Вопрос 2704

Вопрос на тему «Старообрядчество»
Из книги — Лапкин И.Т. «‎...открытым оком», том 12

Вопрос 2704:

Вы столько хорошего рассказали об епископе Михаиле и о его трагической судьбе. Но были же у него друзья при его жизни; заступались ли они за него в печати?

Ответ И.Т. Лапкина:

Были и много, и заступались. Но староорядчество в своей основе сроднилось со страшным непокорством, с упёртостью в свою непогрешимость и правоту, и это в них кипит почти в каждом. И себя, и друг друга они испепеляют этой ненавистью ко всему, что не входит в их прокрустово ложе упёртости и неразвитости. Вот только несколько писем из далёкого 1915 года.

«На епархиальных съездах необходимо обсудить хорошенько ещё один вопрос для окончательного его решения на освященном соборе. Я разумею дело епископа Михаила. Довольно держать этого человека в таком унизительном и оскорбительном и для него, и для всего старообрядчества положении. Пора развязать ему руки для большего делания на пользу христианства. Время показало, как несправедливы и напрасны были все опасения на его счёт людей осторожных и боязливых.

Пора разрешить ему священнослужение, снять с него тяжёлую и, думаю, для рядовых, обыкновенных людей невыносимую 7- летнюю опалу. Он нужен, как даровитый и незаменимый проповедник. Он нужен и в старообрядческом институте, ибо преподавать богословские дисциплины у нас пока некому: необходим для этого высший образовательный ценз по богословию и каноническому праву. Работа епископа Михаила будет у всех на глазах, под контролем общества, и всякие опасения, таким образом, отпадают. Никакое церковное наказание не должно быть чрезмерным. Довольно кары! Или снимите её, или, если можете, доводите скорее дело до логического конца, - докажите, что он не старообрядец, не христианин и не епископ, и извергните его. Я думаю, что, при всём желании некоторых невежественных людей или личных врагов епископа Михаила, сделать последнее невозможно; это произвело бы смуту и даже раскол в старообрядчестве. Но и такое положение, как теперь, более терпимо быть не должно, – оно унизительно и вредно для всей церкви, порождая вражду между членами церкви из-за этого вопроса. Мы не сомневаемся, что епископ Михаил подпишет православное исповедание веры, - в древней церкви даже для многих еретиков этого было вполне достаточно.

Обвинения и хитросплетения о. Г. Карабиновича, имевшего странную смелость взять на себя неподобающую ему роль столпа старообрядчества, при первом же прикосновении к ним епископа Михаила на страницах „Старообрядческой Мысли» оказались или клеветой или натяжкой и подтасовкой и рассыпаются, как карточные домики. Будем молить Царя Небесного, чтобы Он помог, наконец, найти правду и распутать этот узел. Будем во всём, и на епархиальных съездах и на соборе, помнить, что мы дети единой нашей матери церкви, что её радости, успехи и благополучие – и наши радости и успехи, и её печали и нестроения - и наши печали. Будем с молитвою и с верою в Божий промысл дружно и совместно делать общецерковное дело, посильно работать в этом духе и каждый на своём месте. Поборем нашу взаимную отчуждённость и незнание друт друга. Отбросим чувство розни, нетерпимость к личности и мнениям друг друга и взаимную подозрительность. Будем спокойны и объективны. Не будем бояться честной борьбы мнений, ибо из неё рождается истина, а будем бояться самомнения и упорства, пристрастности и корыстных расчётов и мелкой борьбы самолюбий. Нужно разбудить такие стороны нашего ума, сердца и совести, найти такие слова, которые поставили бы крест на всём прежнем плохом, помогли улучшить и развить хорошее и пробудили в нас добрые христианские и братские чувства. Много в старообрядчестве назрело вопросов, которые требуют нашей общей упорной работы, тщательного рассмотрения, серьёзной разработки и проведения в жизнь.

Без всяких предвзятых мыслей и решений, с открытою душою будем звать друг друга к доверию и общей работе на пользу церкви. Если некоторые из назревающих вопросов и трудно провести в жизнь, то всё же это не должно нас охлаждать. Будем, по Евангелию, просить, чтобы получить, искать, чтобы найти, наконец – стучать, чтобы дверь отворилась.

