размер шрифта

Поиск по сайту



Неправый суд. "Здесь позволяют говорить правду"

Из книги – И.Т. Лапкин «Для слова Божьего нет уз...»


Запись суда над Игнатием Лапкиным (Барнаул, июнь-июль 1986)

Совсем недавно «Русская мысль» получила большую пачку самиздатских документов, в большинстве своём неизвестных и отправителями (в России) предназначенных дня публикации на наших страницах. В предыдущем номере «P.M.» наши чи­татели уже могли ознакомиться с некоторыми из этих докумен­тов: «Вазиф Мейланов в Чистопольской тюрьме». «Судьба Ана­толия Марченко» и ряд информационных сообщении, из ко­торых мы выбрали те, что являлись новыми, и объединили их под нашим обычным заглавием «Вести с родины». Публикацию важнейших текстов из полученных нами мы будем продолжать.

Сегодня мы публикуем запись суда над Игнатием Тихонови­чем Лапкиным. Как сообщает бюллетень «Вести из СССР», И. Т. Лапкин (1939 г. р.) – православный верующий (возможно, принадлежит к Истинно-Православной Церкви), имевший так­же контакты с баптистами, пятидесятниками и т. д. Игнатий Лапкин был арестован 9 января 1986 года по ст. 190-1 УК РСФСР, к которой в ходе следствия была прибавлена ст. 162 (занятие запрещённым промыслом). Суд проходил в Барна­уле с 10 июня по 10 июля и закончился приговором к двум с половиной годам лагерей общего режима с конфискацией имущества. В счёт срока зачтено время, которое Лапкин просидел (видимо, под следствием) в 1980 году.

Самиздатский составитель в предисловии к записи пишет: «В г. Барнауле в июне-июле 1986 года происходил процесс над Игнатием Тихоновичем ЛАПКИНЫМ. Материалы этого судеб­ного разбирательства приводятся ниже. К сожалению, у нас не было возможности зафиксировать весь ход процесса, по­этому приводимые ниже материалы носят отрывочный харак­тер».

Запись обрывается на споре подсудимого с экспертами. Из бюллетеня «Вести из СССР» мы узнаём, что материалы, инкри­минируемые Лапкину, в течение двух дней зачитывались в су­де. Это, конечно, редкий случай, хотя ясно, что была зачита­на лишь малая часть текстов, фигурировавших в обвинитель­ном заключении.

Мы практически ничего не изменили в полученном нами текс­те, в котором зафиксирована живая речь участников судеб­ного разбирательства. Многоточия в тексте поставлены самиздатским составителем и означают пропуски в записи. В отдель­ных местах, где пропуски вызваны плохим качеством копии (наш экземпляр – текст. сделанный под копирку), мы ставили в квадратные скобки.

24 ИЮНЯ.

Показания свидетеля (женщина, фамилия не указана).

СУДЬЯ: Подсудимого Лапкина знаете?

СВИДЕТЕЛЬ: Знаю. Встречаюсь второй раз здесь в суде.

СУДЬЯ: А первый раз где встреча­лись?

СВИДЕТЕЛЬ: Первый раз где встречались... Очень много слышала о нем, заехала встретиться...

СУДЬЯ: Записи литературы получали от него?

СВИДЕТЕЛЬ: Я не получала от него. У меня от сестры оставалась начитан­ная Библия и ещё несколько плёнок.

СУДЬЯ: У подсудимого будут вопро­сы к свидетелю?

ЛАПКИН: Ваша сестра, у которой вы приобрели плёнки, она была в лагере и рассказывала. Вы «отца Арсения» слы­шали рассказ?

СВИДЕТЕЛЬ: Да, «об Арсении» слышала.

ЛАПКИН. Что-нибудь в её жизни с Арсением сходится или там всё клевета на советский строй? Что в лагере, там не мучили, а жили как на курорте? Пото­му что в этом интервью, разговор о ко­тором здесь ведётся, её слова записаны, хоть и озаглавлены «Мария Евлампиевна». (Обращается к суду). И как раз жи­вой свидетель, родная сестра её перед вами стоит. (К свидетелю). Вы всё слыша­ли – как, правда там написана или нет?

СВИДЕТЕЛЬ: Сестра очень много рассказывала, и сама я была у неё в ла­гере. Не курорт, конечно.

ЛАПКИН: Значит, в «о. Арсении» там не измышления, не клевета?

СВИДЕТЕЛЬ: В «о. Арсении» сущая правда.

ЛАПКИН: А «Существует ли загроб­ная жизнь?» приходилось слушать?

СВИДЕТЕЛЬ. Я читала книгу.

ЛАПКИН. Она тоже мне приписывается как порочащая советский государственный и общественный строй. В ней что-нибудь вам показалось клеветническим?

СВИДЕТЕЛЬ. Никаких измышлении там нет.

ЛАПКИН. А проповеди Ярла Пейсти вам приходилось слышать?

СВИДЕТЕЛЬ Нет, не приходилось.

ЛАПКИН. А Рогозина «Кто же Этот» или «Совокупность совершенств»?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет.

ЛАПКИН: И последний вопрос обо мне. Вы слышали от Гены обо мне. Как я в храм стремился, как верующий или только под покровом верующего ста­рался какие-то порочащие документы распространять? Как вам это показа­лось?

СВИДЕТЕЛЬ: Я очень хотела встре­титься с вами и чему-нибудь научиться. Сестра моя, когда я что-нибудь вспылю, говорила: «Тебе надо побыть у Игнатия, ты тогда была бы кроткая, ты была бы смирная».

ЛАПКИН: Она вам не рассказывала, что когда я брал интервью, то я выска­зывался бы недовольно на страну, же­лал бы какие-нибудь перемены?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет, ничего такого не было

Допрос свидетеля Яковлева Геннадия Михайловича.

СУДЬЯ: Вы предупреждаетесь о том. что должны говорить только правду.

ЯКОВЛЕВ: Я буду говорить правду, но как показал допрос предыдущих сви­детелей, здесь не позволяют говорить правду.

СУДЬЯ: Вы их допрашивали?

ЯКОВЛЕВ: Здесь не позволяют гово­рить правду, прерывают свидетелей, Я буду говорить правду, если вы меня не прервёте.

