЛОВ. Ведь правда. что в них есть что-то глубокое, многозначительное. Член целого собора всероссийского, да ещё такого, на котором решается вопрос огромной важности, как выборы архиепископа и даже, может быть, митрополита. Такой член ведь действительно представляет из себя нечто многозначительное. Ведь этот член посылается целой епархией, значит в лице его присутствует на соборе как бы вся епархия. Каждый член так именно и едет в далёкую и, может быть, неведомую Москву сказать на соборе слово, порученное целой епархией. И уж отсюда без всякого доказательства вытекает, что каждый член имеет полное право на слова, которые он хотел бы сказать на соборе.

К сожалению, несмотря на такое значение члена собора, у нас на соборе не все члены могут свободно говорить свои мнения. Им или не дают или останавливают среди «пути». Особенно в таком важном и всестарообрядческом вопросе, как выборы архиепископа, надо бы прислушиваться к голосу членов представителей на соборе – этих епархий в миниатюре. Не так было на прошлом соборе. Совсем не прислушивались там к голосу народа, да кажется и никогда не прислушиваются. Не спросили народа, какой желателен ему архипастырь? Не прислушались к голосу народа и тогда, когда он указал пальцем на желательных лиц. И учинили избрание способом, Бог знает какого происхождения. Этот способ невольно заставляет сказать словами Тютчева о прошлом соборе, что на нём святотатственной опеке Христова Церковь предана была. Народ указывает на кандидатов и вдруг, вопреки желаний и указаний народа, избирается другое лицо. Ведь правда, положение соборян в этом случае оказалось трагикомичным? Собрали народ выбрать архиепископа, народ дружно и единодушно принимается за дело и выбирает двоих. А ему преподносят третьего, явно нежелательного для всех. И получилось, что поставили пастыря к овцам, не спросивши самих овец. Протест против избранного явно и ярко выразился в том, что на другой же день после избрания на собор явилась половина членов, а половина разъехалась. Тем не менее всё это не изменило положения дел. Избранный оказался настолько крепконервным, что без смущения перенес всё это. Другой бы, пожалуй, принял избрание такого рода за насмешку судьбы, а этот принял всё за чистую монету.

Уезжая на третий же день с собора, я невольно вспомнил статью Л. Быстрова «К соборянам» («Стар. М.» № 8), в которой выводилась такая мысль, что на соборе желательное для народа дело может совершиться только чудом. Именно чудом. Но чудес теперь не бывает, оно не совершилось и здесь. Только виновниками этого были не представители, как это предполагал г. Быстров, а тот режим, который царит в наших высших духовных сферах. Какой бы состав соборян ни был, ему - этому составу – всегда могут поставить преткновение в виде запрещения говорить И пользуясь этим способом, наши архипастыри всегда проводят в желательном для них направлении какие угодно вопросы. Они совсем не считаются с тем, что каждый представитель есть представитель целой епархии, и никак не хотят прислушиваться к голосу этих представителей, а просто-напросто не дают произносить этого голоса. Да кроме того, если и услышат этот голос, то не придают ему ни малейшего значения. Выборы ясно это показали. Народ для них нужен, чтобы торжественнее открывался собор, чтобы „не скучно» им было решать вопросы и чтобы решения эти имели вид народности. Они, так сказать, закрываются народом, как золотой парчой, жизнь же старообрядчества стремятся вести сами без народа. В этом видится гибель старообрядчества. Согласится ли народ старообрядческий оставить свои права без борьбы? Тут можно всего ожидать: или народ вступится за свои права, или он отдаст все «права и преимущества» духовенству, а сам преспокойно удалится от него. И пока не поздно, надо бы одуматься духовенству и заблаговременно решить: остаться ли ему с народом или сидеть сложа ручки без народа, около своих прав, как около разбитого корыта. Ник. Березовский.

От редакции. Эти отклики гг. Харьковца и Березовского мы поместили, как наглядную картинку того впечатления, которое получилось в провинции от «способа избрания» архиепископа. Но ещё лучшее письмо мы имеем из Москвы, с Рогожского кладбища, хотя и анонимное, с указанием путей, по которым можно осветить всю причину совершившегося. Писавший извиняется за анонимность письма, но это и без извинения вполне понятно: кому же охота лезть на рожон? Ведь все мы отлично знаем, что такое значит и какие отсюда бывают последствия, если идти с противоречием открыто. Так что, зная это, и Харьковец просил: только в крайнем случае поставить вместо действительной подписи – подпись «Харьковец», даже и это он, очевидно, считает опасным. Следовательно приходится и с анонимами считаться. Но у нас ещё есть горячие отклики на тему этого знаменитого «способа избрания», только оглашать-то их все невозможно, да и едва ли полезно. Кажется, никого не убедишь, а врагов наживёшь и притом злейших... Ведь всё равно никто не поверит, что мы ратуем за благо, за преуспеяние св. церкви, а примут это за враждебное отношение к личностям и огласят, что мы враги даже и самой Св. Церкви. Так издревле повелось». «Старообрядчесая Мысль» 1915 г. стр. 892-916.


Привратником быть не покажется просто,
Если встречать круглосуточно разных;
Врага не приветить, считая за гостя,
Суметь отделить от здоровых заразных.

Стучатся, проникнуть спешат пилигримы,
Больные нередко хотят отдохнуть,
Быть бдительным, зреть и артиста под гримом,
Случайно сирот и вдовиц не пихнуть.

Страж дома Господня, недремлющий воин
Молитвой спасает и щедрым даяньем.
Накормлены люди, заправлены кони,
Для всех он и врач, и кормящая нянька.

Ворота – Писание, Библия света,
Проверка по ней еретических мыслей.
Трудись в благовестии с крохотной лептой,
Увидишь, с плодами все ветки обвисли.

Забота моя об епископе даже,
О тех, кто чуть выше и ниже намного,
Чтоб был он не ризами только украшен;
Всех в рамках держать дисциплиною строгой.

От наших ворот получил поворот
Смутьян, бузотёр – черноплод Ханаана,
Кому-то пришлось головнёй тыкать в рот,
Кому-то отсыпать в мешок и в карманы.

За счастье привратником быть мне, в усладу,
Встречать оглашенных и их оглашать,
С иным хамовитым не просто нам сладить,
Он бьёт и лягается, словно ишак.

Но если к нам долго никто не стучит,
Не звонит, не едет и нет телеграммы –
Тревога в душе среди дня и в ночи,
Глаза проглядел из-за шторки и рамы.

Пора бы мне вахту другим передать,
Устав о порядках прошу сохранить,
Смотреть, чтобы инде не спрыгнул к нам тать
И ветер ворота не смог накренить.

18.3.05. ИгЛа