Закончу горячим пожеланием успеха и плодотворности в предстоящей старообрядчеству общей соборной работе на церковной ниве и верой, что спаянные чувствами взаимного доверия, понимания, терпимости и братской любви и совета, мы дружно и бодро, с верой в Божию помощь и в свои силы и серьёзное желание принести пользу церкви, пойдём все вперёд и вперёд. Не забывая, что „спасение во многом совете», и что „если не Господь, всуе труждаемся», будем все усердно просить Бога, чтобы Он указал нам достойного отца и архипастыря».

В. Макаров. «Старообрядческая мысль» 1915 год. Стр. 518-19


Открытое письмо Тимофея Саввича Морозова Феодору Ефимовичу Мельникову.

Г. I. X. С. Б. П. Н. Дорогой о Христе брат Феодор Ефимович!

8 сент. был в Москве на Рогожском кладбище и заходил в старообрядческий институт повидаться и побеседовать с Вами. Но, к несчастью, не застал Вас и так как, по всей вероятности, мне не скоро удастся попасть опять в Москву, вследствие массы работы по делам службы, решил Вам послать настоящее письмо. Заранее извиняюсь за причинённое беспокойство и надеюсь, что Вы ответите на него так же чистосердечно, как я обращаюсь к Вам. Дело касается запрещённого владыки Михаила. Я не начётчик и не знаток канонов церковных, а простой мирянин, но от души вам скажу с глубокою горечью и со стыдом за старообрядчество, прочёл письмо владыки, помещённое в № 10 журнала „Старообрядческая Мысль» за 1915 год. Надо иметь жестокое сердце, чтобы не быть потрясённым, до глубины души этим воплем замученного человека. И поэтому мне кажется, что вопрос о разрешении владыки не только можно, но даже должно поднять. Я не принадлежу к сторонникам владыки, так как его проступки: принятие единоличного рукоположения и неповиновение собору неканоничны, а его враждебность к покойному архиепископу Иоанну и резкие выпады против последнего в печати совершенно не гармонируют с духом нашей древле-православной церкви. Но за них он и понёс должное наказание, – наказание, доведшее его до того печального душевного состояния, в котором он находится теперь. Был суд, было осуждение, было и наказание, которое продолжалось и продолжается чуть ли не семь лет; пора, наконец, и вспомнить слова Господа нашего Исуса Христа: „блаженны милостивые, ибо они помилованы будут».

В великую годину испытаний, когда кровь наших братьев льётся рекою и когда со дня на день можешь попасть в их число – особенно глубоко чувствуешь смысл этих слов. Опять повторяю, я не сторонник запрещённого владыки и вполне согласен с мнением отца Алексея Старкова, что ему кафедры давать не следует, но думаю, что решение этого вопроса не столь важно по своим практическим последствиям, сколько по своему принципиальному характеру. Обходить этот вопрос, замалчивать его, по-моему, является преступным малодушием; ведь не надо забывать, что вот уже скоро десять лет, как владыка Михаил сотрудничает чуть ли не во всех древле-православных журналах („Старообрядец», „Старообрядцы», „Церковь», „Старообрядческая Мысль», „Слово Церкви»); имя его известно всем древле-православным христианам нашей великой родины. И для старообрядческого института он не мало потрудился и нам ли, сотрудникам этого института, это не знать. Несмотря на это, он до сих пор под запрещением. В совмещении этих двух фактов: его широкой деятельности на пользу церкви Христовой и его запрещения есть что то-ложное, и каждый старообрядец это чувствует и недоумевает. Для разрешения этих недоумений, по-моему, и необходимо, не откладывая, решить этот вопрос на ближайшем соборе и, конечно, решить категорически: или простить, памятуя слова Спасителя, потребовав, если нужно „исповедание» или же совершенно исторгнуть из сана, как лицо, недостойное именоваться старообрядческим епископом. Всякие компромиссы, обходы, средние пути внесут лишь рознь и смуту в Церковь Христову.