СУДЬЯ: Суд правильно останавлива­ет свидетеля, если он говорит не по су­ществу дела. Это наше право. То есть на суде надо говорить то, что касается де­ла, а не то. что хотелось бы, о чём угод­но. Лапкина знаете?

ЯКОВЛЕВ: Да. Он является моим ду­ховным отцом, лучшим моим другом

СУДЬЯ: С какого времени?

ЯКОВЛЕВ: С 1978 года

СУДЬЯ: Нас интересует такой во­прос: при обыске у вас в декабре 1985 года изъяты две катушки «XX век христианства».

ЯКОВЛЕВ: Они не изъяты. Они были выданы мной добровольно. Добровольно при условии, что не будут делаться обыски у других людей, в частности, у моей тётки (9 января 1986 гола это обещание было нарушено и сотрудниками прокуратуры были проведены обыски по всем адресам, о которых здесь идёт речь).

СУДЬЯ: Откуда они у вас?

ЯКОВЛЕВ: От Лапкина.

СУДЬЯ: Когда вы взяли их?

ЯКОВЛЕВ: Точно не помню.

СУДЬЯ: Другую литературу от него получали?

ЯКОВЛЕВ: Да, получал.

СУДЬЯ: Назовите.

ЯКОВЛЕВ: Полные Жития святых, творения Иоанна Златоуста и другие за­писи религиозного содержания, которые были изъяты.

СУДЬЯ: У нас есть протокол осмотра вещественных доказательств, согласно которому в краевой суд направлены как вещественные доказательства две эти ка­тушки «XX век христианства». У прокурора вопросы будут?

ПРОКУРОР: Почему вы эти две катушки добровольно отдали? Только лишь потому, чтобы не были проведены обыски у ваших родственников или ещё какие либо причины были?

ЯКОВЛЕВ: У меня сообщение к председателю суда. 14 марта 1986 года мною было написано заявление прокурору Алтайского края и копия была послана Генеральному прокурору СССР. Эго заявление я просил приобщить к материалам дела. Мне сегодня сообщил следователь Курьят В. К., что это заявление пролежало у него в долгом ящике и не было приобщено. Оно находится сейчас у представителя обвинения. Я про­шу разрешения прочитать его здесь. Там довольно исчерпывающе даётся от­вет на все ваши вопросы.

ПРОКУPOP (перебивает): Вы отвечай­те на вопрос, который Вам задан. Чем вы руководствовались? Только ли тем. чтобы не проводились обыски у ваших родных или ещё чем-нибудь?

ЯКОВЛЕВ: Только лишь этим. У меня был произведён обыск 11 октября 1985 года – за три месяца до открытия уго­ловного дела на Лапкина. У меня взя­ли при обыске письма и адреса всех друзей и сообщили, что будут обыски у людей, которые не имеют никакого от­ношения к тому делу, по поводу которо­го у меня обыск, в том числе и у моих родственников. И когда мне на первом допросе предъявили уже данные экс­пертизы по «XX му веку христианства», т. е. экспертиза была уже до начала воз­буждения уголовного дела, я выдал доб­ровольно, чтобы оградить от обысков своих друзей и родственников.

СУДЬЯ: А к вам ещё такой вопрос. В обвинительном заключении содержит­ся факт изготовления и распростране­ния Вами заведомо ложных измышле­ний, порочащих государственный и об­щественный строй. Относительно Вас дело возбуждено, и вы привлекаетесь или нет?

ЯКОВЛЕВ: Вам лучше знать.

СУДЬЯ: Вопрос о привлечении на­правлен в Енисейскую и Краснояр­скую прокуратуры.

ЯКОВЛЕВ: Это надо прокурора спро­сить.

СУДЬЯ: Вы считаете себя виновным?

ЯКОВЛЕВ: Нет. Я себя виновным не чувствую.

СУДЬЯ: Лапкин, к свидетелю вопро­сы. И давайте так договоримся, нас, если вы обратили внимание, не интересует оценка свидетелем тех или иных произведений. Такие вопросы будут сниматься.

Далее Игнатий Тихонович говорил о том, что ему вменяются в вину заведомо ложные измышления. Он, как христианин, нe приемлет никакой лжи, поэтому необходима характеристика верующими людьми, как произведений, так и его самого, как человека. Что необ­ходимо оценить то, как подействовали эти произведения на людей. Всё это предсе­датель суда отклонил и заявил, что они не нуждаются ни в каких оценках и са­ми могут дать объективную оценку всех произведений.

ЯКОВЛЕВ: Я окончил университет, по специальности – историк, и мог бы дать оценку всех произведений.

СУДЬЯ: Вот и занимайтесь этим в сво­бодное время. А здесь нам этого не нужно.

ПРОКУРОР: А вот ответьте, пожалуй­ста. В 1981 году вы начитывали совмест­ное с Лапкиным книгу Регельсона «Тра­гедия русской церкви»?

ЯКОВЛЕВ: Начитывал.

ПРОКУРОР: Сколько примерно начи­тали?

Я КОВЛЕВ: Примерно одну треть кни­ги. Сначала.

ПРОКУРОР А дальше вы прекрати­ли?

ЯКОВЛЕВ- Да, я был временно в Барнауле.

СУДЬЯ: Стихи свои читал вам Лапкин? У нас есть такие факты, что 25 ян­варя 1980 года Лапкин начитал свои стихи «Набатный колокол» Долгову и Яковлеву.

ЯКОВЛЕВ: Я этих показаний не да­вал.

СУДЬЯ: У суда есть этот факт.

ЯКОВЛЕВ: Нет, не было такого.

СУДЬЯ: А вообще, эти стихи вам знакомы?

ЯКОВЛЕВ: Если бы Вы прочли их, я бы вспомнил. Напомните содержание.

СУДЬЯ: «Клуб» Вам знаком?

ЯКОВЛЕВ: Это было много лет назад. Вы напомните содержание.

СУДЬЯ: Может быть, Вы действительно забыли? Это было много лет назад.

ЯКОВЛЕВ: Я об этом и говорю. Здесь не прозвучало ещё ни одной строчки, ни стихотворения, ни записи. Всё голословно четвёртый день.

СУДЬЯ: Вспоминаете, где?

ЯКОВЛЕВ: Нет я уже сказал.

СУДЬЯ: Лист дела 267, первый том ваших показаний, касается этих стихотво­рений. «У Лапкина мне приходилось ви­деть стихотворения «Клуб» и другие ре­лигиозного содержания. Читал он их нам сам».

ЯКОВЛЕВ: Возможно, этот допрос был в 1980 году.

СУДЬЯ: Да. 5 июня 1980 года,

ЯКОВЛЕВ: У меня же не семь пядей во лбу. Я не могу помнить всё. Такие ме­лочи!

СУДЬЯ: Лапкин, других нет вопро­сов?

ЛАПКИН: Да, есть вопросы, но как задать их, не знаю.

СУДЬЯ: Вы человек грамотный, эру­дированный, не можете этого не по­нять.

ЛАПКИН: Да Вы мне всё выбили. Главное, речь идёт о содержании. А о содержании какого мнения человек вы­слушавший, повлияло или не повлияло.

СУДЬЯ (перебивает): Содержание оставьте. Оно от Вас никуда не уйдет.

ЛАПКИН: ...Но они ведь разойдутся. Вы экспертов даёте, которые не притра­гивались к произведениям. Живой че­ловек слушал...

СУДЬЯ (перебивает): Другие вопросы будут?

ЛАПКИН: Да, есть и другие вопросы, но все касаются этого.

ЯКОВЛЕВ: А суд хочет объективным ещё быть!

ЛАПКИН: Ну. В двух словах хотя бы, разрешите ему сказать.

СУДЬЯ: Оценка свидетелями этих произведений нас не интересует. Если нет других вопросов...

ЯКОВЛЕВ: У меня есть документы, подтверждающие подлинность этих произведений. Диаконом Сергием Бурдиным были найдены эти документы в библиотеке. Вы сейчас не даёте возмож­ность нам эти документы в каком-то ви­де сообщить. Как тогда защищаться?

СУДЬЯ: У нас есть...

ЯКОВЛЕВ (перебивает): Подсудимый лишен защиты.

СУДЬЯ: Вы не в своей компетенции. Вы свидетель. Если нет вопросов...

ЛАПКИН: Есть вопросы, есть. Мы с тобой не раз встречались. Какие у нас разговоры были? Конечно, у нас с тобой на все темы разговоры были. И политики касались, и всего... Где-нибудь ты от меня измышления о государственном строе слышал или нет? Тебя это должно было бы всё тронуть. Ты – ком­мунист бывший. Семь лет на комсомольской работе – освобождённый ра­ботник. И Суслов тебе родня из Крем­ля...

СУДЬЯ (перебивает): Вопрос, вопрос...

ЯКОВЛЕВ: Понятен. Лапкин для ме­ня является примером христианской нравственности, и, если бы подобные разговоры и заявления были бы, конеч­но, отметила бы моя память. Никогда я не слышал от него ни слова лжи, ни клеветы. А если обличение, правду вы называете клеветой, то это ваше мне­ние.

СУДЬЯ: Вопрос Лапкина о нем са­мом.

ЯКОВЛЕВ: Никогда не слышал от не­го клеветы.

ЛАПКИН: Мне вменяется плёнка, на­званная «Свидетельство Марии Евлампиевны». Там дальше, на другой дорож­ке, свидетельство твоей покойной мате­ри, Царство ей Небесное. Ты неодно­кратно слышал это. Ты матери своей, конечно, верил. Слышал ли что-нибудь та­кое, порочащее государственный строй, клеветническое, заведомо ложное?

ЯКОВЛЕВ: Я сам родился в тюрьме и три года пробыл там вместе с матерью. Я просто просил следователя, просил, как человека, чтобы он отдал мне эту плёнку. Hа которой содержится голос моей матери...

 СУДЬЯ (перебивает): Вопрос ясен?

 ЯКОВЛЕВ: Да. С записями этими я знаком. И в том числе присутствовал при записи голосов многих бабушек, которые рассказывали о своей жизни. В этом как раз и суть. Эти записи являются ил­люстрацией того, что описано в «Архи­пелаге ГУЛаг», в «XX веке христиан­ства». И как раз надо бы использовать это при производстве экспертизы, что не было учтено.

СУДЬЯ: То, что содержится в «Возвращении к разговору», является иллю­страцией к «Архипелагу ГУЛаг»?

ЯКОВЛЕВ: Это живой «Архипелаг», это люди живые. И если вы считаете, что Солженицын написал ложь, хотя он использовал 300 с лишним свиде­тельств заключенных, то это живые лю­ди. Некоторые из них ещё здесь, в Бар­науле, и в других городах. Некоторые уже почили.

СУДЬЯ: На ваш взгляд «Возвраще­ние к разговору» ничего порочащего не содержит?

ЯКОВЛЕВ: Тогда судите заново всех тех...

СУДЬЯ: Вы отвечайте на вопрос Лап­кина.

ЯКОВЛЕВ: Нет, не содержит.

ЛАПКИН: С какой целью Лапкин брал интервью? В начале следствия прокурор прямо выделил, что я брал ин­тервью с той целью, чтобы опорочить, тёмные ПЯТНА выделить, показать в тём­ном свете сталинский строй и всё. Или какая-то другая цель у меня была?

ЯКОВЛЕВ: Такой цели не было. Но каждый говорит о том. что у него болит. И, конечно, это самые яркие страницы из биографии людей, и замолчать об этом – значит, заставить замолчать го­лос своей совести.

СУДЬЯ: Цель, спрашивает, какая?

ЯКОВЛЕВ: А вот такая...

СУДЬЯ: Какая?

ЯКОВЛЕВ: Чтобы оставить свиде­тельства живых людей, а это и для нас пример. Мы христиане – мы почитаем мучеников. И это для нас пример хри­стианской нравственности, жизни, тер­пения.

ЛАПКИН: Мне в обвинение ставится желание поссорить Церковь с государ­ством, что, дескать, у Церкви лояльное отношение с ним. Потому что я руково­дитель группировки златоустовского толка. Это ты замечал во мне? Если ви­дел, то скажи.

ЯКОВЛЕВ: Во-первых, я хочу сказать, что этот вопрос выходит за рамки компетенции гражданского суда. Это явное вмешательство во внутренние де­ла Церкви...