Прочтя эти строки, дорогой о Христе брат, Вы, вероятно, зададитесь вопросом, почему я не высказывался по этому делу раньше и выбрал такое неудобное время, как война. Объяснение сего в том, что при жизни покойного владыки Иоанна, столь враждебно относящегося к владыке Михаилу, это было бы совершенно бесполезно и могло бы лишь принести вред церкви Христовой. Не осмеливаясь осуждать покойного и благоговея перед его памятью, тем не менее я не могу не признать его страшного упорства в некоторых вопросах — упорства, с которым мне лично пришлось столкнуться. Про этот случай я Вам, кажется, разсказывал или писал: дело касалось одного бедного крестьянина Воронежской губернии, который за заключение неканоничного брака попал под запрещение и со смирением нес его около четырёх лет. Неоднократно он приезжал в Москву и умолял владыку его разрешить; последний не отменял cвоегo решения. Случайно он встретился со мной и разговорился, изложив своё печальное дело. Я решился поехать к владыке и просить его смилостивиться, однако никакие мои просьбы не помогли: владыка остался непоколебимым. Два года спустя из уст моей близкой родственницы, дамы занимающей довольно видное общественное положение, я услышал другой рода случай, касающийся её лично. Рожденная и воспитанная в старообрядчестве, она житейских ради выгод при замужестве перешла в никонианство и чеpeз три месяца развелась, не только не скрывая этого печального факта, но рекламируя свой развод по всей Москве и позоря и высмеивая мужа на каждом шагу. Когда ещё дело о разводе не было кончено, она явилась к владыке Иоанну и попросила его отслужить панихиду по её отце и помолиться за неё; приехала на кладбище на автомобиле и разодетая по последней моде. Я предполагал, что владыка, соблюдая строгость канонов, не только не благословит её, но даже и не впустит в храм. Я глубоко ошибся. По её словам, владыка встретил её с распростёртыми объятиями, не только благословил её и ввёл в храм, но и у себя дома не знал куда и посадить её, как дорогую гостью, и в заключение подарил ей собственную фотографическую карточку: о переходе в никонианство, разводе и сопутствующих обстоятельствах, конечно, не было и помина. Одним словом, она осталась от него в восторге и всюду говорила, что он очень мил (извиняюсь, дорогой о Христe брат, Вам подобного рода выражения могут показаться дикими, но передаю лишь то, что слышал от неё лично).

Сопоставляя эти два случая и видя страшное упорство в первом и слишком большую мягкость во втором, я вывел заключение, что в деле владыки Михаила он останется непоколебимым; ведь у последнего нет ни видного общественного положения, ни собственного автомобиля. А раз делу нельзя было помочь, я и решил молчать до времени, тем не менее неоднократно высказывался за категорическое решение дела на соборе в личных беседах с А. С. Рыбаковым и А. В. Зайцевым.

В заключение сего письма обращаюсь к Вам, дорогой о Христе брат, как к „апостолу старообрядчества» с просьбою, высказаться по этому делу; Ваш голос будет иметь громадное значение для всего старообрядчества. Я верю и глубоко верю, что Вы не будете, по выражению Н. Д Зенина, „прятаться в куточек и помалкивать» и с нетерпением буду ждать вашего ответа.

Затем приветствую Вас во Христе братским приветствием.

Тимофей Морозов. «Ст. Мысль», 1915 г. Стр.1071-73

К спору об епископе Михаиле

(Письмо в редакцию). М. Г., господин редактор!

Покорнейше прошу поместить сию статью в ближайшем № уважаемого вашего журнала.