СУДЬЯ: Яковлев, вы правильно гово­рите, что этот вопрос выходит за преде­лы предъявленного обвинения, и мы его не выясняем, и который раз Лапкину говорим, что ему это не вменяется.

ЯКОВЛЕВ: Но почему тогда это в об­винительном заключении? И вызывает недоумение, почему заявление архи­ерея приобщено к материалам уголов­ного дела?

СУДЬЯ: Этот вопрос уже снимался Лапкину.

ЯКОВЛЕВ: Если архиерейское пись­мо находится у Надежды Лапкиной, то как оно могло попасть к вам? Вы только лишний раз подтверждаете...

СУДЬЯ: Яковлев!!

ЯКОВЛЕВ: Да.

СУДЬЯ: Мы здесь не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы сидим. Во­просов у Лапкина больше нет?

ЛАПКИН: Да вот здесь с содержани­ем...

СУДЬЯ: Оценку содержания будет давать суд.

ЛАПКИН: Но надо выяснить, повре­дило произведение человеку или не повредило.

ЯКОВЛЕВ: Я, получается, обвиняемый, а не только свидетель, раз на ме­ня уголовное дело. Я вас просил тогда: судите меня на этом суде. Уже следствие шесть лет идет

СУДЬЯ: Всему своё время. Вопросы есть?

Обращается к присутствующим: «Я уже предупреждал, чтобы в зале не крестились. Не относится это только к Лапкину. He будем превращать суд в молебен».

30 июля. С 10 до 11 часов местного времени.

СУДЬЯ: Мы имеем ряд документов, которые в ходе суда не оглашались, но имеют доказательственное значение. Это публикация в газете «Известия» за 21 июля I980 года. Публикация под за­головком «Запад ищет сенсаций» (заяв­ление священника Дудко). (Зачитывает статью.) Лапкин, вам известна эта пуб­ликация?

ЛАПКИН: Да.

 СУДЬЯ: Ещё до... так сказать... Когда вы с ней познакомились?

ЛАПКИН: Когда вышел из тюрьмы в 1980 году. Я сразу же поехал к нему. Каждое предложение просил проком­ментировать.

СУДЬЯ: Эту газету вы сами видели у него?

ЛАПКИН: Нет, здесь, в Барнауле да­ли мне.

СУДЬЯ: Кто дал?

ЛАПКИН: Я не помню. Как только вернулся, мне сказали: «Ты знаешь?» Я говорю: «Нет, не знаю».

СУДЬЯ: Из знакомых кто-то дал? Из своих?

ЛАПКИН: Да. Из знакомых кто-то дал, я не помню. А в тюрьме хотели мне... Так я, кажется, в тюрьме познакомился даже. Хотели мне показать на кино­плёнке то, что показали по телевиде­нию.

СУДЬЯ: Хорошо, поехали и попроси­ли Дудко прокомментировать...

ЛАПКИН: Перед этим и проехал по знакомым: на Украине, в Киргизии был, слышал отзывы священников, мирян. В это время уже и в журнале «Мос­ковская патриархия» была его статья. Ну, я пришел к нему и попросил пол­ностью прокомментировать её. Эта плёнка у вас есть, она изъята. Там у вас по алфавиту «1980. Беседа с Дм. Дудко». На 270 м. Так что её можно дать прослу­шать. И по каждому предложению рас­спрашивал его: как это понимать, что это означает? Он всё отве­тил.

СУДЬЯ: Так. Возраст какой его?

ЛАПКИН: 82-й год (пауза). Спраши­вал его, как он написал, какие к тому послужили причины. Почему он снача­ла не соглашался, а потом согласился? Я задавал ему такие вопросы, что те, ко­му я давал прослушать, говорили: «Ему легче в КГБ было, чем с тобой разгова­ривать», – т.е. я задавал такие вопросы, как говорили мне люди, передавал не свои мысли, а мысли сослуживцев его из разных концов страны.

СУДЬЯ: Ну, ему, наверное, трудно бы­ло в такой ситуации. Он своё заявление сделал вроде как бы от души. Газета опубликовала, а теперь...

ЛАПКИН (перебивает): Если желаете, я прокомментирую, о чём мы разгова­ривали, беседовали. Я ясно понял. Мо­гу это объяснить. И как он объяснил. Вот здесь, в конце: “Запрещаю публика­цию всех клеветнических произведений”. Я говорю: “И как же вот «О на­шем уповании»?” Он говорит: “Об этом речи здесь нет”. – “Клеветнические вы зна­ете?” Я говорю: “Не знаю”. – “Ну, значит, и нечего вам говорить. Это те, что в «Свете преображения» нравились ко­му-то за рубежом, они их и опубликова­ли”. Я говорю: “«Воскресное собеседова­ние», «О нашем уповании», «На реках Вавилонских»”. Он говорит: “Нет, об этом даже речи не было. Это всё уже передергивают”. Так что то, что у меня сейчас взято, проповеди эти, совершен­но к этому не относится. Я несколько раз переспросил его. – “Нет, говорит, благословляю, публикуйте их. Тебе дал Господь распространять это – распространяй”. И благословил меня. Честным Животворящим Крестом. “Об этом здесь, говорит, речи нет”. После этого ещё раз я с ним беседовал. То, что после этого наступило, как восприняли это его духовные дети, как некоторые отошли от него, и что он выслушал, когда эти его духовные дети поехали к старцам... Ещё жив сейчас Иоанн Крестьянин, к Тавриону поехали. Они тоже объяснили его поступок, сказали им, что у вас головы большие, а лбы медные, ничего вы не видите. И постучал им по лбу старец (его духовным детям).

СУДЬЯ: Он сейчас занимается той же деятельностью, да?

ЛАПКИН: Той же, или нет, не могу сказать, я...

СУДЬЯ (перебивает): Когда последняя ваша встреча была?

ЛАПКИН: Последнее свидание было, в храме слушал, говорит: “Считают, что я изменился в своих действиях, – пусть придут и послушают”. Я говорю, что все говорят, что Вы резко изменили стиль проповедей. Он говорит: “Нет, лучшее доказательство – сама жизнь, пусть придут и послушают”. А вот «Па­радоксы и антиномии» (такова, к счастью, жизнь) – это его, фактически, ответы ученикам, своим духовным де­тям, которые задавали ему вопросы в виде нападок: “Почему Вы так поступи­ли?” И он говорит: “Я многое предвидел, но не предвидел результата, что так бу­дет. Если бы можно было время вернуть назад, я никогда бы этого заявления не сделал. Никогда! Потому что всё пере­вернули. Я говорил не об этом даже. Всё поставили во вред. Вот это я не преду­смотрел. Один момент был, страшная тоска, доходило до отчаяния. Он говорит: восемь лет сталинских лагерей от­был, и для него это был меньший удар, нежели сейчас отношение его духов­ных детей к нему”.

СУДЬЯ: Он за что сидел?

ЛАПКИН: Я не знаю.

СУДЬЯ (неразборчиво).

ЛАПКИН: Нет. конечно. Ничего этого не было. Я говорю: “Вот если Вы это за­явление сделали бы раньше, оно имело бы больший смысл?” – “Нет”, – гово­рит. Он доказывает, что именно в тюрьме. “Здесь же под нажимом”, – говорит. Много было разных заявлений, вариа­ций. Вот из них выбирай какое (это ему было предложено). Вот он пишет одно – не подходит. Второе напишет, третье. Так. может, до десяти. А из них потом компоновали, какое для газеты более всего подходит. Как это выглядело в глазах других людей, он понял почти на другой день, как только вернулся. А в дальнейшем всё это показало...

СУДЬЯ (перебивает): Лапкин, всё это оправдание Ваше священника Дудко и перед нами.

ЛАПКИН: Я говорю, что Он не знал, что не для себя это говорю. Так, гово­рят, священники некоторые книги ва­ши побросали в огонь. Он говорит: “Ну, если они любили книги, и книги эти правильны, то при чем здесь я? Хотя бы я даже и умер и совсем был отступником, то какое это отношение к книгам имеет?” Он знал, что этот разговор будет не для меня одного, я дам слушать и дру­гим священнослужителям, архиереи будут слушать, и он говорит для всех это. Да, о Дудко можно сказать только (я всё не могу говорить, так как он мой духовный отец), но только он поднялся над Россией как колосс один. И такой ситуации не складывалось ни с одним святым за всю историю христианской Церкви: быть покинутым всеми до еди­ного архиереями. Это страшная траге­дия нашей Церкви. В этот момент един­ственный он растерялся.

СУДЬЯ (перебивает): Может, и поделом? Если занимается такой клеветнической деятельностью. Чтобы другой не оказался бы в такой ситуации. Может, очень хороший урок?

ЛАПКИН: Нет, но как раз, что ему ста­вится к этим книгам, что у меня там взя­ли: об этом здесь даже слова нет. И это передернули. Один, может быть, только «Максим Исповедник». Но зато...

СУДЬЯ (перебивает): Но оценку кни­гам его эксперты дали?

ЛАПКИН: Но эксперты ведь неверующие. Если бы дали экспертам Библию послушать, по тогдашним временам, мы знаем, то, что... (неразборчиво) их казни­ли... первых христиан...

СУДЬЯ: Заключение экспертов не расходится с той оценкой, которую сам себе дает Дудко.

ЛАПКИН: Не об этом он говорил, я го­ворю. Не о книгах этих. Эксперты дают оценку книгам, о которых он слова не говорил. Он никак не предвидел, что всё это будет на одну доску поставлено. Он говорит: “Я никогда бы этого не сде­лал, согласился лучше умереть, нежели сделать такое заявление”.

СУДЬЯ: Ну, хорошо.

ЛАПКИН: “Для меня смерть, – говорит, – было бы несравненно легче перенести, нежели такое отношение друзей и духовных детей”.

СУДЬЯ: У нас есть ещё ряд докумен­тов 1980 года (начинает долго перечитывать даты протоколов осмотра и у кого и что изымалось, при этом он заставляет секретаря всё это записывать).

СУДЬЯ: Все эти вещи осматривались и приобщались. У Вас будут какие-нибудь замечания?

ЛАПКИН: Не знаю, так ли это. Люди, которые пытались в прошлый раз гово­рить (здесь Игнатий имеет в виду свиде­теля Устинова, показания которого бы­ли весьма путаны и непонятны). На су­де он не присутствовал вовсе, но был за­читан протокол допроса (сам свидетель Устинов уже стар и парализован), что больной человек, у него было там – не было. Сын хотел сказать (на процессе сын Устинова хотел дать пояснение по поводу допроса своего отца), но ему от­казали в этом. Когда же он стал наста­ивать, то его попросту попросили поки­нуть зал, что он и сделал, – ему не дали сказать. Я же не знаю, как было или не было. Я читал, смотрел, написано так непонятно и разбросанный такой ка­кой-то почерк. Я совсем не знаю, у кого что брали. «Возвращение к разговору» – мне тут 11 плёнок вменяется, а как свидетелей выслушали, оказалось, что только две. И две эти я не давал притом. Ну ладно, у меня тут хоть какие-то про­блески доверия к правосудию появи­лись, ладно, разберутся, всё-таки разобрались.

СУДЬЯ: Лапкин, по этим протоколам ничего не будет?

ЛАПКИН: Я совсем не знаю, как там было. Вообще ничего не могу сказать. Люди эти ничего не подтверждали. Я не знаю, так или нет.

СУДЬЯ: Но ведь не верить нельзя.

ЛАПКИН: Ни да, ни нет. Не верить у меня оснований нет, и верить основа­ний нет.

СУДЬЯ: Ещё один вопрос у меня. Он имеет отношение к делу косвенно. Лап­кин, свидетель Бурдин.. Вы встреча­лись с ним до этого, нет?

ЛАПКИН: С Сергеем Александрови­чем?

СУДЬЯ: Да.

ЛАПКИН: Я в глаза его видел, а бесе­довать – ни разу не беседовал. Ничего я ему не давал, не переписывались. Ни­чего не было. Только вот мимоходом. Я у отца его был, а он в это время заходил в комнату и вышел. Только и всего.

СУДЬЯ: Он правильно, значит, сказал, что беседовать вам не приходилось?

ЛАПКИН: Нет, совсем нет. То есть мы совершенно как бы...