Я выразился в статье „о разрешении еп. Михаила», помещённой в № 6 вашего журнала за 1914 год, „что дело еп. Михаила уже время пересмотреть». Мне кажется, что это время близко, так как открылась весьма интересная и резкая полемика по этому вопросу между сторонниками и противниками еп. Михаила. Даже одни другим угрожают привлечением к суду за клевету. Противниками издана целая книга –123 стр., а сторонниками против этой книги помещена статья в № 6 журн. „Слово Церкви» за текущий год. Само собой разумеется, что та и другая сторона увлекаются и пересаливают, посему мало знакомым с сущностью дела и с полемикой нелегко разобраться: кто прав и кто виноват. Но так как вопрос немаловажный, ибо решается судьба не простого человека, а епископа, притом, высокообразованного: или быть ему разрешенным, или навсегда запрещённым, а быть может, изверженным и отлучённым от церкви, поэтому не грех принимать участие в таком важном деле и беспристрастным лицам. Таким беспристрастным лицом по данному вопросу и являюсь я. А что действительно я беспристрастно отношусь к данному делу, это доказывают и противники и сторонники еп. Михаила. Противники в своей книге называют меня „защитником» еп. Михаила, а сторонники называют меня просто клеветником против еп. Михаила, значит ни та, ни другая сторона меня своим не считают, и я беспристрастно стою между ними. Конечно, те и другие о мне жестоко ошибаются, благодаря увлечениям и пристрастности. А я считаю себя счастливым, что обе партии так со мной поступили, они этим вызвали меня быть строгим наблюдателем и оценщиком их полемики, кто именно будет из них правее. А быть наблюдателем и оценщиком для меня самое подходящее дело, ибо я ни на что не сменяю правду Божию и высказывать правду Божию не постесняюсь никого: ни архиереев, ни журналистов, ни редакторов. Я не посмотрю, что обвинителями издана книга по благословению его высокопреосвященства архиепископа Иоанна. Хотя бы и от всего собора, но если что в книге сказано справедливо, то буду утверждать, что это правда, если же что сказано ложно, то буду утверждать, что это ложь. Издателю о. Карабиновичу я уже послал открытое письмо, в котором наложил ему, как говорится, полны карманы и пазуху и заметил, что он извратил и исказил не только смысл моей статьи, но также извратил и исказил смысл слов Евангельских, и такое его учение я называю лжеучением. Копию с письма пришлю в редакцию для печати, но немножко подожду, не ответит ли что.

Теперь посмотрим, как защитники еп. Михаила рассматривают изданную его противниками книгу. Автор статьи в „Слове Церкви», рассматривавший книгу, не столько старается оправдывать или опровергать приведённые против еп. Михаила главные доводы, сколько старается подорвать личный авторитет издателя. Даже набрасывает подозрительную тень на издателя, что он во зло употребил архиепископское благословение на издание книги, что-де едва ли дано такое благословение. Но ведь архиепископ был ещё жив и мог сказать, что такого благословения им не дано, и злоупотребителя мог наказать. Если же со стороны архиепископа ничего такого не было, то заподозревать и обвинять во злоупотреблении архиепископским благословением крайне несправедливо. Но беспристрастные читатели должны обращать внимание не на авторитет пишущего, а на пишемое. Справедливость требует сказать, что издатель книги о. Карабинович в статье „вместо предисловия» и в рассказе, как появилась Канадская старообрядческая епархия, допустил весьма много несправедливостей, даже исказил Евангельские слова, чем, конечно, не преминул воспользоваться его противник, удачно и сильно разобрав это искажение Евангельских слов, и заключает: „В таком же духе написаны и все остальные статьи». Затем коснулся некоторых неважных доводов: „Что еп. Михаил снят на портрете с сектантом, что в защиту еп. Михаила писал в газетах известный Петров, что Михаил при подписи не ставит слово „старообрядческий». Конечно, всё это опровергнуть легко. Наконец, коснулся одного и неопровержимого факта и пишет так: „Пора бы бросить повторять и ту нелепую клевету, будто еп. Михаил хиротонисан во епископа для секты свободных христиан. Эту клевету о. Карабинович основывает единственно на голословном утверждении о. А. Старкова. Но насколько этот человек заслуживает доверия, видно из того, что он три раза подвергался запрещению от священнодействия за свои недостойные выходки по адресу старообрядческих епископов. В данном же случае его уверение заслуживает ещё меньшего доверия в виду того, что он говорит о рукоположении еп. Михаила с предвзятою целью, желая свести старые личные счёты с рукополагателем еп. Михаила. Лучшим опровержением указанной клеветы и служит время. Если бы еп. Михаил был рукоположен для свободных христиан, то он к ним давно бы уже ушёл... Но он и не думает никуда уходить, оставаясь старообрядцем, несмотря на всю травлю, клеветы и нападки на него со стороны таких господ, как о. Карабинович.