СУДЬЯ (перебивает): Кроме как по телефону:

ЛАПКИН: Если бы раньше я его увидел где-нибудь на улице, то я не узнал бы, что это он. Я совершенно его не знаю. Поэтому то, что отставили его от защитника для меня, совершенно полная неожиданность была. Тем более, у меня в письменном виде заявления не было, перед самым закрытием дела (30-го закрытие было, и 30-го следова­тель принёс записку, что точно, уже созвонились и что всё нормально, всё, всё, всё). Дове­ли до конца – и раз – ничего нету, все на одно. Я понял, что это просто обман.

СУДЬЯ: Такое заявление нам поступило. Оно к нам поступило 16 июня. Уже дело было назначено выше. А су­дебное заседание, получается, по суще­ству...

ЛАПКИН (перебивает): Я объясню это, пожалуйста, вам.

СУДЬЯ: По заявлению не надо объяс­нять. Заявление ваше, получается, рас­смотрели?

ЛАПКИН: Ну да, но месяц назад не было. Я не знаю, какие заявления пи­сать. То есть меня каждый день баюкал следователь: всё нормально, всё хоро­шо. Всё-таки ваш следователь – старший следователь краевой прокуратуры Курьят Владимир Кузьмич. И уже в по­следний день приходит и говорит: «Ну, может быть, ещё надо для удовлетворе­ния, чтобы (вдруг кто-нибудь спросит) в письменном виде, что вы желаете за­щитника». Я говорю: «Но Вы же созва­нивались». – «Да, – ГОВОРИТ, – всё так, но напишите всё-таки». Оказывается, всё это плелась интрига, просто хит­рость, но что сделаешь?..

СУДЬЯ: Лапкин, всё же это заявле­ние без внимания не оставлено, с этим вы согласитесь?

ЛАПКИН: Я согласен, что, если я про­сил хлеба, заявление подшили, а хлеба мне не дали, какой мне прок, бумажкой же я не питаюсь. Мне ею, как говорят, по-тюремному... отвели в сторону и бро­сили меня на произвол судьбы.

СУДЬЯ: Согласитесь, что нарушать закон мы не можем.

(Речь идёт о том, что диакон Сергей Бурдин готовился быть защитником на суде. Изучал для этого специальную ли­тературу. Работая в библиотеке, он нашел ряд документов, циркуляров партии и правительства, в которых говорилось о фактах притеснения верующих и даже напрямую инспирировались ад­министративные меры в отношении них (фактов притеснения). Всё это он хотел огласить на суде, поскольку огла­шение таких фактов Игнатием Лапкиным вменялось ему в вину, как клевета на советский строй. Но защитником Сергею Бурдину не дали стать. У него провели обыск и сделали его свидете­лем по делу Лапкина. Свидетелю же на основании статьи УПК быть защитни­ком не разрешается.)

ЛАПКИН: Знаете, одно дело закон, а чувство любви выше. Он не свидетель фактически. И вас могли бы вызвать, и вы не стали бы моим судьей.

СУДЬЯ: Ну, и никаких разговоров, конечно, о том, что вы...

ЛАПКИН: Конечно, закон есть чело­веческий закон. Я ничего не знаю в этих законах. Но я знаю только то, что обман-то остался. Мне следователь ещё подчеркнул: назаконном основании. 30 мая ещё узнал Параскун из вашего управления писал мне: всё утвердили, до конца. Значит, замысел уже был: обмануть. Да что меня обманы­вать, когда я в мешке сижу завязан­ный. Меня и обманывать нечего – ни­чего не могу сделать. Никак.

Допрос свидетеля Бурдина Сергея Александровича.

СУДЬЯ: Ладно. Свидетель Бурдин здесь? Пожалуйста, встаньте. Где вы сейчас служите? У нас возникли сомне­ния. В протоколе не указано.

БУРДИН: Это отношение к делу не имеет.

СУДЬЯ: Где вы служите?

БУРДИН: Я повторяю, что это отно­шения к делу не имеет. Я работаю в Тро­ицкой церкви г. Красноярска.

СУДЬЯ: Кем?

БУРДИН: Вам третий раз повторять, что это отношения к делу не имеет?

СУДЬЯ: Пожалуйста, повторите.

БУРДИН: Запишите себе, что вы за­даете вопросы не по делу.

СУДЬЯ: Мы усомнились в том, рабо­таете ли вы. На наш запрос о том, рабо­таете ли вы, мы попросили подтвержде­ния. Уполномоченный по делам рели­гий при Совмине по Красноярскому краю Лугунков ответил в телеграмме: «Регистрационная справка на диакона Троицкой церкви г. Красноярска Бурдина Сергея изъята мною в мае 1986 го­да». То есть Вы не являетесь священно­служителем и не вправе носить одежду.

БУРДИН: Священнослужителем я бу­ду являться даже тогда, когда не буду гражданином Советского Союза. Запи­шите у себя там: статус священнослу­жителя пожизнен, если его не снимет Синод Русской Православной Церкви.

СУДЬЯ: Оснований носить эту вот одежду (указывает на рясу, в которую облачён диакон Сергей) у Вас нет. Поэтому Вы являетесь в ней не иначе как только с провокационной целью.

БУРДИН: Вы глубоко заблуждаетесь. До тех пор, пока я нахожусь в сане диа­кона, я имею право носить свою одеж­ду где угодно. Закон это разрешает.

СУДЬЯ: Основания надо иметь.

БУРДИН: Для этого есть полное осно­вание: свидетельство о том, что я руко­положенный диакон.

СУДЬЯ: Всё, Бурдин. К Вам вопросов больше нет. На сегодня работу заканчи­ваем до десяти часов завтрашнего дня.

1 июля. 10 часов местного времени.

СУДЬЯ: Продолжаем судебное засе­дание. Судебная коллегия сочла необ­ходимым пригласить на судебное засе­дание экспертов, которые давали за­ключение по научно-религиоведческой экспертизе. Необходимость вызвать их возникла в связи с чем: ну, во-первых, подвергает сомнению выводы Лапкин. Заявление Лапкина от 26 июня 1986 года:

«Просил неоднократно и ныне насто­ятельно требую полной переэксперти­зы всех материалов, предъявленных мне в обвинении, как заведомо ложных, порочащих советский государственный и общественный строй. Эту просьбу я выражаю с первого дня после ареста моего. По всей видимости, экспертизы никакой не было, хотя бы потому, что слушать и давать заключение на каж­дый материал должны не менее двух экспертов. Согласно оплаты эксперти­зы, на прослушивание записей затра­чено 210 рублей, т.е. прослушано едва ли 80 часов. А на экспертизу было пред­ставлено работ на 335 часов. Как же за 80 часов могли прослушать эти 335 ча­сов? И определение экспертизы, что «XX век христианства» и «Трагедия Рус­ской Церкви» – есть выдумка и ложные измышления, тогда что же было при­знано на двадцать втором съезде пар­тии? Это история, быль, а не измышле­ния. Рогозин, Ярл Пейсти, Дудко – это чисто религиозные записи. Если начи­тано всё религиозное, истинное, то нет и нужды... поднимать всё за 1980 год.

«Ложные измышления» – это есть утверждения в моём обвинительном заключении, будто бы я знаю, что в этих произведениях есть неправда, и распространяю. Нет, я истинно и искренне верю в то, что так оно и было, как написано в инкриминируемом мне материа­ле.

Слава Богу за всё. Лапкин».

Допрос экспертов Нагорновой Людмилы Корнеевны и Антоновой Надежды Ивановны.

СУДЬЯ: Приглашены на судебное заседание руководитель комиссии Нагорнова Людмила Корнеевна и член комис­сии Антонова Надежда Ивановна. По­жалуйста, Нагорнова Людмила Корне­евна, несколько организационных во­просов: себя назовите, какая у Вас должность.

НАГОРНОВА: Нагорнова Людмила Корнеевна.

СУДЬЯ: Какой год рождения?

НАГОРНОВА: 1944-й.

СУДЬЯ: Адрес?

НАГОРНОВА: Свердлова 11, кв. 28.

СУДЬЯ: Должность назовите.

НАГОРНОВА: Доцент кафедры фи­лософии Алтайского государственного медицинского института.

СУДЬЯ: Образование?

НАГОРНОВА: Высшее.

СУДЬЯ: Стаж работы по специаль­ности?

НАГОРНОВА: 18 лет.

СУДЬЯ: Пожалуйста, чтобы не воз­вращаться, запишем и Вас, Антонова Надежда Ивановна.

СУДЬЯ: Место работы и должность?

АНТОНОВА: Доцент Алтайского по­литехнического института, кандидат философских наук.

СУДЬЯ: Образование?

АНТОНОВА: Высшее.

СУДЬЯ: Мы вас обеих предупрежда­ем: за дачу ложных показаний... Пер­вый вопрос: ваше мнение по отноше­нию к тому заявлению, которое вами было дано в ходе предварительного следствия. Поддерживаете ли вы выво­ды на сегодняшний день?

НАГОРНОВА: Да. Без сомнения. За­ключение дано верное.

СУДЬЯ: Сомнения Лапкина Вы може­те развеять по поводу прослушивания по времени?

НАГОРНОВА: Ну, по времени, во-пер­вых, смотрели сразу четыре человека одновременно. Некоторые плёнки смот­релись от начала до конца. Вот например я лично «о. Арсения» от начала до конца, «Свидетельство Марии Евлампиевны» – от начала до конца. «Масонство» и другие. Следующий момент, который нужно выделить...

СУДЬЯ: А остальные?

НАГОРНОВА: Да. остальные в это же время. Надежда Ивановна «Масонство» смотрела. И так далее. Ряд плёнок смот­релось в объеме, ну, для нас достаточном для заключения. Картина была со­вершенно ясная. И последний момент: ряд плёнок полностью были идентичны текстам, которые были представлены: Рагозин... Причем это было проверено. Сличаются текст и плёнка. Так что всё... в достаточной мере...

СУДЬЯ: Хорошо. В заключении не нашли отражение ваши выводы по ря­ду работ: Рагозин «Существует ли за­гробная жизнь?», «Совокупность совер­шенства», «Кто же этот?». Проповеди Дмитрия Дудко есть. «Во время и не во­ время» нашло отражение, а вот «Бесе­ды» его и проповеди Ярла Пейсти... Со­держат ли в какой-либо форме (завуалированно или прямо) клеветнические измышления? Если содержат, то кон­кретно в чём? Мы ряд работ...

НАГОРНОВА (перебивает): Ну, в принципе, мне знакома «Существует ли загробная жизнь?» Рагозина, «Кто же этот?». Мне кажется, если возник такой вопрос, нужно дать время дополнитель­ное, чтобы всё было доказательно, пол­ностью... Для этого нужно...

СУДЬЯ: Чтобы было доказательно?

НАГОРНОВА: Да. чтобы было дока­зательно, чтобы вот постранично бук­вально. Во всяком случае, по «Суще­ствует, ли загробная жизнь?» я могу сказать.

СУДЬЯ: Значит, эта работа вами ис­следована?

НАГОРНОВА: Да, конечно, конечно. Страницы 15, 10, 18-я страница. В пре­дисловии, и не только в предисловии, где напрямую... Это Рагозина «Существует ли загробная жизнь?», где апологети­чески весьма нам хорошо...

СУДЬЯ: Сколько времени потребует­ся для дополнительной экспертизы?

НАГОРНОВА: Дня три нужно, чтобы всё...

ЛАПКИН: ...(неразборчиво).

СУДЬЯ: Конечно. Сейчас. Произведения экспертами исследовались. На ряд работ, Вы сами слышали, ответы есть, поставлены. Эксперты рассматривали произведение в той или иной мере, так или иначе ответы на ряд работ, на по­ставленные вопросы даны. А вот на эти, сами Вы заметили, что по Рагозину полная экспертиза... Да?

ЛАПКИН: По Рагозину вообще ниче­го нет, никакого ответа не получили ещё.

СУДЬЯ: Никакого ответа нет, так как экспертиза неполная.

ЛАПКИН: Экспертизы и не было ни­какой и не может быть. В этом мы убе­димся через три дня. Мне хотелось бы задать вопрос по Ярлу Пейсти. Если по Рогозину есть...

СУДЬЯ: Лапкин. Лапкин, подождите немного... Не Вы один исследовали, су­дебная коллегия тоже исследовала... И мы пришли к такому мнению: не на все вопросы даны ответы, поэтому мы и пригласили специалистов, которых мы видим в зале. Работы тоже назвали, ко­торые необходимо исследовать. Вот у Вас что-то будет дополнительно... неяс­ное по экспертизе?