Мы отметили только главнейшие места и доводы книги о. Карабиновича, но и из них читатели могут судить о достоинстве этого произведения», заключает автор статьи.

Прочитавши такую красноречивую защиту, читатели вполне могут подумать, что еп. Михаил ни в чём не виновен. Но в действительности дело обстоит далеко не так, ибо отмечены не главнейшие места и доводи, а выбраны наиболee слабейшие, а главнейшие обойдёны самым красноречивым молчанием.

Но посмотрим, как и чем опровергается факт незаконного рукоположения. Во-первых, тем, что о. Старкову нельзя доверяться, потому что он „подвергался запрещению за недостойные выходки по адресу старообрядческих епископов, и желает свести личные счеты с рукополагателем еп. Михаила». Во-вторых, что еп. Михаил не ушёл к сектантам и не думает никуда уходить. Но уходить ему куда-либо теперь нет никакого смысла. Живёт он на свободе. Если бы жил в старообрядческом монастыре и подчинялся бы монастырскому уставу, тогда ещё можно бы говорить, что никуда не уходит. Основать обновленческую церковь, для чего он хиротонисался, не пришлось, и приходится жить, как живёт. Но если бы он желал быть истым старообрядческим епископом, то не позволил бы себе согласиться на незаконное рукоположение, а дождался бы законного рукоположения. Или бы теперь старался загладить эту вину, съездил бы в Канаду, пожил бы там, сколько-нибудь; потом, приехав, объяснил бы собору, что жить там епископу нет смысла. Тогда бы можно говорить, что он истый старообрядец и желает быть старообрядческим епископом. А что якобы о. Старков утверждает всё это из-за личных счетов с рукополагателем еп. Михаила, это чистейшая ложь и, пожалуй, клевета. Я утверждаю и буду утверждать до смерти, что еп. Михаил перешёл в старообрядчество с целью получить хиротонию и основать обновленческую церковь, в которую могли бы входить все без различия веры и обрядов и без всякого чиноприёма. Утверждаю потому, что твёрдо знаю не из газет только, а слышал своими ушами из уст рукополагателя и его помощника в этом деле Феодора Ефимовича Мельникова, когда они меня вызвали в Нижний-Новгород для рукоположения Михаила. За рукополагателя ничего не могу сказать, но за Ф. Е могу надеяться, что глаза на глаза со мной он не откажется от своих слов. Думаю, не хватит у него духу сказать, что не говорил мне этого.

Так смею надеяться потому, что на бывшем первом соборе по делу хиротонии еп. Михаила, когда я высказал это ему в глаза, у него не хватило духу отказаться от своих слов. Посему думаю, что и теперь не откажется. Также не может служить опровержением этой сущей правды и та фраза, что не следует доверять о. Старкову, потому что он подвергался запрещению за выходки по адресу старообрядческих епископов. Эта фраза имела бы ещё некоторый смысл, если бы о. Старков подвергался запрещению за ложь или клевету, но он подвергался запрещению только за резкие или (по выражению соборных актов) за дерзкие выражения против некоторых епископов. Но ведь дерзость не клевета и не всегда бывает предосудительна, но по словам вселенского учителя св. Златоуста „о благочестии дерзость бывает похвальна». Притом не надо забывать, что тогда говорили и писали резко и дерзко по адресу старообрядческих епископов не один о. Старков, а и другие. Ф. Е. Мельников на всероссийском съезде говорил; „Владыка архиепископ форменно выгнал съезд с Рогожского кладбища, не дав ему собраться там». А в журнале „Церковь», которого состоял редактором тот же Ф. Е. Мельников, тогда печатались статьи ужасно резкие по адресу старообрядческих епископов; некоторых епископов обвиняли: в нарушении церковных правил, во всевластии, в посягательстве на права мирян, в застарелых болезнях, в заблуждении от веры. Затем тот же Ф. Е Мельников в 1913 году был нежелателен архиепископу быть на соборе, и тоже могут говорить, что за недостойные выходки. Значит, поэтому и ему доверять нельзя? Ещё следует напомнить, что запрещению от своих соборов подвергались и св. великие отцы: св. Златоуст, преп. Феодор Студит, преп. Максим Грек был осуждён в заточение и отлучён от причащения, как нераскаянный еретик. Неужели и этим великим мужам доверяться нельзя, потому что подвергались запрещению, доверяться только издателям и корреспондентам журнала „Слово Церкви», которые скрывают свою фамилию и нередко, ради дружбы, замалчивают правду Божию и расхваливают ложь и клевету. Но о. Старкова никто не уличит и не докажет, чтобы он, ради дружбы паче правды, когда-либо замалчивал правду Божию, или бы защищал и расхваливал ложь и клевету.

Итак, господа защитники, если хотите защищать еп. Михаила, то защищать следует не такими приёмами, а постарайтесь разобрать все доводы о. Карабиновича так же, как разобрали приведённые им и искажённые Евангельские слова. Вот о. Карабинович в своей книге пишет, что ещё в 1911 году от совета при архиепископии послано еп. Михаилу 37 вопросов, касающихся его учения, и будто по сие время не получено от него никакого ответа. Если это верно, то на вас, защитниках, лежит прямой долг просить еп. Михаила ответить, а если и по вашей просьбе не ответит, тогда что же и распинаться вам за него? А если хотите распинаться, то постарайтесь ответить на все напечатанные вопросы сами и согласовать учение еп. Михаила с православным учением, тогда и посмотрим, кто защищает правду и кто ложь». Старообрядческий протоиерей А. Старков. От редакции. Дав о. А. Старкову возможность высказаться по волнующему многих вопросу о разрешении епископа Михаила, мы с удовольствием отмечаем, что сам епископ Михаил на страницах нашего журнала разбирает теперь эти «37 вопросов», которые, оказывается, вовсе ему и не были посылаемы. И будем молить Бога, чтобы этим рассеялось тягостное недоразумение, и предстоящий освященный собор разрешил священнослужение епископу Михаилу. Ведь наказание он теперь не за то несёт, как и для кого он поставлен: этот вопрос покончен, и собором сан его признан. А за то, что не поехал в Канаду, и оказывается – и не мог поехать. Не довольно ли за это семилетнего запрещения?!

«Ст. Мысль», 1915 г, Стр.447-55 Быстров.


О, если б душу так же, как и тело
Лелеяли, старались бы украсить,
Душа бы не стонала, гимны пела –
Бессмертие и тленье равноценны разве?

Для тела холодильники и кухня,
Портные, институты и концерты,
Банкеты, выпивки… и разум там потухнет.
Всё перечисленное только лишь до смерти.

Угробленное в гроб или в сугроб –
Погубленное жалость вызывает.
Не человек - рептилия и крот,
Себя же при болезни и охает.

А вот с душою стоит повозиться,
Определить, что ей принадлежит;
Провозгласить не меньше чем царицей,
Вручить ей Царство, а не гаражи.

Душа, духовное и нету ей отдушин,
Нет выхода, распластана по пьянке;
Отдохновенья нет от дел пустых, бездушных –
Ни воспитателя у ней, ни нежной няньки.

А душу вечную, погибшую душонку,
Христос любвеобильно приглашает
Прислушаться хотя бы и спросонок,
Прийти до Чаши от корыт, лоханей.

Он Сам дарует новое рожденье,
Оденет в белоснежную тунику,
В крещении оденет не за деньги,
С избытком жизни даст и впишет в Книгу.

И тело обновится, пусть чуть-чуть,
Взор просветлённый, борода по ветру;
У женщины коса – не комсомольский чуб,
Заблеет агнцем бывший диким вепрем.

Душе в усладу выдать предпочтенье,
Ей вожжи в руки и, конечно, кнут.
Кто понял это, тот герой и гений,
К Царю царей он направляет путь.

14.3.05. ИгЛа