ЛАПКИН: Да, неясно по «Совокуп­ность совершенства». Конкретно ука­зать, что относится кo мне в обвинении, а не то, что там такие выражения, на­пример, что атеизм ничего не несёт в се­бе морально, на чём можно построить настоящую и будущую жизнь. Эта фраза к обвинению не относится. Я хо­тел...

СУДЬЯ (перебивает): Значит, вы экс­перту ставите вопрос: конкретно содер­жатся ли в работе Рагозина какие либо клеветнические измышления?

ЛАПКИН: Да, измышления. Конечно, если в Бога она не верит...

СУДЬЯ: Если содержится, как Вы го­ворите: хотя бы одну строчку назовите, если содержится, то конкретно, какую...

ЛАПКИН: Конкретно указать, на это. Если она в Бога, говорю, не верит, то она скажет: ты веришь в Бога – это кле­вета. Вот и всё. Так ведь до чего угодно можно дойти. И там именно об этом речь идёт.

СУДЬЯ: Вопрос понятен.

ЛАПКИН: Теперь по Ярлу Пейсти. Книг нет, но понятно...

СУДЬЯ (перебивает): Есть плёнки.

ЛАПКИН. Знаете, я пару слов в кон­це скажу Вам, потому что помните: вои­ны прибежали, у них ещё руки от стра­ха тряслись, продали своё и детей... спасение навеки.

СУДЬЯ: Лапкин, Лапкин...

ЛАПКИН: Я сейчас хотел о Ярле Пейсти сказать. Ведь по Ярлу Пейсти книг нет. И только Ярла Пейсти слушать 135 часов. И так, как мы слушали: в одном месте, в другом (Игнатий говорит здесь о прослушивании плёнок в закрытом за­седании суда). Меня судья спрашивает: «Ну, в общем, дальше такое?» Да, такое. Потому что я знаю: 135 часов слушать – не смотреть, как вы говорите: «Мы просматривали с Надеждой Ивановной». Плёнки не смотреть надо, их слу­шать надо.

НАГОРНОВА: ...(пытается перебить)

ЛАПКИН: Я прошу вас выслушать, вопрос конкретно ставлю: чтобы вы из Ярла Пейсти нашли такие выражения, которые назывались бы не так. Допу­стим, вот из Тамбова, написано, что это центр там шпионский. Вы тут наговори­те, я готов сам себя уже расстрелять. Вы не центр называйте, не котёл, где ва­рилось что-то, а конкретно пищу. А то: «Он работает в том центре, сбор поли­тической информации». Я этого ничего не знаю. Я проповеди беру в чистом ви­де, как они есть. А какое знамя на них, звезда шестиконечная или свастика, мне это...

СУДЬЯ: Вопрос в связи с работой Яр­ла Пейсти какой будет?

ЛАПКИН: То же самое: что относится ко мне, к обвинению, что я распростра­няю заведомо ложные измышления. Содержат ли они это? То есть плёнок предоставлено пятнадцать...

СУДЬЯ (перебивает. диктует секретарше): ...если содержатся, то какие...

ЛАПКИН: Какая дорожка, какое место, чтобы мы могли прослушать. И желательно, если можно, чтобы люди это услышали. И теперь: выслушать всю плёнку, а не так, чтобы вы взяли в од­ном месте, и, например, назвал свой адрес автор – Стокгольм: «А! Стокгольм – не наше. Под топор». Чтобы так не было.

НАГОРНОВА: Нет.

ЛАПКИН (перебивает): Но, однако, так. В вашем заключении пока ничего не было, кроме того, что радиостанция ненашенская. Больше ничего нету.

СУДЬЯ: Вы так увлекаетесь собой, только сами себя и слушаете.

ЛАПКИН: Нет. Ну, я же расстаюсь с че­ловеком. Больше я с ней не буду...

СУДЬЯ (перебивает): Погодите минутку. Вы не слушаете никого, кроме само­го себя. Мы пригласили специалистов, чтобы поставить вопрос перед судом. Пожалуйста, поставили. По Рагозинским работам: содержатся ли конкрет­но и в чём выражается? По Ярлу Пейсти то же самое.

ЛАПКИН: Что относится к преступлению, а не то, что с атеизмом; там напи­сано, мы не согласились. «Ах, так! Ате­изм – наша государственная религия, значит...»

СУДЬЯ (перебивает): Поставили задачу перед экспертами?

ЛАПКИН: Да, чтобы так звучало.

СУДЬЯ: Ещё какую?

ЛАПКИН: О произведениях о. Дм. Дудко – не смотреть, а слушать я про­шу. Проповеди Дудко... а проповедей там – 4 плёнки. Чтобы также было ука­зано: плёнка, дорожка и о чём.

 СУДЬЯ: Вопросы те же самые?

ЛАПКИН: Те же самые. Теперь:«От тьмы к свету», потому что даже в обвинительном заключении, вот этом, на 6 и на 13 и страницах совершенно противоположное напечатал следователь: в одном месте написано «антисоветские», а потом одумался и говорит «всё дореволюционное»...

(На этом полученная нами самиздатская запись обрывается)».

(«Русская мысль» Париж. № 3650 5 декабря 1986 г., стр. 7 «Советский Союз сегодня»).

(Судья: Макаров Владимир Александрович, р. т. 22-44-85, ныне судья в арбитражном суде. Прокурор Мордовин Я. И. умер. Свидетель свящ. Скачков М. Ф. умер, Яковлев Г. М. (впоследствии иеромонах Григорий) – убит кришнаитом.)

Труды «Златоуста» коммунисты не признавали вредными. Они говорили тогда через сотрудников КГБ Никулина Ю. М. (тел. 36-88-82): хоть мешками тиражируй их. Почему? Но тогда, когда Иоанн говорил к живым людям, нарушителям Божественных законов, его арестовали, и сослали, и он погиб от мучений. Но если бы он жил сегодня и говорил то же самое, буква в букву, что и тогда, но только по отношению к нынешним правителям, то пощадили ли бы они его? Значит труды имеют силу только от того, применяем ли мы их к нынешнему моменту и достигаем ли сердец живущих ныне этими трудами.

Оживотвори то, что живо, но под пеплом времени. Соделай опасным и то, что было опасным когда-то для врагов Божиих.

219